Кунов, Генрих

Кунов Генрих
нем. Heinrich Cunow
Дата рождения:	11 апреля 1862(1862-04-11)
Место рождения:	Шверин
Дата смерти:	26 августа 1936(1936-08-26) (74 года)
Место смерти:	Берлин
Научная сфера:	история, социология

Генрих Кунов (нем. Heinrich Cunow, 11 апреля 1862, Шверин — 26 августа 1936, Берлин) — немецкий историк, социолог, этнограф, публицист; один из теоретиков германской социал-демократии.

Биография

Вырос в небогатой семье рабочего сцены. Учился в Ганновере. Работал бухгалтером на фабрике обоев. Примкнул к социал-демократическому движению, самостоятельно изучал марксизм, а также философию Канта и Гегеля. Начал сотрудничать в социал-демократической печати. С 1898 года был одним из редакторов социал-демократического теоретического журнала «Die Neue Zeit», издававшегося Карлом Каутским. Одновременно с 1902 года редактор главного органа немецких социал-демократов — газеты «Форвертс» („Vorwärts“).

Во время Первой мировой войны 1914—1918 годов сначала выступал против военных кредитов, но уже с октября 1914 года стал «социал-шовинистом», то есть выступал с позиций защиты своего отечества. После войны оставался на крайне правых позициях в социал-демократии.

В 1917—1923 сменил на должности главного редактора «Die Neue Zeit» центриста Карла Каутского. В 1919—1930 годах профессор Берлинского университета, в 1919—1924 годах директор Музея народоведения.

Труды

Автор многочисленных работ по истории первобытного общества, эклектически сочетавших некоторые положения марксизма с теориями, заимствованными из этнографии «экономического направления».

Работа Кунова «Теологическая или этнологическая история религии?» („Theologische oder ethnologische Religionsgeschichte?“; 1910) была переработана И. И. Скворцовым-Степановым и издана на русском языке под названием «Происхождение нашего бога» (1919, новое издание 1958). Труд Кунова о Великой французской революции (1908) в русском переводе вышел под названием «Борьба классов и партий в Великой французской революции 1789—1794 гг.», 3 изд., 1923).

В более поздних работах предпринял попытку ревизии положений марксизма. История в трактовке Кунова — это процесс постепенных социальных изменений, в которых «политические революции» будто бы не играют существенной роли. Социология в работах Кунова сближается с позитивистской эволюционной теорией, соединённой с экономическим материализмом. Главный философский труд Кунова «Марксова теория исторического процесса общества и государства» („Die Marxsche Geschichts-, Gesellschafts- und Staatstheorie“, т. 1—2, 1920—1921, русский перевод 2-го тома 1930) направлен против учения о пролетарской революции и диктатуре пролетариата.

В 4-томном исследовании «История хозяйства» (1926—1931, русский перевод 1-го тома — «Хозяйство первобытных и полукультурных народов», 1929) Кунов полностью игнорирует понятие социально-экономической формации.

Посмертно вышло исследование о государстве инков („Geschichte und Kultur des Inkareichs“, 1937).

Сочинения

• Социология и этнология, СПБ, 1905;
• О происхождении брака и семьи, М., 1923;
• Очерки по истории первобытной культуры, ч. 1, Минск, 1923 (соавтор);
• Возникновение религии и веры в бога, 4 изд., М. — Л., 1925;
• Первобытный коммунизм, X., 1926.
• [istmat.info/node/28958 Борьба классов и партий в Великой французской революции / перевод с нем. И.Степанова (М.-Пг.: государственное издательство. 1923)]
• [istmat.info/node/28957 Политические кофейни: парижские силуэты времен Великой французской революции / перевод с нем. (Л.: Прибой. 1926)]
• [istmat.info/node/28959 Французская пресса в первые годы Великой революции / перевод с нем. (Петроград: государственное издательство. 1919)]

Ссылки

• Кунов Генрих — статья из Большой советской энциклопедии.

Отрывок, характеризующий Кунов, Генрих

Княгиня вошла. Пассаж оборвался на середине; послышался крик, тяжелые ступни княжны Марьи и звуки поцелуев. Когда князь Андрей вошел, княжна и княгиня, только раз на короткое время видевшиеся во время свадьбы князя Андрея, обхватившись руками, крепко прижимались губами к тем местам, на которые попали в первую минуту. M lle Bourienne стояла около них, прижав руки к сердцу и набожно улыбаясь, очевидно столько же готовая заплакать, сколько и засмеяться.
Князь Андрей пожал плечами и поморщился, как морщатся любители музыки, услышав фальшивую ноту. Обе женщины отпустили друг друга; потом опять, как будто боясь опоздать, схватили друг друга за руки, стали целовать и отрывать руки и потом опять стали целовать друг друга в лицо, и совершенно неожиданно для князя Андрея обе заплакали и опять стали целоваться. M lle Bourienne тоже заплакала. Князю Андрею было, очевидно, неловко; но для двух женщин казалось так естественно, что они плакали; казалось, они и не предполагали, чтобы могло иначе совершиться это свидание.
– Ah! chere!…Ah! Marieie!… – вдруг заговорили обе женщины и засмеялись. – J'ai reve сette nuit … – Vous ne nous attendez donc pas?… Ah! Marieie,vous avez maigri… – Et vous avez repris… [Ах, милая!… Ах, Мари!… – А я видела во сне. – Так вы нас не ожидали?… Ах, Мари, вы так похудели. – А вы так пополнели…]
– J'ai tout de suite reconnu madame la princesse, [Я тотчас узнала княгиню,] – вставила m lle Бурьен.
– Et moi qui ne me doutais pas!… – восклицала княжна Марья. – Ah! Andre, je ne vous voyais pas. [А я не подозревала!… Ах, Andre, я и не видела тебя.]
Князь Андрей поцеловался с сестрою рука в руку и сказал ей, что она такая же pleurienicheuse, [плакса,] как всегда была. Княжна Марья повернулась к брату, и сквозь слезы любовный, теплый и кроткий взгляд ее прекрасных в ту минуту, больших лучистых глаз остановился на лице князя Андрея.
Княгиня говорила без умолку. Короткая верхняя губка с усиками то и дело на мгновение слетала вниз, притрогивалась, где нужно было, к румяной нижней губке, и вновь открывалась блестевшая зубами и глазами улыбка. Княгиня рассказывала случай, который был с ними на Спасской горе, грозивший ей опасностию в ее положении, и сейчас же после этого сообщила, что она все платья свои оставила в Петербурге и здесь будет ходить Бог знает в чем, и что Андрей совсем переменился, и что Китти Одынцова вышла замуж за старика, и что есть жених для княжны Марьи pour tout de bon, [вполне серьезный,] но что об этом поговорим после. Княжна Марья все еще молча смотрела на брата, и в прекрасных глазах ее была и любовь и грусть. Видно было, что в ней установился теперь свой ход мысли, независимый от речей невестки. Она в середине ее рассказа о последнем празднике в Петербурге обратилась к брату:
– И ты решительно едешь на войну, Andre? – сказала oia, вздохнув.
Lise вздрогнула тоже.
– Даже завтра, – отвечал брат.
– II m'abandonne ici,et Du sait pourquoi, quand il aur pu avoir de l'avancement… [Он покидает меня здесь, и Бог знает зачем, тогда как он мог бы получить повышение…]
Княжна Марья не дослушала и, продолжая нить своих мыслей, обратилась к невестке, ласковыми глазами указывая на ее живот:
– Наверное? – сказала она.
Лицо княгини изменилось. Она вздохнула.
– Да, наверное, – сказала она. – Ах! Это очень страшно…
Губка Лизы опустилась. Она приблизила свое лицо к лицу золовки и опять неожиданно заплакала.
– Ей надо отдохнуть, – сказал князь Андрей, морщась. – Не правда ли, Лиза? Сведи ее к себе, а я пойду к батюшке. Что он, всё то же?
– То же, то же самое; не знаю, как на твои глаза, – отвечала радостно княжна.
– И те же часы, и по аллеям прогулки? Станок? – спрашивал князь Андрей с чуть заметною улыбкой, показывавшею, что несмотря на всю свою любовь и уважение к отцу, он понимал его слабости.
– Те же часы и станок, еще математика и мои уроки геометрии, – радостно отвечала княжна Марья, как будто ее уроки из геометрии были одним из самых радостных впечатлений ее жизни.
Когда прошли те двадцать минут, которые нужны были для срока вставанья старого князя, Тихон пришел звать молодого князя к отцу. Старик сделал исключение в своем образе жизни в честь приезда сына: он велел впустить его в свою половину во время одевания перед обедом. Князь ходил по старинному, в кафтане и пудре. И в то время как князь Андрей (не с тем брюзгливым выражением лица и манерами, которые он напускал на себя в гостиных, а с тем оживленным лицом, которое у него было, когда он разговаривал с Пьером) входил к отцу, старик сидел в уборной на широком, сафьяном обитом, кресле, в пудроманте, предоставляя свою голову рукам Тихона.