Капанцян, Григорий Айвазович

Григорий Айвазович Капанцян
Գրիգոր Այվազի Ղափանցյան
Дата рождения:	17 февраля 1887(1887-02-17)
Место рождения:	Аштарак
Дата смерти:	3 мая 1957(1957-05-03) (70 лет)
Страна:	СССР
Научная сфера:	лингвистика, история
Альма-матер:	Санкт-Петербургский университет
Награды и премии:

Григорий Айвазович Капанцян (арм. Գրիգոր Այվազի Ղափանցյան, 17 февраля 1887 года, Аштарак — 3 мая 1957 года) — советский историк, лингвист, академик Академии наук Армянской ССР.

Биография

Григорий Айвазович Капанцян закончил Санкт-Петербургский университет в 1913 году. После этого преподавал в семинариях и гимназиях Армении. В 1920 году стал одним из преподавателей-учредителей Ереванского государственного университета, где с 1927 по 1957 годы заведовал кафедрой общего языкознания. В 1930 стал профессором, в 1943 году академиком Академии наук Армянской ССР.

Научная работа

Основные труды посвящены сопоставительно-исторической лингвистике, изучению контактов армянского языка с другими языками Передней Азии. В 1947 году издал книгу «Хайаса — колыбель армян», которая легла в основу теорий армянского этногенеза, которые имеет широкое распространение в мировой науке.

Капанцян был одним из заметных оппонентов Нового учения о языке Н. Я. Марра, за что во время последнего наступления марристов в 1949 году был уволен с работы; он выступил против марризма во время дискуссии 1950 года в газете «Правда».

Память

Мемориальная доска на д 32 по улице Абовяна в Ереване

Ссылки

• [www.sci.am/members.php?mid=82&langid=3 Страница на сайте Академии Наук Армении]

Отрывок, характеризующий Капанцян, Григорий Айвазович

Очевидно было, что l'amour, которую так любил француз, была ни та низшего и простого рода любовь, которую Пьер испытывал когда то к своей жене, ни та раздуваемая им самим романтическая любовь, которую он испытывал к Наташе (оба рода этой любви Рамбаль одинаково презирал – одна была l'amour des charretiers, другая l'amour des nigauds) [любовь извозчиков, другая – любовь дурней.]; l'amour, которой поклонялся француз, заключалась преимущественно в неестественности отношений к женщине и в комбинация уродливостей, которые придавали главную прелесть чувству.
Так капитан рассказал трогательную историю своей любви к одной обворожительной тридцатипятилетней маркизе и в одно и то же время к прелестному невинному, семнадцатилетнему ребенку, дочери обворожительной маркизы. Борьба великодушия между матерью и дочерью, окончившаяся тем, что мать, жертвуя собой, предложила свою дочь в жены своему любовнику, еще и теперь, хотя уж давно прошедшее воспоминание, волновала капитана. Потом он рассказал один эпизод, в котором муж играл роль любовника, а он (любовник) роль мужа, и несколько комических эпизодов из souvenirs d'Allemagne, где asile значит Unterkunft, где les maris mangent de la choux croute и где les jeunes filles sont trop blondes. [воспоминаний о Германии, где мужья едят капустный суп и где молодые девушки слишком белокуры.]
Наконец последний эпизод в Польше, еще свежий в памяти капитана, который он рассказывал с быстрыми жестами и разгоревшимся лицом, состоял в том, что он спас жизнь одному поляку (вообще в рассказах капитана эпизод спасения жизни встречался беспрестанно) и поляк этот вверил ему свою обворожительную жену (Parisienne de c?ur [парижанку сердцем]), в то время как сам поступил во французскую службу. Капитан был счастлив, обворожительная полька хотела бежать с ним; но, движимый великодушием, капитан возвратил мужу жену, при этом сказав ему: «Je vous ai sauve la vie et je sauve votre honneur!» [Я спас вашу жизнь и спасаю вашу честь!] Повторив эти слова, капитан протер глаза и встряхнулся, как бы отгоняя от себя охватившую его слабость при этом трогательном воспоминании.
Слушая рассказы капитана, как это часто бывает в позднюю вечернюю пору и под влиянием вина, Пьер следил за всем тем, что говорил капитан, понимал все и вместе с тем следил за рядом личных воспоминаний, вдруг почему то представших его воображению. Когда он слушал эти рассказы любви, его собственная любовь к Наташе неожиданно вдруг вспомнилась ему, и, перебирая в своем воображении картины этой любви, он мысленно сравнивал их с рассказами Рамбаля. Следя за рассказом о борьбе долга с любовью, Пьер видел пред собою все малейшие подробности своей последней встречи с предметом своей любви у Сухаревой башни. Тогда эта встреча не произвела на него влияния; он даже ни разу не вспомнил о ней. Но теперь ему казалось, что встреча эта имела что то очень значительное и поэтическое.