Мартиросян, Гайк Оганесович

Гайк Оганесович Мартиросян
арм. Մարտիրոսյան Հայկ Հովհաննեսի
Дата рождения	22 декабря 1903(1903-12-22)
Место рождения	Баку, Российская империя
Дата смерти	15 апреля 1995(1995-04-15) (91 год)
Место смерти	Ереван, Армения
Принадлежность	СССР СССР
Род войск	пехота
Годы службы	1918—1954
Звание
Командовал	Армянская стрелковая дивизия, 239-я стрелковая дивизия, 90-й стрелковый корпус, 89-я стрелковая дивизия
Сражения/войны	Гражданская война в России, Великая Отечественная война
Награды и премии

Гайк Огане́сович Мартирося́н (арм. Մարտիրոսյան Հայկ Հովհաննեսի; 22 декабря 1903, Баку, Российская империя — 15 апреля 1995, Ереван, Армения) — советский военачальник, генерал-майор Советской армии (1943). Участник гражданской и Великой Отечественной войн. В начальный период войны в качестве командира 239-й моторизованной (стрелковой) дивизии участвовал в Московской (1941—1942) и Ржевской (1942—1943) битвах, а затем в качестве заместителя и врио командующего 43-й армией и командира 90-го стрелкового корпуса 1-го Прибалтийского фронта участвовал в разгроме немецких войск в Прибалтике и Восточной Пруссии, в том числе штурме Кёнигсберга.

Биография

Родился 22 декабря 1903 года в городе Баку в семье нефтяника. Армянин.

В рядах РККА

В Рабоче-крестьянской Красной армии с мая по сентябрь 1918 года и с марта 1922 года. Участник гражданской войны. С мая 1918 года воевал красноармейцем-телефонистом в 3-м Бакинском батальоне 1-й отдельной бригады против турецких войск в районе Ахалцих. В сентябре 1918 году уволен в запас (в приказе об увольнении — отправлен в долгосрочный отпуск).

После гражданской войны в марте 1922 года вновь призван в РККА. Красноармеец Г. О. Мартиросян служил в частях особого назначения в городе Ереван. В 1922 году переехал вместе с семьёй из Баку в Ереван.

С мая 1923 года — курсант военно-политических курсов Отдельной Кавказской Краснознамённой армии, по окончании которых служил в 1-м Армянском стрелковом полку в должностях политрука роты, командира и политрука роты, командира батальона, а затем помощника начальника штаба полка по разведке.

В 1924 году Г. О. Мартиросян в составе 1-го Армянского стрелкового полка участвовал в подавлении меньшевистского восстания в Манглисе и Душетском районе в Грузии. В 1925 году окончил военно-политические курсы Отдельной Кавказской Краснознамённой армии. В 1926 году вступил в ВКП(б)/КПСС.

В период с октября 1926 года по сентябрь 1927 года обучался на стрелково-тактических курсах усовершенствования комсостава РККА «Выстрел» им. Коминтерна. В 1929 году в составе 1-го Армянского стрелкового полка участвовал в подавлении антисоветских выступлений дашнаков.

В сентябре 1931 года направлен на разведывательные курсы при 4-м управлении Штаба РККА, по окончании которых с апреля 1932 года служил помощником начальника 1-й части, а затем начальником 2-й части в штабе 48-й стрелковой дивизии.

С апреля 1933 года — слушатель Военной академии РККА им. М. В. Фрунзе, затем с ноября 1936 года был помощником начальника и начальником 1-й части штаба 21-й стрелковой дивизии ОКДВА.

С июня 1938 года — начальник штаба 92-й стрелковой дивизии, с декабря — помощник командира 105-й стрелковой дивизии 1-й Отдельной Краснознамённой армии, с июля 1939 года — командир 5-й стрелковой бригады этой армии (с июля 1940 года — в составе вновь образованного Дальневосточного фронта). С марта 1941 года — командир 239-й мотострелковой дивизии 30-го механизированного корпуса 1-й Краснознамённой армии Дальневосточного фронта.

В годы Великой Отечественной войны

После начала Великой Отечественной войны полковник Г. О. Мартиросян продолжал командовать 239-й мотострелковой дивизией.

15 ноября 1941 года 239-я стрелковая дивизия была выгружена на станции Узловая под Тулой для участия в Московской оборонительной операции. Вела бои с 112-й и 167-й пехотными дивизиями вермахта, участвовала в наступлении на Дедилово. После перехода немецких войск в наступление 18 ноября полковник Г. О. Мартиросян руководил обороной Сталиногорска (ныне Новомосковск Тульской области). Во время контрнаступления под Москвой участвовал в освобождении Плавска, Козельска, а также в блокировании г. Сухиничи. 8 января силами дивизии был захвачен город Серпейск. 26 января 1942 года за исключительно умелое руководство боевыми действиями дивизии полковник Г. О. Мартиросян был представлен командованием 10-й армии к ордену Красного Знамени (награждён 30 апреля 1942).

В боях за Ржев осенью 1942 года сильно контужен. С августа 1942 года находился на излечении в госпитале. С конца декабря по июнь 1943 года обучался в Высшей военной академии РККА им. К. Е. Ворошилова. С июня 1943 года — начальник кафедры пехоты Военной академии РККА им. М. В. Фрунзе. 1 сентября 1943 года присвоено звание генерал-майор. С марта 1944 года — начальник курса этой академии.

С ноября 1944 года генерал-майор Г. О. Мартиросян — и.д. заместителя командующего 43-й армией в составе 1-го Прибалтийского и 3-го Белорусского фронтов. Одновременно с 16 января по 26 февраля 1945 г. — и.д. командира 90-го стрелкового корпуса, который принимал участие в Инстербургско-Кенигсбергской наступательной операции, а затем в обороне побережья залива Куршес-Хафф. Войну закончил в Гдыне.

Послевоенные годы

После войны с января 1946 года генерал-майор Г. О. Мартиросян находился в распоряжении Главного управления кадров НКО СССР, затем в мае того же года был назначен командиром 89-й стрелковой дивизии. За годы его командования дивизия была одной из передовых в округе. По оценке Героя Советского Союза генерал-майора А. В. Казарьяна, служившего под его командованием, в лице Г. О. Мартиросяна «мы видели высокообразованного, опытного, интеллигентного, строгого и заботливого командира, крупного теоретика и практика, одного из лучших методистов по обучению и воспитанию войск».

С января 1951 года — командир 22-го стрелкового корпуса в Закавказском военном округе. С декабря 1953 года — в запасе.

После войны в 1946—1951 годах — командир 89-й стрелковой Таманской дивизии. В 1954 году вышел в отставку. Возглавлял секцию Советского комитета ветеранов войны, участвовал в военно-патриотическом воспитании молодёжи.

В Ереване неоднократно избирался депутатом Верховного Совета Армянской ССР, был председателем научно-методического совета общества «Знание».

Умер 15 апреля 1995 года в Ереване, Армения.

Награды и звания

Советские государственные награды:

• орден Ленина (1947);
• три ордена Красного Знамени (30 апреля 1942, 1944, 1952);
• орден Кутузова II степени (1945);
• два ордена Отечественной войны I степени (1943, в ознаменование 25-й годовщины Военной академии имени М. В. Фрунзе и за успехи в деле подготовки офицерских кадров; 1985);
• медали.

Почётный гражданин столицы Армении Еревана (1985) и города Узловая (8 декабря 1966).

Публикации

• [opac.flib.sci.am/cgi-bin/koha/opac-detail.pl?biblionumber=88158&query_desc=kw,wrdl:%20Մարտիրոսյան%20Հայկ Մարտիրոսյան Հ. Հ., Ռժևի ուղղությամբ: (Հուշեր) — Երևան : Հայաստան, 1970. — 52 էջ.] (арм.). — ( Мартиросян Г. О.. На Ржевском направлении. (Воспоминания) — Ереван: Армения, 1970. - 52 с.).
• [opac.flib.sci.am/cgi-bin/koha/opac-detail.pl?biblionumber=82550&query_desc=kw,wrdl:%20Մարտիրոսյան%20Հայկ Մարտիրոսյան Հ. Հ., Կնյազյան Հ.Ա. Նեմանից մինչև Քյոնիգսբերգ : (Հուշեր Քյոնիգսբերգի գրավման մասին). — Երևան : Հայաստան, 1967. — 26 էջ.] (арм.). — ( Мартиросян Г. О., Князян А. А. От Немана до Кёнигсберга. (Воспоминания о взятии Кёнигсберга). — Ереван: Армения, 1967. — 26 с.).
• [tert.nla.am/archive/HAY%20GIRQ/Ardy/1951-1980/moskvayi%20chakatamart_1968.pdf Մարտիրոսյան Հ. Հ., Կնյազյան Հ.Ա. Մոսկվայի ճակատամարտում : (Հեղինակի հուշերը). — Երևան : Հայաստան, 1968.] (арм.). — ( Матртиросян Г. О., Князян А. А. Битва за Москву (Воспоминания автора). — Ереван: Армения, 1968).
• [opac.flib.sci.am/cgi-bin/koha/opac-detail.pl?biblionumber=101834&query_desc=kw,wrdl:%20Մարտիրոսյան%20Հայկ Մարտիրոսյան Հ. Հ. Առավել մեծ ուշադրություն երիտասարդության ռազմա-հայրենասիրական դաստիարակությանը. — Երևան : Ա. հ., 1975.] (арм.). — ( Матртиросян Г. О. Уделять особо большее внимание военно-патриотическому воспитанию молодёжи. — Ереван. А. и. 1975.).
• [opac.flib.sci.am/cgi-bin/koha/opac-detail.pl?biblionumber=298526&query_desc=se,phr:%22В%20помощь%20лектору%22 Мартиросян Г. О., Марутян В. А. Боевые традиции — могучее средство патриотического воспитания. — Ереван: Общество «Знание» АрмССР, 1981. — 36 с. — (В помощь лектору)] (рус.).

Литература

• Мартиросян Гайк Оганесович // Коллектив авторов. Великая Отечественная: Комкоры. Военный биографический словарь / Под общей редакцией М. Г. Вожакина. — М.; Жуковский: Кучково поле, 2006. — Т. 1. — С. 354—355. — ISBN 5-901679-08-3.
• Мартиросян Гайк Оганесович // Коллектив авторов. Великая Отечественная: Комдивы. Военный биографический словарь. — М.: Кучково поле, 2011. — Т. 1. — 736 с. — 200 экз. — ISBN 978-5-9950-0189-8.
• Казарьян А. В. [ru.hayazg.info/images/9/94/Мартиросян_Гайк_Оганесович_-_Гайк_Мартиросян.doc Всегда в строю] // Война, люди, судьбы. Очерки. — Кн. 1. — Ереван: Советакан грох, 1975. — 329 с.
• Мартиросян Гайк Оганесович // Саркисян С. Т. Энциклопедия Арцах-Карабаха. — СПб., 2005. — 312 с. — ISBN 5-9676-0034-5

На армянском языке

• Հայկական սովետական հանրագիտարան, հատոր 7. 1981 թ., էջ 348—349. (Армянская советская энциклопедия, 7-й том. — С. 348—349.)
• Տիգրան Հայազն, Գարեգին Ղազարյան: 1000 հայազգի գեներալներ,ծովակալներ.-Ե.,Հեղինակային հրատարակություն, 2009 թ.,էջ 482: ISBN 978-9939-53-105-2
• Ղարիբյան, Ցոլակ Լևոնի. Արիության և հաղթանակների ճանապարհով. — Երևան, 1981. — 60 էջ.

Документы

• ЦГАОР АрмССР, ф. 688, в составе коллекции «Участники Великой Отечественной войны», 48 д., 1925—1973

Ссылки

• [ru.hayazg.info/Мартиросян_Гайк_Оганесович Мартиросян Гайк Оганесович] в [ru.hayazg.info энциклопедии фонда «Хайазг»].

Отрывок, характеризующий Мартиросян, Гайк Оганесович

– Да уж… что делать! – с досадой проговорил офицер и взялся за калитку, как бы намереваясь уйти. Он опять остановился в нерешительности.
– Видите ли? – вдруг сказал он. – Я родственник графу, и он всегда очень добр был ко мне. Так вот, видите ли (он с доброй и веселой улыбкой посмотрел на свой плащ и сапоги), и обносился, и денег ничего нет; так я хотел попросить графа…
Мавра Кузминишна не дала договорить ему.
– Вы минуточку бы повременили, батюшка. Одною минуточку, – сказала она. И как только офицер отпустил руку от калитки, Мавра Кузминишна повернулась и быстрым старушечьим шагом пошла на задний двор к своему флигелю.
В то время как Мавра Кузминишна бегала к себе, офицер, опустив голову и глядя на свои прорванные сапоги, слегка улыбаясь, прохаживался по двору. «Как жалко, что я не застал дядюшку. А славная старушка! Куда она побежала? И как бы мне узнать, какими улицами мне ближе догнать полк, который теперь должен подходить к Рогожской?» – думал в это время молодой офицер. Мавра Кузминишна с испуганным и вместе решительным лицом, неся в руках свернутый клетчатый платочек, вышла из за угла. Не доходя несколько шагов, она, развернув платок, вынула из него белую двадцатипятирублевую ассигнацию и поспешно отдала ее офицеру.
– Были бы их сиятельства дома, известно бы, они бы, точно, по родственному, а вот может… теперича… – Мавра Кузминишна заробела и смешалась. Но офицер, не отказываясь и не торопясь, взял бумажку и поблагодарил Мавру Кузминишну. – Как бы граф дома были, – извиняясь, все говорила Мавра Кузминишна. – Христос с вами, батюшка! Спаси вас бог, – говорила Мавра Кузминишна, кланяясь и провожая его. Офицер, как бы смеясь над собою, улыбаясь и покачивая головой, почти рысью побежал по пустым улицам догонять свой полк к Яузскому мосту.
А Мавра Кузминишна еще долго с мокрыми глазами стояла перед затворенной калиткой, задумчиво покачивая головой и чувствуя неожиданный прилив материнской нежности и жалости к неизвестному ей офицерику.


В недостроенном доме на Варварке, внизу которого был питейный дом, слышались пьяные крики и песни. На лавках у столов в небольшой грязной комнате сидело человек десять фабричных. Все они, пьяные, потные, с мутными глазами, напруживаясь и широко разевая рты, пели какую то песню. Они пели врозь, с трудом, с усилием, очевидно, не для того, что им хотелось петь, но для того только, чтобы доказать, что они пьяны и гуляют. Один из них, высокий белокурый малый в чистой синей чуйке, стоял над ними. Лицо его с тонким прямым носом было бы красиво, ежели бы не тонкие, поджатые, беспрестанно двигающиеся губы и мутные и нахмуренные, неподвижные глаза. Он стоял над теми, которые пели, и, видимо воображая себе что то, торжественно и угловато размахивал над их головами засученной по локоть белой рукой, грязные пальцы которой он неестественно старался растопыривать. Рукав его чуйки беспрестанно спускался, и малый старательно левой рукой опять засучивал его, как будто что то было особенно важное в том, чтобы эта белая жилистая махавшая рука была непременно голая. В середине песни в сенях и на крыльце послышались крики драки и удары. Высокий малый махнул рукой.
– Шабаш! – крикнул он повелительно. – Драка, ребята! – И он, не переставая засучивать рукав, вышел на крыльцо.
Фабричные пошли за ним. Фабричные, пившие в кабаке в это утро под предводительством высокого малого, принесли целовальнику кожи с фабрики, и за это им было дано вино. Кузнецы из соседних кузень, услыхав гульбу в кабаке и полагая, что кабак разбит, силой хотели ворваться в него. На крыльце завязалась драка.
Целовальник в дверях дрался с кузнецом, и в то время как выходили фабричные, кузнец оторвался от целовальника и упал лицом на мостовую.
Другой кузнец рвался в дверь, грудью наваливаясь на целовальника.
Малый с засученным рукавом на ходу еще ударил в лицо рвавшегося в дверь кузнеца и дико закричал:
– Ребята! наших бьют!
В это время первый кузнец поднялся с земли и, расцарапывая кровь на разбитом лице, закричал плачущим голосом:
– Караул! Убили!.. Человека убили! Братцы!..
– Ой, батюшки, убили до смерти, убили человека! – завизжала баба, вышедшая из соседних ворот. Толпа народа собралась около окровавленного кузнеца.
– Мало ты народ то грабил, рубахи снимал, – сказал чей то голос, обращаясь к целовальнику, – что ж ты человека убил? Разбойник!
Высокий малый, стоя на крыльце, мутными глазами водил то на целовальника, то на кузнецов, как бы соображая, с кем теперь следует драться.
– Душегуб! – вдруг крикнул он на целовальника. – Вяжи его, ребята!
– Как же, связал одного такого то! – крикнул целовальник, отмахнувшись от набросившихся на него людей, и, сорвав с себя шапку, он бросил ее на землю. Как будто действие это имело какое то таинственно угрожающее значение, фабричные, обступившие целовальника, остановились в нерешительности.
– Порядок то я, брат, знаю очень прекрасно. Я до частного дойду. Ты думаешь, не дойду? Разбойничать то нонче никому не велят! – прокричал целовальник, поднимая шапку.
– И пойдем, ишь ты! И пойдем… ишь ты! – повторяли друг за другом целовальник и высокий малый, и оба вместе двинулись вперед по улице. Окровавленный кузнец шел рядом с ними. Фабричные и посторонний народ с говором и криком шли за ними.
У угла Маросейки, против большого с запертыми ставнями дома, на котором была вывеска сапожного мастера, стояли с унылыми лицами человек двадцать сапожников, худых, истомленных людей в халатах и оборванных чуйках.
– Он народ разочти как следует! – говорил худой мастеровой с жидкой бородйой и нахмуренными бровями. – А что ж, он нашу кровь сосал – да и квит. Он нас водил, водил – всю неделю. А теперь довел до последнего конца, а сам уехал.
Увидав народ и окровавленного человека, говоривший мастеровой замолчал, и все сапожники с поспешным любопытством присоединились к двигавшейся толпе.
– Куда идет народ то?
– Известно куда, к начальству идет.
– Что ж, али взаправду наша не взяла сила?
– А ты думал как! Гляди ко, что народ говорит.
Слышались вопросы и ответы. Целовальник, воспользовавшись увеличением толпы, отстал от народа и вернулся к своему кабаку.
Высокий малый, не замечая исчезновения своего врага целовальника, размахивая оголенной рукой, не переставал говорить, обращая тем на себя общее внимание. На него то преимущественно жался народ, предполагая от него получить разрешение занимавших всех вопросов.
– Он покажи порядок, закон покажи, на то начальство поставлено! Так ли я говорю, православные? – говорил высокий малый, чуть заметно улыбаясь.
– Он думает, и начальства нет? Разве без начальства можно? А то грабить то мало ли их.
– Что пустое говорить! – отзывалось в толпе. – Как же, так и бросят Москву то! Тебе на смех сказали, а ты и поверил. Мало ли войсков наших идет. Так его и пустили! На то начальство. Вон послушай, что народ то бает, – говорили, указывая на высокого малого.
У стены Китай города другая небольшая кучка людей окружала человека в фризовой шинели, держащего в руках бумагу.
– Указ, указ читают! Указ читают! – послышалось в толпе, и народ хлынул к чтецу.
Человек в фризовой шинели читал афишку от 31 го августа. Когда толпа окружила его, он как бы смутился, но на требование высокого малого, протеснившегося до него, он с легким дрожанием в голосе начал читать афишку сначала.
«Я завтра рано еду к светлейшему князю, – читал он (светлеющему! – торжественно, улыбаясь ртом и хмуря брови, повторил высокий малый), – чтобы с ним переговорить, действовать и помогать войскам истреблять злодеев; станем и мы из них дух… – продолжал чтец и остановился („Видал?“ – победоносно прокричал малый. – Он тебе всю дистанцию развяжет…»)… – искоренять и этих гостей к черту отправлять; я приеду назад к обеду, и примемся за дело, сделаем, доделаем и злодеев отделаем».
Последние слова были прочтены чтецом в совершенном молчании. Высокий малый грустно опустил голову. Очевидно было, что никто не понял этих последних слов. В особенности слова: «я приеду завтра к обеду», видимо, даже огорчили и чтеца и слушателей. Понимание народа было настроено на высокий лад, а это было слишком просто и ненужно понятно; это было то самое, что каждый из них мог бы сказать и что поэтому не мог говорить указ, исходящий от высшей власти.
Все стояли в унылом молчании. Высокий малый водил губами и пошатывался.
– У него спросить бы!.. Это сам и есть?.. Как же, успросил!.. А то что ж… Он укажет… – вдруг послышалось в задних рядах толпы, и общее внимание обратилось на выезжавшие на площадь дрожки полицеймейстера, сопутствуемого двумя конными драгунами.
Полицеймейстер, ездивший в это утро по приказанию графа сжигать барки и, по случаю этого поручения, выручивший большую сумму денег, находившуюся у него в эту минуту в кармане, увидав двинувшуюся к нему толпу людей, приказал кучеру остановиться.
– Что за народ? – крикнул он на людей, разрозненно и робко приближавшихся к дрожкам. – Что за народ? Я вас спрашиваю? – повторил полицеймейстер, не получавший ответа.
– Они, ваше благородие, – сказал приказный во фризовой шинели, – они, ваше высокородие, по объявлению сиятельнейшего графа, не щадя живота, желали послужить, а не то чтобы бунт какой, как сказано от сиятельнейшего графа…
– Граф не уехал, он здесь, и об вас распоряжение будет, – сказал полицеймейстер. – Пошел! – сказал он кучеру. Толпа остановилась, скучиваясь около тех, которые слышали то, что сказало начальство, и глядя на отъезжающие дрожки.
Полицеймейстер в это время испуганно оглянулся, что то сказал кучеру, и лошади его поехали быстрее.
– Обман, ребята! Веди к самому! – крикнул голос высокого малого. – Не пущай, ребята! Пущай отчет подаст! Держи! – закричали голоса, и народ бегом бросился за дрожками.
Толпа за полицеймейстером с шумным говором направилась на Лубянку.
– Что ж, господа да купцы повыехали, а мы за то и пропадаем? Что ж, мы собаки, что ль! – слышалось чаще в толпе.


Вечером 1 го сентября, после своего свидания с Кутузовым, граф Растопчин, огорченный и оскорбленный тем, что его не пригласили на военный совет, что Кутузов не обращал никакого внимания на его предложение принять участие в защите столицы, и удивленный новым открывшимся ему в лагере взглядом, при котором вопрос о спокойствии столицы и о патриотическом ее настроении оказывался не только второстепенным, но совершенно ненужным и ничтожным, – огорченный, оскорбленный и удивленный всем этим, граф Растопчин вернулся в Москву. Поужинав, граф, не раздеваясь, прилег на канапе и в первом часу был разбужен курьером, который привез ему письмо от Кутузова. В письме говорилось, что так как войска отступают на Рязанскую дорогу за Москву, то не угодно ли графу выслать полицейских чиновников, для проведения войск через город. Известие это не было новостью для Растопчина. Не только со вчерашнего свиданья с Кутузовым на Поклонной горе, но и с самого Бородинского сражения, когда все приезжавшие в Москву генералы в один голос говорили, что нельзя дать еще сражения, и когда с разрешения графа каждую ночь уже вывозили казенное имущество и жители до половины повыехали, – граф Растопчин знал, что Москва будет оставлена; но тем не менее известие это, сообщенное в форме простой записки с приказанием от Кутузова и полученное ночью, во время первого сна, удивило и раздражило графа.
Впоследствии, объясняя свою деятельность за это время, граф Растопчин в своих записках несколько раз писал, что у него тогда было две важные цели: De maintenir la tranquillite a Moscou et d'en faire partir les habitants. [Сохранить спокойствие в Москве и выпроводить из нее жителей.] Если допустить эту двоякую цель, всякое действие Растопчина оказывается безукоризненным. Для чего не вывезена московская святыня, оружие, патроны, порох, запасы хлеба, для чего тысячи жителей обмануты тем, что Москву не сдадут, и разорены? – Для того, чтобы соблюсти спокойствие в столице, отвечает объяснение графа Растопчина. Для чего вывозились кипы ненужных бумаг из присутственных мест и шар Леппиха и другие предметы? – Для того, чтобы оставить город пустым, отвечает объяснение графа Растопчина. Стоит только допустить, что что нибудь угрожало народному спокойствию, и всякое действие становится оправданным.
Все ужасы террора основывались только на заботе о народном спокойствии.
На чем же основывался страх графа Растопчина о народном спокойствии в Москве в 1812 году? Какая причина была предполагать в городе склонность к возмущению? Жители уезжали, войска, отступая, наполняли Москву. Почему должен был вследствие этого бунтовать народ?