Миоссен, Сезар Феб д'Альбре
| Сезар-Феб д'Альбре | ||
| фр. César Phébus d'Albret | ||
 | ||
| Дата рождения | ||
|---|---|---|
| Дата смерти | ||
| Место смерти | ||
| Принадлежность | ||
| Звание | ||
| Награды и премии |
| |
Сезар-Феб д'Альбре, граф де Миоссан[1] (фр. César Phébus d'Albret, comte de Miossens, родился в 1614 году — скончался в Бордо, 13 сентября 1676 года) — один из французских маршалов в правление Людовика XIV, генерал-губернатор Гиени, кавалер Ордена Святого Духа.
Сезар доводился дальним родственником королю Франции Генриху IV и был двоюродным братом (по матери) маркиза де Монтеспан (фр. Louis Henri de Pardaillan de Gondrin). Не военный талант, а его безусловная приверженность королеве Франции Анне Австрийской и кардиналу Мазарини в смутные годы Фронды, принесли ему звание маршала Франции (1 июня 1653 года). При назначении отказался от имени де Миоссен в пользу более славного имени д'Альбре [2].
Содержание
Биография
Военная карьера
Сезар-Феб родился в 1614 году. Он был вторым сыном в семье Анри д'Альбре, графа де Миоссен, и Анны де Гондрен. Впервые он поступил на военную службу в годы Нидерландской революции под знамёна Голландской республики, где сражался против Испании под командованием Жана де Верта.
В 1635 году 21-летний Сезар-Феб был назначен командовать (фр. maître de camp) французским пехотным полком при своём отце в Лотарингской армии, а в 1636 году он командовал пехотным полком в ходе трёхмесячной осады Корби.
В 1639 году Сезар-Феб был назначен капитаном полка королевской гвардии, затем в 1644 году он становится лейтенантом гвардейцев Gendarmes de la Garde ordinaire du Roi (внешняя дворцовая охрана). Спустя год, он женился. Годы Фронды он встретил помощником командира этого подразделения гвардейцев.
Хорошо знакомый с Великим Конде, Сезар-Феб тем не менее принял сторону Мазарини: в январе 1650 года именно ему было поручено конвоирование Великого Конде, его младшего брата Конти и их зятя де Лонгвиля, которых после ареста требовалось доставить в Венсенский замок[3]. В отместку фрондёры во главе с помощником Конде, князем Таранто, вступив в союз с испанцами, овладели Понсом и разграбили город.
В качестве вознаграждения за свою лояльность, кардинал Мазарини обещал Сезар-Фебу звание маршала Франции и титул герцога.
Однако министр Королевы имел множество иных забот, поскольку Фронда расширялась всё больше. Поэтому только в феврале 1653 года Сезар-Феб с большими усилиями, при помощи множества ходатайств и придворных интриг, получил звание маршала Франции. Этого удалось добиться, главным образом, благодаря поддержке его кузины мадам де Монтеспан, которая вскоре пришла на смену юной Луизе де Лавальер в качестве официальной фаворитки короля. Что касается титула герцога, все интриги оказались безуспешными.
В 1657 году Сезар-Феб служил в звании маршала лагеря (фр. maréchal de camp) (аналог последующего бригадного генерала) в ходе осады и захвата Форта Мардика и Дюнкерка.
По воспоминаниям Сен-Симона, при назначении маршалом Франции ему исполнилось 39 лет, но он служил очень мало, ничего никогда не возглавлял и после этого больше не воевал. Аббат д'Омон, чьей ложей в театре Комеди Франсэз завладел маршал д'Альбре, сказал: Какой смелый маршал, всё что ему удалось завоевать, так это только мою ложу!.
Карьера при дворе
6 февраля 1645 года Сезар-Феб взял в жёны Мадлен де Генего (фр. Madeleine de Guénégaud), дочь Габриеля Генего, сеньора дю Плесси-Бельвиль (его брат, Анри, в 1643 году занял пост Министра королевского двора Франции). В этом браке в 1650 году родилась дочь Мари д'Альбре, дважды выходившая замуж (в 1662 и в 1683 годах). Она скончалась 13 июня 1692 года в возрасте 42 лет не имея потомства.
При содействии главного маршала Франции Тюренна, 31 декабря 1661 года Сезар-Феб был посвящён в рыцари Ордена Святого Духа, продолжив традицию, положенную в 1578 году его предком Антуаном де Понсом и продолженную его отцом Анри II.
В ноябре 1670 года маршал д'Альбре был назначен генерал-губернатором Гиени, в чём немало посодействовала маркиза де Монтеспан. В 1675 году он провёл победоносную кампанию против выступлений жителей Бордо, недовольных повышением сборов за фискальные марки и налога на табак. Он распорядился разрушить городские ворота Святого креста и срыть 500 туазов городской насыпи.
Успехи маршала д'Альбре на галантном фронте более значительны, чем его воинские победы. Перечень его возлюбленных очень широк: Марион Делорм, Нинон де Ланкло, Маргарита де Бетюн-Сюлли, мадам д'Олон и другие.
Маршал часто посещал Франсуазу д’Обинье[4] (будущую мадам де Ментенон), хотя она говорила: Маршал д'Альбре — мой друг навеки. Я не считала, что он может быть моим возлюбленным. Потеряв в 1660 году своего мужа, писателя Поля Скаррона, 25-летняя вдова Франсуаза д’Обинье переехала в парижскую резиденцию маршала Отель д'Альбре, где она познакомилась с официальной фавориткой короля мадам де Монтеспан, а также с другой фавориткой Бонной де Понс (родственницей семьи Понс). Именно благодаря Бонне мадам де Монтеспан доверила Франсуазе д’Обинье воспитание своих детей от Людовика XIV.
Образ графа де Миоссан в кино
- Путь короля / L'allée du roi (Франция; 1996) режиссёр Нина Компанеец, в роли графа де Миоссан Кристиан Брендель.
Напишите отзыв о статье "Миоссен, Сезар Феб д'Альбре"
Примечания
- ↑ Другие наследственные титулы: сеньор де Понс, принц де Мортань, суверен Бедея (фр. souverain de Bedeilles)
- ↑ [pagesperso-orange.fr/jm.ouvrard/armor/fami/a/albret.htm Семья д'Альбре] (фр.). Сайт Ouvrard. Проверено 11 декабря 2012. [www.webcitation.org/6DvSWw3C4 Архивировано из первоисточника 25 января 2013].
- ↑ Jacques de Saulx, comte de Tavannes, Mémoires, 1858:22.
- ↑ Предположительно, в результате её связи с маршалом появился ребёнок, названный Тосканом; скрывая это обстоятельство, она представляла его как племянника, пользуясь тем фактом, что её старший брат Шарль д’Обинье перепоручал ей несколько своих детей.
Отрывок, характеризующий Миоссен, Сезар Феб д'Альбре
Поздно вечером четыре возка Ростовых въехали во двор Марьи Дмитриевны в старой Конюшенной. Марья Дмитриевна жила одна. Дочь свою она уже выдала замуж. Сыновья ее все были на службе.Она держалась всё так же прямо, говорила также прямо, громко и решительно всем свое мнение, и всем своим существом как будто упрекала других людей за всякие слабости, страсти и увлечения, которых возможности она не признавала. С раннего утра в куцавейке, она занималась домашним хозяйством, потом ездила: по праздникам к обедни и от обедни в остроги и тюрьмы, где у нее бывали дела, о которых она никому не говорила, а по будням, одевшись, дома принимала просителей разных сословий, которые каждый день приходили к ней, и потом обедала; за обедом сытным и вкусным всегда бывало человека три четыре гостей, после обеда делала партию в бостон; на ночь заставляла себе читать газеты и новые книги, а сама вязала. Редко она делала исключения для выездов, и ежели выезжала, то ездила только к самым важным лицам в городе.
Она еще не ложилась, когда приехали Ростовы, и в передней завизжала дверь на блоке, пропуская входивших с холода Ростовых и их прислугу. Марья Дмитриевна, с очками спущенными на нос, закинув назад голову, стояла в дверях залы и с строгим, сердитым видом смотрела на входящих. Можно бы было подумать, что она озлоблена против приезжих и сейчас выгонит их, ежели бы она не отдавала в это время заботливых приказаний людям о том, как разместить гостей и их вещи.
– Графские? – сюда неси, говорила она, указывая на чемоданы и ни с кем не здороваясь. – Барышни, сюда налево. Ну, вы что лебезите! – крикнула она на девок. – Самовар чтобы согреть! – Пополнела, похорошела, – проговорила она, притянув к себе за капор разрумянившуюся с мороза Наташу. – Фу, холодная! Да раздевайся же скорее, – крикнула она на графа, хотевшего подойти к ее руке. – Замерз, небось. Рому к чаю подать! Сонюшка, bonjour, – сказала она Соне, этим французским приветствием оттеняя свое слегка презрительное и ласковое отношение к Соне.
Когда все, раздевшись и оправившись с дороги, пришли к чаю, Марья Дмитриевна по порядку перецеловала всех.
– Душой рада, что приехали и что у меня остановились, – говорила она. – Давно пора, – сказала она, значительно взглянув на Наташу… – старик здесь и сына ждут со дня на день. Надо, надо с ним познакомиться. Ну да об этом после поговорим, – прибавила она, оглянув Соню взглядом, показывавшим, что она при ней не желает говорить об этом. – Теперь слушай, – обратилась она к графу, – завтра что же тебе надо? За кем пошлешь? Шиншина? – она загнула один палец; – плаксу Анну Михайловну? – два. Она здесь с сыном. Женится сын то! Потом Безухова чтоль? И он здесь с женой. Он от нее убежал, а она за ним прискакала. Он обедал у меня в середу. Ну, а их – она указала на барышень – завтра свожу к Иверской, а потом и к Обер Шельме заедем. Ведь, небось, всё новое делать будете? С меня не берите, нынче рукава, вот что! Намедни княжна Ирина Васильевна молодая ко мне приехала: страх глядеть, точно два боченка на руки надела. Ведь нынче, что день – новая мода. Да у тебя то у самого какие дела? – обратилась она строго к графу.
– Всё вдруг подошло, – отвечал граф. – Тряпки покупать, а тут еще покупатель на подмосковную и на дом. Уж ежели милость ваша будет, я времечко выберу, съезжу в Маринское на денек, вам девчат моих прикину.
– Хорошо, хорошо, у меня целы будут. У меня как в Опекунском совете. Я их и вывезу куда надо, и побраню, и поласкаю, – сказала Марья Дмитриевна, дотрогиваясь большой рукой до щеки любимицы и крестницы своей Наташи.
На другой день утром Марья Дмитриевна свозила барышень к Иверской и к m me Обер Шальме, которая так боялась Марьи Дмитриевны, что всегда в убыток уступала ей наряды, только бы поскорее выжить ее от себя. Марья Дмитриевна заказала почти всё приданое. Вернувшись она выгнала всех кроме Наташи из комнаты и подозвала свою любимицу к своему креслу.
– Ну теперь поговорим. Поздравляю тебя с женишком. Подцепила молодца! Я рада за тебя; и его с таких лет знаю (она указала на аршин от земли). – Наташа радостно краснела. – Я его люблю и всю семью его. Теперь слушай. Ты ведь знаешь, старик князь Николай очень не желал, чтоб сын женился. Нравный старик! Оно, разумеется, князь Андрей не дитя, и без него обойдется, да против воли в семью входить нехорошо. Надо мирно, любовно. Ты умница, сумеешь обойтись как надо. Ты добренько и умненько обойдись. Вот всё и хорошо будет.
Наташа молчала, как думала Марья Дмитриевна от застенчивости, но в сущности Наташе было неприятно, что вмешивались в ее дело любви князя Андрея, которое представлялось ей таким особенным от всех людских дел, что никто, по ее понятиям, не мог понимать его. Она любила и знала одного князя Андрея, он любил ее и должен был приехать на днях и взять ее. Больше ей ничего не нужно было.
– Ты видишь ли, я его давно знаю, и Машеньку, твою золовку, люблю. Золовки – колотовки, ну а уж эта мухи не обидит. Она меня просила ее с тобой свести. Ты завтра с отцом к ней поедешь, да приласкайся хорошенько: ты моложе ее. Как твой то приедет, а уж ты и с сестрой и с отцом знакома, и тебя полюбили. Так или нет? Ведь лучше будет?
– Лучше, – неохотно отвечала Наташа.
На другой день, по совету Марьи Дмитриевны, граф Илья Андреич поехал с Наташей к князю Николаю Андреичу. Граф с невеселым духом собирался на этот визит: в душе ему было страшно. Последнее свидание во время ополчения, когда граф в ответ на свое приглашение к обеду выслушал горячий выговор за недоставление людей, было памятно графу Илье Андреичу. Наташа, одевшись в свое лучшее платье, была напротив в самом веселом расположении духа. «Не может быть, чтобы они не полюбили меня, думала она: меня все всегда любили. И я так готова сделать для них всё, что они пожелают, так готова полюбить его – за то, что он отец, а ее за то, что она сестра, что не за что им не полюбить меня!»
Они подъехали к старому, мрачному дому на Вздвиженке и вошли в сени.
– Ну, Господи благослови, – проговорил граф, полу шутя, полу серьезно; но Наташа заметила, что отец ее заторопился, входя в переднюю, и робко, тихо спросил, дома ли князь и княжна. После доклада о их приезде между прислугой князя произошло смятение. Лакей, побежавший докладывать о них, был остановлен другим лакеем в зале и они шептали о чем то. В залу выбежала горничная девушка, и торопливо тоже говорила что то, упоминая о княжне. Наконец один старый, с сердитым видом лакей вышел и доложил Ростовым, что князь принять не может, а княжна просит к себе. Первая навстречу гостям вышла m lle Bourienne. Она особенно учтиво встретила отца с дочерью и проводила их к княжне. Княжна с взволнованным, испуганным и покрытым красными пятнами лицом выбежала, тяжело ступая, навстречу к гостям, и тщетно пытаясь казаться свободной и радушной. Наташа с первого взгляда не понравилась княжне Марье. Она ей показалась слишком нарядной, легкомысленно веселой и тщеславной. Княжна Марья не знала, что прежде, чем она увидала свою будущую невестку, она уже была дурно расположена к ней по невольной зависти к ее красоте, молодости и счастию и по ревности к любви своего брата. Кроме этого непреодолимого чувства антипатии к ней, княжна Марья в эту минуту была взволнована еще тем, что при докладе о приезде Ростовых, князь закричал, что ему их не нужно, что пусть княжна Марья принимает, если хочет, а чтоб к нему их не пускали. Княжна Марья решилась принять Ростовых, но всякую минуту боялась, как бы князь не сделал какую нибудь выходку, так как он казался очень взволнованным приездом Ростовых.
