Гладынюк, Григорий Пантелеймонович
| Григорий Пантлеймонович Гладынюк | |
 | |
| Дата рождения: | |
|---|---|
| Место рождения: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
| Гражданство: | |
Григорий Пантлеймонович Гладынюк (22 (10) января 1833 года, Базалия, Российская империя — 7 августа 1911 года, Пятигорск) — киевский купец и меценат.
Биография
Григорий Гладынюк родился в крестьянской семье в местечке Базалия Староконстантиновского района Волынской губернии. После отмены крепостного права он переехал в Киев, где устроился подсобным рабочим в гостиницу «Европейская». Впоследствии Гладынюк стал работать на кухне, а в 1871 году переведён на должность старшего повара. Обзаведясь за шесть лет работы некоторым капиталом, Гладынюк начал задумываться об открытии своего дела. В 1878 году он стал арендатором трёхэтажного здания гостиницы «Большая национальная» на углу Крещатика и Бессарабской площади, принадлежавшего купчихе Христине Семёновне Марр. Григорий Пантелеевич занялся реорганизацией гостиницы, открыл хороший ресторан, наладил сервис. Вскоре он стал преуспевающим предпринимателем, высоко подняв своё положение в обществе.
В 1883 году Гладынюк приобрел большой участок земли на углу Фундуклеевской и Ново-Елизаветинской улиц, на котором выстроил трёхэтажное здание для гостиницы. Через некоторое время гостиница Гладынюка стала считаться первоклассной. Сравнительно низкая цена (от одного до шести рублей в сутки) за постой и хороший сервис сделали гостиницу популярной среди гостей Киева.
Григорий Гладынюк помимо гостиничного бизнеса также занимался торговлей недвижимостью. Также определённый доход давали его имения в Волынской губернии.
Григорий Пантелеевич значительную сумму из своих доходов регулярно выделял на различную благотворительность. Так, в 1898 году он купил у владельца Базалийского имения графа Ледоховского участок земли, на котором построил участковую больницу. Шестьдесят тысяч рублей Гладынюк выделил на постройку и оборудование в Киеве детского приюта-ясель для младенцев, покинутых родителями. С 1899 года он являлся пожизненным почетным членом Попечительства о слепых, выделял средства на поддержку Киевского благотворительного общества, Общества скорой помощи, Вольного пожарного общества и прочим организациям. Гладынюк состоял в Киевском клубе русских националистов (русскими в то время считались не только великороссы, но также белорусы и малороссы).[1]
7 августа 1911 года Григорий Гладынюк умер, находясь на лечении в Пятигорске. Его тело было перевезено в Киев и захоронено на Байковом кладбище. В 1915 году постановлением городской думы на могиле Гладынюка были установлены часовня и памятник из голубого мрамора, но в конце шестидесятых годов двадцатого века всё это исчезло, по свидетельству историка Квитницкого-Рыжова в 1967 году на этом месте был захоронен поэт Павел Тычина.
Напишите отзыв о статье "Гладынюк, Григорий Пантелеймонович"
Ссылки
- [www.kontrakty.com.ua/show/rus/article/1621/0120041621.html С. Вейгман. Фундуклеевская, 8.]
- [web.archive.org/web/20100406034820/www.zn.ua/3000/3050/44131/ В. Дружбинский. Памяти погибших могил диагноз: скорбное бесчувствие.]
Примечания
- ↑ [www.rusinst.ru/articletext.asp?rzd=1&id=5880 Статья о Киевском клубе русских националистов в «Большой энциклопедии русского народа».]
Отрывок, характеризующий Гладынюк, Григорий Пантелеймонович
– Эта? Да, эта – добрая собака, ловит, – равнодушным голосом сказал Илагин про свою краснопегую Ерзу, за которую он год тому назад отдал соседу три семьи дворовых. – Так и у вас, граф, умолотом не хвалятся? – продолжал он начатый разговор. И считая учтивым отплатить молодому графу тем же, Илагин осмотрел его собак и выбрал Милку, бросившуюся ему в глаза своей шириной.– Хороша у вас эта чернопегая – ладна! – сказал он.
– Да, ничего, скачет, – отвечал Николай. «Вот только бы побежал в поле матёрый русак, я бы тебе показал, какая эта собака!» подумал он, и обернувшись к стремянному сказал, что он дает рубль тому, кто подозрит, т. е. найдет лежачего зайца.
– Я не понимаю, – продолжал Илагин, – как другие охотники завистливы на зверя и на собак. Я вам скажу про себя, граф. Меня веселит, знаете, проехаться; вот съедешься с такой компанией… уже чего же лучше (он снял опять свой бобровый картуз перед Наташей); а это, чтобы шкуры считать, сколько привез – мне всё равно!
– Ну да.
– Или чтоб мне обидно было, что чужая собака поймает, а не моя – мне только бы полюбоваться на травлю, не так ли, граф? Потом я сужу…
– Ату – его, – послышался в это время протяжный крик одного из остановившихся борзятников. Он стоял на полубугре жнивья, подняв арапник, и еще раз повторил протяжно: – А – ту – его! (Звук этот и поднятый арапник означали то, что он видит перед собой лежащего зайца.)
– А, подозрил, кажется, – сказал небрежно Илагин. – Что же, потравим, граф!
– Да, подъехать надо… да – что ж, вместе? – отвечал Николай, вглядываясь в Ерзу и в красного Ругая дядюшки, в двух своих соперников, с которыми еще ни разу ему не удалось поровнять своих собак. «Ну что как с ушей оборвут мою Милку!» думал он, рядом с дядюшкой и Илагиным подвигаясь к зайцу.
– Матёрый? – спрашивал Илагин, подвигаясь к подозрившему охотнику, и не без волнения оглядываясь и подсвистывая Ерзу…
– А вы, Михаил Никанорыч? – обратился он к дядюшке.
Дядюшка ехал насупившись.
– Что мне соваться, ведь ваши – чистое дело марш! – по деревне за собаку плачены, ваши тысячные. Вы померяйте своих, а я посмотрю!
– Ругай! На, на, – крикнул он. – Ругаюшка! – прибавил он, невольно этим уменьшительным выражая свою нежность и надежду, возлагаемую на этого красного кобеля. Наташа видела и чувствовала скрываемое этими двумя стариками и ее братом волнение и сама волновалась.
Охотник на полугорке стоял с поднятым арапником, господа шагом подъезжали к нему; гончие, шедшие на самом горизонте, заворачивали прочь от зайца; охотники, не господа, тоже отъезжали. Всё двигалось медленно и степенно.
– Куда головой лежит? – спросил Николай, подъезжая шагов на сто к подозрившему охотнику. Но не успел еще охотник отвечать, как русак, чуя мороз к завтрашнему утру, не вылежал и вскочил. Стая гончих на смычках, с ревом, понеслась под гору за зайцем; со всех сторон борзые, не бывшие на сворах, бросились на гончих и к зайцу. Все эти медленно двигавшиеся охотники выжлятники с криком: стой! сбивая собак, борзятники с криком: ату! направляя собак – поскакали по полю. Спокойный Илагин, Николай, Наташа и дядюшка летели, сами не зная как и куда, видя только собак и зайца, и боясь только потерять хоть на мгновение из вида ход травли. Заяц попался матёрый и резвый. Вскочив, он не тотчас же поскакал, а повел ушами, прислушиваясь к крику и топоту, раздавшемуся вдруг со всех сторон. Он прыгнул раз десять не быстро, подпуская к себе собак, и наконец, выбрав направление и поняв опасность, приложил уши и понесся во все ноги. Он лежал на жнивьях, но впереди были зеленя, по которым было топко. Две собаки подозрившего охотника, бывшие ближе всех, первые воззрились и заложились за зайцем; но еще далеко не подвинулись к нему, как из за них вылетела Илагинская краснопегая Ерза, приблизилась на собаку расстояния, с страшной быстротой наддала, нацелившись на хвост зайца и думая, что она схватила его, покатилась кубарем. Заяц выгнул спину и наддал еще шибче. Из за Ерзы вынеслась широкозадая, чернопегая Милка и быстро стала спеть к зайцу.
