Щедровицкий, Георгий Петрович

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Г. П. Щедровицкий»)
Перейти к: навигация, поиск
Георгий Петрович Щедровицкий
Дата рождения:

23 февраля 1929(1929-02-23)

Место рождения:

Москва

Дата смерти:

3 февраля 1994(1994-02-03) (64 года)

Место смерти:

Болшево, Московская область

Страна:

СССР СССРРоссия Россия

Научная сфера:

СМД-методология, философия, логика, языкознание

Место работы:

Всесоюзный научно-исследовательский институт технической эстетики
Международная академия бизнеса и банковского дела

Учёная степень:

кандидат философских наук (1964)

Альма-матер:

философский факультет МГУ

Научный руководитель:

А. А. Зиновьев, П. А. Шеварёв

Известные ученики:

Н. Г. Алексеев, О. С. Анисимов, О. И. Генисаретский, А. Н. Горбань, Ю. В. Громыко, В. С. Дудченко, А. П. Зинченко, Н. И. Кузнецова, В. А. Лефевр, В. П. Литвинов, В. В. Мацкевич, С. В. Наумов, В. А. Никтини, С. В. Попов, А. Г. Реус, А. А. Тюков, Р. Г. Шайхутдинов, В. С. Швырёв, П. Г. Щедровицкий

Сайт:

[www.fondgp.ru dgp.ru]

Гео́ргий Петро́вич Щедрови́цкий (23 февраля 1929, Москва — 3 февраля 1994, Болшево, Московская область) — советский и российский философ и методолог, общественный и культурный деятель, создатель системо-мыследеятельностной методологии, основатель и лидер Московского методологического кружка, идейный вдохновитель «методологического движения». Кандидат философских наук.





Биография

Родился в Москве в семье инженера и организатора советской авиационной промышленности П. Г. Щедровицкого (1899—1972) и врача-микробиолога К. Н. Щедровицкой (урождённой Баюковой) (1904—1994).

В 1937 году поступил во второй класс московской средней школы № 2, в которой учился до эвакуации семьи в г. Куйбышев. Там, параллельно с учёбой в местной школе, работал санитаром в госпитале и шлифовальщиком на военном заводе. В 1943 году семья вернулась в Москву, и Г. П. Щедровицкий продолжил учёбу в средней школе № 150, которую окончил в 1946 году с серебряной медалью[1].

С 1946 года учился на физическом, а с 1949 года — на философском факультете Московского государственного университета (МГУ), который окончил с отличием в 1953 году. Во время учёбы подружился с А. А. Зиновьевым, в лице которого обрёл единомышленника[1].

В 1951—1958 годах работал школьным учителем. В 1957 году опубликовал свою первую научную статью.

Являлся членом КПСС с 1956 года по 1968 год, был исключён из партии после того, как подписал т. н. «письмо 170-ти»[2] в защиту А. И. Гинзбурга и Ю. Т. Галанскова[3].

Работал в различных научно-исследовательских организациях и учреждениях образования:

В 1990—1994 годах являлся главным редактор журнала «Вопросы методологии»; с 1988 года — председателем Комитета по системо-мыследеятельностной методологии и организационно-деятельностным играм при Правлении Союза научных и инженерных обществ СССР (Союза НИО СССР).

В последние годы жизни работал в Международной академии бизнеса и банковского дела (МАБиБД.

Был трижды женат: на Н. П. Мостовенко, И. А. Щедровицкой (Кривоконевой) и Г. А. Давыдовой. От первого брака родилась дочь Елена, от второго — сын Пётр.

Скончался в 3 февраля 1994 года в п. Болшево (Московская обл.)[5].

Деятельность

основной принцип, который определял всю дальнейшую мою жизнь и работу: для того чтобы Россия могла занять своё место в мире, нужно восстановить интеллигенцию России[1]

Г. П. Щедровицкий — один из основателей Московского логического кружка1952 года; в Кружок также входили: Б. А. Грушин, А. А. Зиновьев и М. К. Мамардашвили) и идейный и организационный лидер его непосредственного продолжения — Московского методологического кружка (ММК).

Отстаивал идею приоритета деятельностного подхода над натуралистическим как в гносеологическом, так и в онтологическом планах. Разрабатывал идею самоопределения методологии «как общей рамки всей жизнедеятельности людей». Предложил и развивал оригинальную логико-методологическую программу, прошедшую этапы:

  • содержательно-генетической эпистемологии (логики) и теории мышления (1952—1960);
  • деятельностного подхода и общей теории деятельности (1961—1971);
  • системо-мыследеятельностного подхода и общей методологии (с 1971 года).

В развитие и социально-практическое воплощение своих философско-методологических идей предложил новую форму организации коллективных мышления и деятельности — организационно-деятельностные игры (ОДИ), соединяющие в себе свойства учебно-деловых игр и интеллектуального методологического дискурса (с 1979 года по 1993 год организовал и провёл 93 ОД-игры).

Круг интересов и размах научного творчества Г. П. Щедровицкого был чрезвычайно широк и разнообразен: педагогика и логика, общая теория деятельности и логика и методология системно-структурных исследований и разработок, философия науки и техники, проектирования и организации, психология и социология, языкознание и семиотика — везде он оставил свой оригинальный след.

Наследие

Все без исключения труды Г. П. Щедровицкого (как опубликованные, так и остающиеся в архивах) тематически и методически лежат в русле работ ММК. При жизни им было опубликовано лишь его две брошюры, две коллективные монографии с его участием и порядка полутора сотен отдельных статей, написанных единолично или в соавторстве.

В регламент методологических семинаров ММК (по крайней мере, с 1957 года) входили: правило отсутствия «собственности на идеи» и ориентация на фиксацию результатов в форме коллективных монографий[6].

Коллективные монографии готовились, однако часто не допускались к печати либо издавались малыми тиражами: так, был арестован тираж сборника «Проблемы исследования систем и структур» (1965)[7][8], рассыпан набор монографии «Педагогика и логика» (1968)[9]; монография «Разработка и внедрение автоматизированных систем в проектировании» (1975) вышла в отраслевом издательстве небольшим тиражом и повлекла репрессии против издателей[10]. Г. П. Щедровицкому не удалось опубликовать и свою раннюю книгу, содержащую расширенный вариант кандидатской диссертации (её частичная реконструкция увидела свет лишь посмертно под названием «О методе исследования мышления»).

После смерти Г. П. Щедровицкого его архив оказался рассредоточен, по крайней мере, по двум местам: у вдовы и у сына. Также не разрешён вопрос, что является личным рабочим архивом Г. П. Щедровицкого, а что архивом («библиотекой») ММК.

При том что многие труды Г. П. Щедровицкого касались вопросов психологии, в современной российской психологии его идеи остаются маргинальными, его имя цитируется редко. Школа психологов-последователей Щедровицкого существует в Белорусском государственном педагогическом университете (БГПУ). С другой стороны, идеи Г. П. Щедровицкого имеют много сторонников в отечественной педагогике.

Тем не менее, в течение 1995—2007 годов было подготовлено и опубликовано около двадцати книг, отчасти содержащих прижизненные публикации, но, в основном (особенно это относится к серии «Из архива Г. П. Щедровицкого»), представляющие ранее неизвестные широкому кругу читателей тексты, а также стенограммы докладов, лекций и выступлений Г. П. Щедровицкого. Большая часть этих книг подготовлена коллективом, включавшим брата покойного философа — Л. П. Щедровицкого, и его вдову Г. А. Давыдову, учредивших в 2004 году издательство «Наследие ММК».

Память о Г. П. Щедровицком

Коллеги, друзья и ученики называли Г. П. Щедровицкого (в том числе, и в глаза) по инициалам: «ГПЩ» или, чаще, «ГП» [гэ-пэ].

Академику В. С. Стёпину принадлежит следующее высказывание: «Александр Зиновьев, Эвальд Ильенков, Георгий Щедровицкий — люди, которые сломали хребет господствовавшей в вузах философской догматике»[11].

В. Б. Христенко, бывший министр промышленности и энергетики Российской Федерации, в одной из своих книг написал: «Для меня методологическая теория школы Г. П. Щедровицкого давно стала теоретическим каркасом для выработки управленческих решений на всех уровнях административной иерархии, которые мне удалось пройти»[12].

По мнению М. С. Хромченко, Г. П. Щедровицкий однозначно угадывается в качестве прототипа персонажа «Гепе» в памфлете А. А. Зиновьева «В преддверии рая», однако менее однозначны догадки о возможных прототипах персонажей сатирической книги «Зияющие высоты» того же автора[13].

Г. П. Щедровицкий фигурирует под псевдонимом «и. о. Главного Методолога» в философской переписке Д. Б. Зильбермана и О. И. Генисаретского[14].

Г. П. Щедровицкий фигурирует (под собственным именем) в повести А. М. Пятигорского «Философия одного переулка».

О Г. П. Щедровицком повествуется в документальном сериале А. Н. Архангельского «Отдел» (2010), посвященном сообществу интеллектуалов-шестидесятников.

Труды

Прижизненные издания

Книги

  • Проблемы методологии системного исследования / Г. П. Щедровицкий. — М., 1964. — 48 с.
  • Проблемы исследования систем и структур. Материалы к конференции / Г. П. Щедровицкий и др. — М., 1965. (На правах рукописи. Основная часть тиража этой коллективной монографии ММК была арестована[7] и уничтожена, часть тиража «распространялась в качестве едва ли не самиздата»[8].)
  • [lizard.jinr.ru/~tina/ritm/tanja/Tehnology/gpm/gp_pl/index-pil_2.html Педагогика и логика] / Г. П. Щедровицкий и др. — М., 1968. — 416 с. (На правах рукописи.) Факсимильно переиздана: М., 1993. (Эта коллективная монография ММК была подготовлена к изданию в 1968 году, но набор рассыпан, поскольку книга была сочтена «идеологически вредной», и в связи с репрессиями против «подписантов» письма в защиту А. И. Гинзбурга и Ю. Т. Галанскова. П. Г. Щедровицкий, сын Г. П. Щедровицкого, называет в качестве инициатора этой акции психолога А. Н. Леонтьева[9]. Некоторое количество экземпляров всё же попало в оборот «на правах рукописи».)
  • Системное движение и перспективы развития системно-структурной методологии / Г. П. Щедровицкий. — Обнинск, 1974.
  • Разработка и внедрение автоматизированных систем в проектировании (теория и методология) / Г. П. Щедровицкий и др. — М., 1975. (Эта коллективная монография ММК обычно рекомендовалась Г. П. Щедровицким в качестве введения в общую теорию деятельности и системодеятельностную методологию и библиографического источника для дальнейшего их изучения.)
  • Теоретические и методологические исследования в дизайне / Г. П. Щедровицкий (в соавторстве) // Труды ВНИИТЭ. — Серия «Техническая эстетика». — Вып. 61. — В 2 чч. — М., 1990.

Статьи, депонированные работы, титульное и научное редактирование

Посмертные издания

  • Избранные труды / Г. П. Щедровицкий. — М., 1995. — 759 с.
  • Философия. Наука. Методология / Г. П. Щедровицкий. — М., 1996. — 641 с.
  • Теория дизайна / Г. П. Щедровицкий (в соавторстве). — М., 2004. — 372 с. — ISBN 5-98530-004-8. (Переиздание книги «Теоретические и методологические исследования в дизайне».)
  • [lizard.jinr.ru/~tina/turist/biblioteka/bibl008.html На досках. Публичные лекции по философии Г. П. Щедровицкого]. — М., 2004. — 196 с. — ISBN 5-98530-002-1. (Сокращённое комментированное издание публичных лекций по философии, прочитанных в 1989 году[15].)
  • Мышление. Понимание. Рефлексия / Г. П. Щедровицкий. — М., 2005. — 800 с.
  • Знак и деятельность / Г. П. Щедровицкий. — Кн. I: Структура знака: смыслы, значения, знания. 14 лекций 1971 г. — М., 2005. — 463 с.
  • Знак и деятельность / Г. П. Щедровицкий. — Кн. II: Понимание и мышление. Смысл и содержание. 7 лекций 1972 г. — М., 2006. — 353 с.
  • О методе исследования мышления / Г. П. Щедровицкий. — М., 2006. — 600 с.
  • Знак и деятельность / Г. П. Щедровицкий. — Кн. III: Методологический подход в языковедении. 11 лекций 1972—79 гг. — М., 2007. — 448 с.

Серия «Из архива Г. П. Щедровицкого»

  • Программирование научных исследований и разработок / Из архива Г. П. Щедровицкого. — Т. 1. — М., 1999. — 286 с.
  • Щедровицкий Г. П. и др. Психология и методология. [gtmarket.ru/laboratory/basis/5375 Обсуждение «ситуации и условий возникновения концепции поэтапного формирования умственных действий»] (работа Л. С. Славиной и П. Я. Гальперина). Доклады на Комиссии по логике и методологии мышления в Институте общей и педагогической психологии АПН СССР, январь-апрель 1980 г. / Из архива Г. П. Щедровицкого. Т. 2. Вып. 1. — М., 2004. — 368 с. ([wwwinfo.jinr.ru/~kras/tanja/norma/gpm/gp/mmk.html idem]; [lizard.jinr.ru/~tina/ritm/tanja/Tehnology/gpm/gp/mmk.html idem])
  • Щедровицкий Г. П. Начала системно-структурного исследования взаимоотношений в малых группах. Курс лекций / Из архива Г. П. Щедровицкого. — Т. 3. — М., 1999. — 351 с.
  • [oru2.narod.ru/ ОРУ (1): Оргуправленческое мышление: идеология, методология, технология. Курс лекций] / Из архива Г. П. Щедровицкого. — Т. 4. — М., 2000. — 382 с.
  • ОРУ (2): Методология и философия оргуправленческой деятельности: основные понятия и принципы (курс лекций) / Из архива Г. П. Щедровицкого. — Т. 5. — М., 2003. — 288 с.
  • Процессы и структуры в мышлении (курс лекций) / Из архива Г. П. Щедровицкого. — Т. 6. — М., 2003. — 320 с.
  • Проблемы логики научного исследования и анализ структуры науки / Из архива Г. П. Щедровицкого. — Т. 7. — М., 2004. — 400 с.
  • Московский методологический кружок: развитие идей и подходов / Из архива Г. П. Щедровицкого. — Т. 8. — Вып. 1. — М., 2004. — 352 с.
  • Организационно-деятельностная игра. Сборник текстов (1) / Из архива Г. П. Щедровицкого. — Т. 9 (1). — М., 2004. — 288 с.
  • Организационно-деятельностная игра. Сборник текстов (2) / Из архива Г. П. Щедровицкого. — Т. 9 (2). — М., 2005. — 320 с.
  • Культура. Культуротехника. Культурология / Из архива Г. П. Щедровицкого. — Т. 10. — М., 2007. — 416 с. — ISBN 5-98808-007-3.
  • Лекции по педагогике / Из архива Г. П. Щедровицкого. — Т. 11. — М., 2007. — 400 с. — ISBN 5-98808-008-1.

Автобиографические материалы

  • Я всегда был идеалистом… / Г. П. Щедровицкий. — М., 2001. — ISBN 5-93733-010-2.

Соавторы по публикациям

Соавторами ряда публикаций Г. П. Щедровицкого в разные годы были (в хронологическом порядке): Н. Г. Алексеев, И. С. Ладенко, В. А. Костеловский, А. А. Уварова, С. Г. Якобсон, В. Н. Садовский, Э. Г. Юдин, В. А. Лефевр, Р. Г. Надежина, В. Я. Дубровский, В. М. Розин, Н. И. Кузнецова, П. Г. Щедровицкий (мл.), С. Б. Поливанова, С. И. Котельников, М. Т. Ойзерман, М. В. Рац, Е. Я. Наградова, Л. Н. Карнозова, О. И. Генисаретский, М. В. Фёдоров, В. Л. Глазычев, И. Б. Даунис, Е. Л. Зенкевич, Л. В. Марц, А. С. Москаева, Н. С. Пантина, Л. Б. Переверзев и В. Ф. Сидоренко.

Соавторами одной из депонированных работ Г. П. Щедровицкого были Д. А. Аросьев и В. И. Астахов.

Псевдоним

Одна работа была опубликована Г. П. Щедровицким под псевдонимом «Г. П. Давыдов».

Напишите отзыв о статье "Щедровицкий, Георгий Петрович"

Литература

Книги

  • Интеллектуальные торпеды. Материалы науч. конф. памяти Г. П. Щедровицкого «Георгиевские чтения» 21—22 февраля 1995 г. — Новосибирск: 1996.
  • Кузнецова Н. И. (ред.). Познающее мышление и социальное действие (наследие Г. П. Щедровицкого в контексте отечественной и мировой философской мысли). — М., 2004. — 544 с. — ISBN 5-8125-0415-6.
  • Хромченко М. С. Диалектические станковисты (главы из книги о Г. П. Щедровицком). — М., 2004. — 160 с ISBN 5-98530-003-X
  • Хромченко М. С. (составитель). ММК в лицах. — М.: Фонд «Институт развития им. Г. П. Щедровицкого», 2006. — 436 с. — ISBN 5-903065-05-8.
  • Хромченко М. С. (составитель). ММК в лицах. — М.: Фонд «Институт развития им. Г. П. Щедровицкого», 2006. — Т. 2. — 384 с. — ISBN 5-903065-09-7.
  • Данилова В. Л., Щедровицкий П. Г. (ред.). Георгий Петрович Щедровицкий. — М.: РОССПЭН, 2010. — 600 с. — (Философия России второй половины XX в.). — ISBN 978-5-8243-1387-1.

Cтатьи

  • [www.shkp.ru/lib/archive/humanitarian/5/7 В. П. Литвинов. Мышление по поводу языка в традиции Г. П. Щедровицкого].
  • Розов М. А. Рождённый мыслить // Вопросы философии, 2004, № 3.
  • Розин В. М. Эволюция взглядов и особенности философии Г. П. Щедровицкого // Вопросы философии, 2004, № 3.
  • Морозов Ф. М. Три проблемы в творчестве Г. П. Щедровицкого // Вопросы философии, 2004, № 3.
  • Никитаев В. В. Философия и власть: Георгий Щедровицкий: (Последний проект модерна) // Методология науки: статус и программы. М., 2005.- С. 125—176.
  • Давыдова Г. А. [www.fondgp.ru/gp/bio Г. П. Щедровицкий. Биография].
  • Пископпель А. А. [www.fondgp.ru/gp/aboutgp/biography К творческой биографии Г. П. Щедровицкого].
  • Розов М. А. [www.fondgp.ru/gp/aboutgp/rosov Проблема способа бытия в гуманитарных науках].
  • Копылов Г. Г. [www.fondgp.ru/gp/aboutgp/kopylov Сила парадокса: Г. П. Щедровицкий].
  • Раппапорт А. Г. [www.fondgp.ru/gp/aboutgp/rappoport Ахилессова пята].
  • Прусс, Ирина. [www.znanie-sila.ru/online/issue_2582.html Мышление как дар и окаянство] // Знание — сила, 2004, № 2.
  • «[www.fondgp.ru/gp/aboutgp/encyc Г. П. Щедровицкий]» // Философы России XIX—XX столетий. Биографии. Идеи. Труды. — М., 1999, с.910-911.
  • Розин, В. М. К истории Московского логического кружка: эволюция идей, личность руководителя // Философия не кончается…: Из истории отечественной философии. XX век. 1960-80-е годы. — М., 1998 — Кн. 2. — С. 547—563
  • Ладенко, И. С. Г. П. Щедровицкий в развитии генетической логики и методологического движения // Философия не кончается…: Из истории отечественной философии. XX век. 1960-80-е годы. — М., 1998 — Кн. 2. — С. 564—595
  • Гиздатов, Г. Г. Когнитивная лингвистика в контексте теории Г. П. Щедровицкого // Fылыми енбектері еділеттін = Науч. тр. «Еділет». — Алматы, 1999 — № 2. — С. 86—90

Ссылки

  • Фонд [www.mmk-documentum.ru/ «Архив Московского методологического кружка»]
  • Некоммерческий научный Фонд [www.fondgp.ru/ «Институт развития им. Г. П. Щедровицкого»]
  • [shkp.ru/ Школа Культурной Политики]
  • [www.gp.metod.ru/ Юбилейные мероприятия памяти Георгия Петровича Щедровицкого]
  • [www.circle.ru Методология в России]. Публичный некоммерческий информационный ресурс Методологического Движения
  • [fil.vslovar.org.ru/1252.html Щедровицкий Георгий Петрович] // [vslovar.org.ru Визуальный словарь]
  • Док. фильм [web.archive.org/web/20090703205943/community.livejournal.com/ru_philosophy/899978.html «Щедровицкий: в поисках элиты»]
  • Щедровицкий Г. П. [www.youtube.com/watch?v=YcwjZjxSCMI Видео лекции в «Энергосетьпроект» (1) часть]
  • Щедровицкий Г. П. [www.youtube.com/watch?v=m5_W0uDfqw4 Видео лекции в «Энергосетьпроект» (2) часть]
  • Щедровицкий Г. П. [www.youtube.com/watch?v=iT1qBv1-zrA Видео фрагмента лекции]
  • Щедровицкий Г. П. [www.youtube.com/watch?v=MyAwovIsz-w Видео фрагмента лекции]

Примечания

  1. 1 2 3 [samlib.ru/s/shedrowickij_g_p/gp_i7.shtml Щедровицкий Георгий Петрович. Александр Александрович Зиновьев]
  2. [www.memo.ru/history/diss/chr/chr2.htm Внесудебные политические репрессии 1968 года] // Хроника текущих событий, Вып. 2 (30 июня 1968 г.). См. тж.: [www.memo.ru/history/diss/chr/chr26.htm Внесудебные политические репрессии 1968 года] // Хроника текущих событий, Вып. 26 (5 июля 1972 г.).
  3. «…Когда начались суды над Синявским и Даниэлем, Гинзбургом и Галансковым <…>, наша студенческая компания твёрдо решила выйти на Пушкинскую площадь с транспарантами и лозунгами в их защиту. <…> Георгий Петрович пришёл ко мне домой <…>: „Вы должны получить высшее образование, — терпеливо объяснял он. — Я потратил столько сил на воспитание у вас способности мыслить, и вы не должны потерять возможность работать на интеллектуальную мощь страны“. Он настаивал: вы должны правильно осознать свой гражданский долг. „Я понимаю, — говорил ГП, — Кружок должен реагировать на происходящее, но это сделаю я сам. В конце концов, я лично знаком с Гинзбургом, я уже получил от социума необходимый минимум — образование, степень и т. п. Но вы так поступать не должны, а то погубите и само дело Кружка“. <…> В итоге мы остались дома, и, бесспорно, это личная заслуга Учителя в том, что мы сумели получить высшее (и наивысшее) образование» (Кузнецова Н. И. ММК в лицах. — 2-е изд. — М., 2006. — 436 с. — ISBN 5-903065-05-8.). Ср: «Когда я спросил у ГП, почему же он всё-таки подписал письмо <…>, он ответил, что из чисто прагматических соображений. Он сказал, что скоро в структурах власти всё изменится, и что он не хочет терять времени для выяснения и разъяснения своих политических ценностей, и поэтому сразу же, так сказать, решил записаться в лагерь диссидентов. <…> Если многие из подписывавших протесты ссылались на спешку, невнимательность, и были отчасти или совсем прощены властями, то ГП повёл эту игру до конца и из примкнувших стал чуть ли не лидером, он твёрдо стоял на своём и даже, как я слышал, пенял райкомовским властям, которые его прорабатывали, что не он, а именно они совершают роковые ошибки» (А. Г. Раппопорт  // Кентавр. — 2002. — № 29.).
  4. [www.fondgp.ru/gp/bio Биография]. www.fondgp.ru. Проверено 6 сентября 2015.
  5. Пископпель А. А. Г. П. Щедровицкий — подвижник и мыслитель. // Познающее мышление и социальное действие. — М., 2004.
  6. Архив ММК, № 0861
  7. 1 2 Щедровицкий Г. П. [oru2.narod.ru/ ОРУ (1): Оргуправленческое мышление: идеология, методология, технология. Курс лекций / Из архива Г. П. Щедровицкого. Т. 4. — М., 2000. — 382 с.] — С. 240.
  8. 1 2 Юдин Б. Г. Юдин Эрик Григорьевич // ММК в лицах — М., 2006. — С. 66—69.
  9. 1 2 Щедровицкий П. Г. Очерки по философии образования. — М., 1993. Сс. 149—150.
  10. Сазонов Б. В. ММК в лицах — М., 2006. — С. 54—62.
  11. Познающее мышление и социальное действие. / Сост. Н. И. Кузнецова.— М.: ФАС-медиа, 2008. — ISBN 5-8125-0415-6 — С. 167.
  12. Христенко В. Б. Путеводитель по методологии организации, руководства, управления. — Тольятти, 2003. — ISBN 5-8146-0021-7. — С. 3.
  13. [www.mmk-documentum.ru/mmk/20 Диалектические станковисты]. www.mmk-documentum.ru. Проверено 6 сентября 2015.
  14. Генисаретский О. И., Зильберман Д. Б. О возможности философии. Переписка 1972—1977 гг. — М., 2002.
  15. Полный текст лекций см.: Щедровицкий Г. П. Московский методологический кружок: развитие идей и подходов / Из архива Г. П. Щедровицкого. Т. 8. Вып. 1. — М., 2004.

Отрывок, характеризующий Щедровицкий, Георгий Петрович

– Ну, готово у вас все? – сказал Денисов. – Давай лошадей.
Лошадей подали. Денисов рассердился на казака за то, что подпруги были слабы, и, разбранив его, сел. Петя взялся за стремя. Лошадь, по привычке, хотела куснуть его за ногу, но Петя, не чувствуя своей тяжести, быстро вскочил в седло и, оглядываясь на тронувшихся сзади в темноте гусар, подъехал к Денисову.
– Василий Федорович, вы мне поручите что нибудь? Пожалуйста… ради бога… – сказал он. Денисов, казалось, забыл про существование Пети. Он оглянулся на него.
– Об одном тебя пг'ошу, – сказал он строго, – слушаться меня и никуда не соваться.
Во все время переезда Денисов ни слова не говорил больше с Петей и ехал молча. Когда подъехали к опушке леса, в поле заметно уже стало светлеть. Денисов поговорил что то шепотом с эсаулом, и казаки стали проезжать мимо Пети и Денисова. Когда они все проехали, Денисов тронул свою лошадь и поехал под гору. Садясь на зады и скользя, лошади спускались с своими седоками в лощину. Петя ехал рядом с Денисовым. Дрожь во всем его теле все усиливалась. Становилось все светлее и светлее, только туман скрывал отдаленные предметы. Съехав вниз и оглянувшись назад, Денисов кивнул головой казаку, стоявшему подле него.
– Сигнал! – проговорил он.
Казак поднял руку, раздался выстрел. И в то же мгновение послышался топот впереди поскакавших лошадей, крики с разных сторон и еще выстрелы.
В то же мгновение, как раздались первые звуки топота и крика, Петя, ударив свою лошадь и выпустив поводья, не слушая Денисова, кричавшего на него, поскакал вперед. Пете показалось, что вдруг совершенно, как середь дня, ярко рассвело в ту минуту, как послышался выстрел. Он подскакал к мосту. Впереди по дороге скакали казаки. На мосту он столкнулся с отставшим казаком и поскакал дальше. Впереди какие то люди, – должно быть, это были французы, – бежали с правой стороны дороги на левую. Один упал в грязь под ногами Петиной лошади.
У одной избы столпились казаки, что то делая. Из середины толпы послышался страшный крик. Петя подскакал к этой толпе, и первое, что он увидал, было бледное, с трясущейся нижней челюстью лицо француза, державшегося за древко направленной на него пики.
– Ура!.. Ребята… наши… – прокричал Петя и, дав поводья разгорячившейся лошади, поскакал вперед по улице.
Впереди слышны были выстрелы. Казаки, гусары и русские оборванные пленные, бежавшие с обеих сторон дороги, все громко и нескладно кричали что то. Молодцеватый, без шапки, с красным нахмуренным лицом, француз в синей шинели отбивался штыком от гусаров. Когда Петя подскакал, француз уже упал. Опять опоздал, мелькнуло в голове Пети, и он поскакал туда, откуда слышались частые выстрелы. Выстрелы раздавались на дворе того барского дома, на котором он был вчера ночью с Долоховым. Французы засели там за плетнем в густом, заросшем кустами саду и стреляли по казакам, столпившимся у ворот. Подъезжая к воротам, Петя в пороховом дыму увидал Долохова с бледным, зеленоватым лицом, кричавшего что то людям. «В объезд! Пехоту подождать!» – кричал он, в то время как Петя подъехал к нему.
– Подождать?.. Ураааа!.. – закричал Петя и, не медля ни одной минуты, поскакал к тому месту, откуда слышались выстрелы и где гуще был пороховой дым. Послышался залп, провизжали пустые и во что то шлепнувшие пули. Казаки и Долохов вскакали вслед за Петей в ворота дома. Французы в колеблющемся густом дыме одни бросали оружие и выбегали из кустов навстречу казакам, другие бежали под гору к пруду. Петя скакал на своей лошади вдоль по барскому двору и, вместо того чтобы держать поводья, странно и быстро махал обеими руками и все дальше и дальше сбивался с седла на одну сторону. Лошадь, набежав на тлевший в утреннем свето костер, уперлась, и Петя тяжело упал на мокрую землю. Казаки видели, как быстро задергались его руки и ноги, несмотря на то, что голова его не шевелилась. Пуля пробила ему голову.
Переговоривши с старшим французским офицером, который вышел к нему из за дома с платком на шпаге и объявил, что они сдаются, Долохов слез с лошади и подошел к неподвижно, с раскинутыми руками, лежавшему Пете.
– Готов, – сказал он, нахмурившись, и пошел в ворота навстречу ехавшему к нему Денисову.
– Убит?! – вскрикнул Денисов, увидав еще издалека то знакомое ему, несомненно безжизненное положение, в котором лежало тело Пети.
– Готов, – повторил Долохов, как будто выговаривание этого слова доставляло ему удовольствие, и быстро пошел к пленным, которых окружили спешившиеся казаки. – Брать не будем! – крикнул он Денисову.
Денисов не отвечал; он подъехал к Пете, слез с лошади и дрожащими руками повернул к себе запачканное кровью и грязью, уже побледневшее лицо Пети.
«Я привык что нибудь сладкое. Отличный изюм, берите весь», – вспомнилось ему. И казаки с удивлением оглянулись на звуки, похожие на собачий лай, с которыми Денисов быстро отвернулся, подошел к плетню и схватился за него.
В числе отбитых Денисовым и Долоховым русских пленных был Пьер Безухов.


О той партии пленных, в которой был Пьер, во время всего своего движения от Москвы, не было от французского начальства никакого нового распоряжения. Партия эта 22 го октября находилась уже не с теми войсками и обозами, с которыми она вышла из Москвы. Половина обоза с сухарями, который шел за ними первые переходы, была отбита казаками, другая половина уехала вперед; пеших кавалеристов, которые шли впереди, не было ни одного больше; они все исчезли. Артиллерия, которая первые переходы виднелась впереди, заменилась теперь огромным обозом маршала Жюно, конвоируемого вестфальцами. Сзади пленных ехал обоз кавалерийских вещей.
От Вязьмы французские войска, прежде шедшие тремя колоннами, шли теперь одной кучей. Те признаки беспорядка, которые заметил Пьер на первом привале из Москвы, теперь дошли до последней степени.
Дорога, по которой они шли, с обеих сторон была уложена мертвыми лошадьми; оборванные люди, отсталые от разных команд, беспрестанно переменяясь, то присоединялись, то опять отставали от шедшей колонны.
Несколько раз во время похода бывали фальшивые тревоги, и солдаты конвоя поднимали ружья, стреляли и бежали стремглав, давя друг друга, но потом опять собирались и бранили друг друга за напрасный страх.
Эти три сборища, шедшие вместе, – кавалерийское депо, депо пленных и обоз Жюно, – все еще составляли что то отдельное и цельное, хотя и то, и другое, и третье быстро таяло.
В депо, в котором было сто двадцать повозок сначала, теперь оставалось не больше шестидесяти; остальные были отбиты или брошены. Из обоза Жюно тоже было оставлено и отбито несколько повозок. Три повозки были разграблены набежавшими отсталыми солдатами из корпуса Даву. Из разговоров немцев Пьер слышал, что к этому обозу ставили караул больше, чем к пленным, и что один из их товарищей, солдат немец, был расстрелян по приказанию самого маршала за то, что у солдата нашли серебряную ложку, принадлежавшую маршалу.
Больше же всего из этих трех сборищ растаяло депо пленных. Из трехсот тридцати человек, вышедших из Москвы, теперь оставалось меньше ста. Пленные еще более, чем седла кавалерийского депо и чем обоз Жюно, тяготили конвоирующих солдат. Седла и ложки Жюно, они понимали, что могли для чего нибудь пригодиться, но для чего было голодным и холодным солдатам конвоя стоять на карауле и стеречь таких же холодных и голодных русских, которые мерли и отставали дорогой, которых было велено пристреливать, – это было не только непонятно, но и противно. И конвойные, как бы боясь в том горестном положении, в котором они сами находились, не отдаться бывшему в них чувству жалости к пленным и тем ухудшить свое положение, особенно мрачно и строго обращались с ними.
В Дорогобуже, в то время как, заперев пленных в конюшню, конвойные солдаты ушли грабить свои же магазины, несколько человек пленных солдат подкопались под стену и убежали, но были захвачены французами и расстреляны.
Прежний, введенный при выходе из Москвы, порядок, чтобы пленные офицеры шли отдельно от солдат, уже давно был уничтожен; все те, которые могли идти, шли вместе, и Пьер с третьего перехода уже соединился опять с Каратаевым и лиловой кривоногой собакой, которая избрала себе хозяином Каратаева.
С Каратаевым, на третий день выхода из Москвы, сделалась та лихорадка, от которой он лежал в московском гошпитале, и по мере того как Каратаев ослабевал, Пьер отдалялся от него. Пьер не знал отчего, но, с тех пор как Каратаев стал слабеть, Пьер должен был делать усилие над собой, чтобы подойти к нему. И подходя к нему и слушая те тихие стоны, с которыми Каратаев обыкновенно на привалах ложился, и чувствуя усилившийся теперь запах, который издавал от себя Каратаев, Пьер отходил от него подальше и не думал о нем.
В плену, в балагане, Пьер узнал не умом, а всем существом своим, жизнью, что человек сотворен для счастья, что счастье в нем самом, в удовлетворении естественных человеческих потребностей, и что все несчастье происходит не от недостатка, а от излишка; но теперь, в эти последние три недели похода, он узнал еще новую, утешительную истину – он узнал, что на свете нет ничего страшного. Он узнал, что так как нет положения, в котором бы человек был счастлив и вполне свободен, так и нет положения, в котором бы он был бы несчастлив и несвободен. Он узнал, что есть граница страданий и граница свободы и что эта граница очень близка; что тот человек, который страдал оттого, что в розовой постели его завернулся один листок, точно так же страдал, как страдал он теперь, засыпая на голой, сырой земле, остужая одну сторону и пригревая другую; что, когда он, бывало, надевал свои бальные узкие башмаки, он точно так же страдал, как теперь, когда он шел уже босой совсем (обувь его давно растрепалась), ногами, покрытыми болячками. Он узнал, что, когда он, как ему казалось, по собственной своей воле женился на своей жене, он был не более свободен, чем теперь, когда его запирали на ночь в конюшню. Из всего того, что потом и он называл страданием, но которое он тогда почти не чувствовал, главное были босые, стертые, заструпелые ноги. (Лошадиное мясо было вкусно и питательно, селитренный букет пороха, употребляемого вместо соли, был даже приятен, холода большого не было, и днем на ходу всегда бывало жарко, а ночью были костры; вши, евшие тело, приятно согревали.) Одно было тяжело в первое время – это ноги.
Во второй день перехода, осмотрев у костра свои болячки, Пьер думал невозможным ступить на них; но когда все поднялись, он пошел, прихрамывая, и потом, когда разогрелся, пошел без боли, хотя к вечеру страшнее еще было смотреть на ноги. Но он не смотрел на них и думал о другом.
Теперь только Пьер понял всю силу жизненности человека и спасительную силу перемещения внимания, вложенную в человека, подобную тому спасительному клапану в паровиках, который выпускает лишний пар, как только плотность его превышает известную норму.
Он не видал и не слыхал, как пристреливали отсталых пленных, хотя более сотни из них уже погибли таким образом. Он не думал о Каратаеве, который слабел с каждым днем и, очевидно, скоро должен был подвергнуться той же участи. Еще менее Пьер думал о себе. Чем труднее становилось его положение, чем страшнее была будущность, тем независимее от того положения, в котором он находился, приходили ему радостные и успокоительные мысли, воспоминания и представления.


22 го числа, в полдень, Пьер шел в гору по грязной, скользкой дороге, глядя на свои ноги и на неровности пути. Изредка он взглядывал на знакомую толпу, окружающую его, и опять на свои ноги. И то и другое было одинаково свое и знакомое ему. Лиловый кривоногий Серый весело бежал стороной дороги, изредка, в доказательство своей ловкости и довольства, поджимая заднюю лапу и прыгая на трех и потом опять на всех четырех бросаясь с лаем на вороньев, которые сидели на падали. Серый был веселее и глаже, чем в Москве. Со всех сторон лежало мясо различных животных – от человеческого до лошадиного, в различных степенях разложения; и волков не подпускали шедшие люди, так что Серый мог наедаться сколько угодно.
Дождик шел с утра, и казалось, что вот вот он пройдет и на небе расчистит, как вслед за непродолжительной остановкой припускал дождик еще сильнее. Напитанная дождем дорога уже не принимала в себя воды, и ручьи текли по колеям.
Пьер шел, оглядываясь по сторонам, считая шаги по три, и загибал на пальцах. Обращаясь к дождю, он внутренне приговаривал: ну ка, ну ка, еще, еще наддай.
Ему казалось, что он ни о чем не думает; но далеко и глубоко где то что то важное и утешительное думала его душа. Это что то было тончайшее духовное извлечение из вчерашнего его разговора с Каратаевым.
Вчера, на ночном привале, озябнув у потухшего огня, Пьер встал и перешел к ближайшему, лучше горящему костру. У костра, к которому он подошел, сидел Платон, укрывшись, как ризой, с головой шинелью, и рассказывал солдатам своим спорым, приятным, но слабым, болезненным голосом знакомую Пьеру историю. Было уже за полночь. Это было то время, в которое Каратаев обыкновенно оживал от лихорадочного припадка и бывал особенно оживлен. Подойдя к костру и услыхав слабый, болезненный голос Платона и увидав его ярко освещенное огнем жалкое лицо, Пьера что то неприятно кольнуло в сердце. Он испугался своей жалости к этому человеку и хотел уйти, но другого костра не было, и Пьер, стараясь не глядеть на Платона, подсел к костру.
– Что, как твое здоровье? – спросил он.
– Что здоровье? На болезнь плакаться – бог смерти не даст, – сказал Каратаев и тотчас же возвратился к начатому рассказу.
– …И вот, братец ты мой, – продолжал Платон с улыбкой на худом, бледном лице и с особенным, радостным блеском в глазах, – вот, братец ты мой…
Пьер знал эту историю давно, Каратаев раз шесть ему одному рассказывал эту историю, и всегда с особенным, радостным чувством. Но как ни хорошо знал Пьер эту историю, он теперь прислушался к ней, как к чему то новому, и тот тихий восторг, который, рассказывая, видимо, испытывал Каратаев, сообщился и Пьеру. История эта была о старом купце, благообразно и богобоязненно жившем с семьей и поехавшем однажды с товарищем, богатым купцом, к Макарью.
Остановившись на постоялом дворе, оба купца заснули, и на другой день товарищ купца был найден зарезанным и ограбленным. Окровавленный нож найден был под подушкой старого купца. Купца судили, наказали кнутом и, выдернув ноздри, – как следует по порядку, говорил Каратаев, – сослали в каторгу.
– И вот, братец ты мой (на этом месте Пьер застал рассказ Каратаева), проходит тому делу годов десять или больше того. Живет старичок на каторге. Как следовает, покоряется, худого не делает. Только у бога смерти просит. – Хорошо. И соберись они, ночным делом, каторжные то, так же вот как мы с тобой, и старичок с ними. И зашел разговор, кто за что страдает, в чем богу виноват. Стали сказывать, тот душу загубил, тот две, тот поджег, тот беглый, так ни за что. Стали старичка спрашивать: ты за что, мол, дедушка, страдаешь? Я, братцы мои миленькие, говорит, за свои да за людские грехи страдаю. А я ни душ не губил, ни чужого не брал, акромя что нищую братию оделял. Я, братцы мои миленькие, купец; и богатство большое имел. Так и так, говорит. И рассказал им, значит, как все дело было, по порядку. Я, говорит, о себе не тужу. Меня, значит, бог сыскал. Одно, говорит, мне свою старуху и деток жаль. И так то заплакал старичок. Случись в их компании тот самый человек, значит, что купца убил. Где, говорит, дедушка, было? Когда, в каком месяце? все расспросил. Заболело у него сердце. Подходит таким манером к старичку – хлоп в ноги. За меня ты, говорит, старичок, пропадаешь. Правда истинная; безвинно напрасно, говорит, ребятушки, человек этот мучится. Я, говорит, то самое дело сделал и нож тебе под голова сонному подложил. Прости, говорит, дедушка, меня ты ради Христа.
Каратаев замолчал, радостно улыбаясь, глядя на огонь, и поправил поленья.
– Старичок и говорит: бог, мол, тебя простит, а мы все, говорит, богу грешны, я за свои грехи страдаю. Сам заплакал горючьми слезьми. Что же думаешь, соколик, – все светлее и светлее сияя восторженной улыбкой, говорил Каратаев, как будто в том, что он имел теперь рассказать, заключалась главная прелесть и все значение рассказа, – что же думаешь, соколик, объявился этот убийца самый по начальству. Я, говорит, шесть душ загубил (большой злодей был), но всего мне жальче старичка этого. Пускай же он на меня не плачется. Объявился: списали, послали бумагу, как следовает. Место дальнее, пока суд да дело, пока все бумаги списали как должно, по начальствам, значит. До царя доходило. Пока что, пришел царский указ: выпустить купца, дать ему награждения, сколько там присудили. Пришла бумага, стали старичка разыскивать. Где такой старичок безвинно напрасно страдал? От царя бумага вышла. Стали искать. – Нижняя челюсть Каратаева дрогнула. – А его уж бог простил – помер. Так то, соколик, – закончил Каратаев и долго, молча улыбаясь, смотрел перед собой.
Не самый рассказ этот, но таинственный смысл его, та восторженная радость, которая сияла в лице Каратаева при этом рассказе, таинственное значение этой радости, это то смутно и радостно наполняло теперь душу Пьера.


– A vos places! [По местам!] – вдруг закричал голос.
Между пленными и конвойными произошло радостное смятение и ожидание чего то счастливого и торжественного. Со всех сторон послышались крики команды, и с левой стороны, рысью объезжая пленных, показались кавалеристы, хорошо одетые, на хороших лошадях. На всех лицах было выражение напряженности, которая бывает у людей при близости высших властей. Пленные сбились в кучу, их столкнули с дороги; конвойные построились.
– L'Empereur! L'Empereur! Le marechal! Le duc! [Император! Император! Маршал! Герцог!] – и только что проехали сытые конвойные, как прогремела карета цугом, на серых лошадях. Пьер мельком увидал спокойное, красивое, толстое и белое лицо человека в треугольной шляпе. Это был один из маршалов. Взгляд маршала обратился на крупную, заметную фигуру Пьера, и в том выражении, с которым маршал этот нахмурился и отвернул лицо, Пьеру показалось сострадание и желание скрыть его.
Генерал, который вел депо, с красным испуганным лицом, погоняя свою худую лошадь, скакал за каретой. Несколько офицеров сошлось вместе, солдаты окружили их. У всех были взволнованно напряженные лица.
– Qu'est ce qu'il a dit? Qu'est ce qu'il a dit?.. [Что он сказал? Что? Что?..] – слышал Пьер.
Во время проезда маршала пленные сбились в кучу, и Пьер увидал Каратаева, которого он не видал еще в нынешнее утро. Каратаев в своей шинельке сидел, прислонившись к березе. В лице его, кроме выражения вчерашнего радостного умиления при рассказе о безвинном страдании купца, светилось еще выражение тихой торжественности.
Каратаев смотрел на Пьера своими добрыми, круглыми глазами, подернутыми теперь слезою, и, видимо, подзывал его к себе, хотел сказать что то. Но Пьеру слишком страшно было за себя. Он сделал так, как будто не видал его взгляда, и поспешно отошел.
Когда пленные опять тронулись, Пьер оглянулся назад. Каратаев сидел на краю дороги, у березы; и два француза что то говорили над ним. Пьер не оглядывался больше. Он шел, прихрамывая, в гору.
Сзади, с того места, где сидел Каратаев, послышался выстрел. Пьер слышал явственно этот выстрел, но в то же мгновение, как он услыхал его, Пьер вспомнил, что он не кончил еще начатое перед проездом маршала вычисление о том, сколько переходов оставалось до Смоленска. И он стал считать. Два французские солдата, из которых один держал в руке снятое, дымящееся ружье, пробежали мимо Пьера. Они оба были бледны, и в выражении их лиц – один из них робко взглянул на Пьера – было что то похожее на то, что он видел в молодом солдате на казни. Пьер посмотрел на солдата и вспомнил о том, как этот солдат третьего дня сжег, высушивая на костре, свою рубаху и как смеялись над ним.
Собака завыла сзади, с того места, где сидел Каратаев. «Экая дура, о чем она воет?» – подумал Пьер.
Солдаты товарищи, шедшие рядом с Пьером, не оглядывались, так же как и он, на то место, с которого послышался выстрел и потом вой собаки; но строгое выражение лежало на всех лицах.


Депо, и пленные, и обоз маршала остановились в деревне Шамшеве. Все сбилось в кучу у костров. Пьер подошел к костру, поел жареного лошадиного мяса, лег спиной к огню и тотчас же заснул. Он спал опять тем же сном, каким он спал в Можайске после Бородина.
Опять события действительности соединялись с сновидениями, и опять кто то, сам ли он или кто другой, говорил ему мысли, и даже те же мысли, которые ему говорились в Можайске.
«Жизнь есть всё. Жизнь есть бог. Все перемещается и движется, и это движение есть бог. И пока есть жизнь, есть наслаждение самосознания божества. Любить жизнь, любить бога. Труднее и блаженнее всего любить эту жизнь в своих страданиях, в безвинности страданий».
«Каратаев» – вспомнилось Пьеру.
И вдруг Пьеру представился, как живой, давно забытый, кроткий старичок учитель, который в Швейцарии преподавал Пьеру географию. «Постой», – сказал старичок. И он показал Пьеру глобус. Глобус этот был живой, колеблющийся шар, не имеющий размеров. Вся поверхность шара состояла из капель, плотно сжатых между собой. И капли эти все двигались, перемещались и то сливались из нескольких в одну, то из одной разделялись на многие. Каждая капля стремилась разлиться, захватить наибольшее пространство, но другие, стремясь к тому же, сжимали ее, иногда уничтожали, иногда сливались с нею.
– Вот жизнь, – сказал старичок учитель.
«Как это просто и ясно, – подумал Пьер. – Как я мог не знать этого прежде».
– В середине бог, и каждая капля стремится расшириться, чтобы в наибольших размерах отражать его. И растет, сливается, и сжимается, и уничтожается на поверхности, уходит в глубину и опять всплывает. Вот он, Каратаев, вот разлился и исчез. – Vous avez compris, mon enfant, [Понимаешь ты.] – сказал учитель.
– Vous avez compris, sacre nom, [Понимаешь ты, черт тебя дери.] – закричал голос, и Пьер проснулся.
Он приподнялся и сел. У костра, присев на корточках, сидел француз, только что оттолкнувший русского солдата, и жарил надетое на шомпол мясо. Жилистые, засученные, обросшие волосами, красные руки с короткими пальцами ловко поворачивали шомпол. Коричневое мрачное лицо с насупленными бровями ясно виднелось в свете угольев.
– Ca lui est bien egal, – проворчал он, быстро обращаясь к солдату, стоявшему за ним. – …brigand. Va! [Ему все равно… разбойник, право!]
И солдат, вертя шомпол, мрачно взглянул на Пьера. Пьер отвернулся, вглядываясь в тени. Один русский солдат пленный, тот, которого оттолкнул француз, сидел у костра и трепал по чем то рукой. Вглядевшись ближе, Пьер узнал лиловую собачонку, которая, виляя хвостом, сидела подле солдата.
– А, пришла? – сказал Пьер. – А, Пла… – начал он и не договорил. В его воображении вдруг, одновременно, связываясь между собой, возникло воспоминание о взгляде, которым смотрел на него Платон, сидя под деревом, о выстреле, слышанном на том месте, о вое собаки, о преступных лицах двух французов, пробежавших мимо его, о снятом дымящемся ружье, об отсутствии Каратаева на этом привале, и он готов уже был понять, что Каратаев убит, но в то же самое мгновенье в его душе, взявшись бог знает откуда, возникло воспоминание о вечере, проведенном им с красавицей полькой, летом, на балконе своего киевского дома. И все таки не связав воспоминаний нынешнего дня и не сделав о них вывода, Пьер закрыл глаза, и картина летней природы смешалась с воспоминанием о купанье, о жидком колеблющемся шаре, и он опустился куда то в воду, так что вода сошлась над его головой.
Перед восходом солнца его разбудили громкие частые выстрелы и крики. Мимо Пьера пробежали французы.
– Les cosaques! [Казаки!] – прокричал один из них, и через минуту толпа русских лиц окружила Пьера.
Долго не мог понять Пьер того, что с ним было. Со всех сторон он слышал вопли радости товарищей.
– Братцы! Родимые мои, голубчики! – плача, кричали старые солдаты, обнимая казаков и гусар. Гусары и казаки окружали пленных и торопливо предлагали кто платья, кто сапоги, кто хлеба. Пьер рыдал, сидя посреди их, и не мог выговорить ни слова; он обнял первого подошедшего к нему солдата и, плача, целовал его.
Долохов стоял у ворот разваленного дома, пропуская мимо себя толпу обезоруженных французов. Французы, взволнованные всем происшедшим, громко говорили между собой; но когда они проходили мимо Долохова, который слегка хлестал себя по сапогам нагайкой и глядел на них своим холодным, стеклянным, ничего доброго не обещающим взглядом, говор их замолкал. С другой стороны стоял казак Долохова и считал пленных, отмечая сотни чертой мела на воротах.
– Сколько? – спросил Долохов у казака, считавшего пленных.
– На вторую сотню, – отвечал казак.
– Filez, filez, [Проходи, проходи.] – приговаривал Долохов, выучившись этому выражению у французов, и, встречаясь глазами с проходившими пленными, взгляд его вспыхивал жестоким блеском.
Денисов, с мрачным лицом, сняв папаху, шел позади казаков, несших к вырытой в саду яме тело Пети Ростова.


С 28 го октября, когда начались морозы, бегство французов получило только более трагический характер замерзающих и изжаривающихся насмерть у костров людей и продолжающих в шубах и колясках ехать с награбленным добром императора, королей и герцогов; но в сущности своей процесс бегства и разложения французской армии со времени выступления из Москвы нисколько не изменился.