Дантен, Луи Антуан де Пардайан де Гондрен

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Луи Антуан де Пардайан де Гондрен
герцог д'Антен

фр. Louis Antoine de Pardaillan de Gondrin<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>

<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Портрет герцога д'Антена (ок. 1710) работы Риго</td></tr>

Маркиз де Монтеспан
1691 — 1711
Предшественник: Луи Анри де Пардайан де Гондрен
Преемник: преобразовано в герцогство
герцог Антен
1711 — 1722
Предшественник: преобразовано из маркизата
Преемник: Луи де Пардайан де Гондрен
Директор резиденций короля
1708 — 1736
Предшественник: Жюль Ардуэн-Мансар
Преемник: Филибер Орри
 
Рождение: 5 сентября 1665(1665-09-05)
Париж
Смерть: 2 ноября 1736(1736-11-02) (71 год)
Париж
Род: Дом де Пардайан де Гондрен
Отец: Луи Анри де Пардайан де Гондрен
Мать: Франсуаза-Атенаис де Рошешуар-Мортемар
Супруга: Жюли Франсуаза де Крюссоль д'Юзес
Дети: Луи, маркиз де Гондрен;
Пьер, епископ Лангра
 
Награды:

Луи Антуан де Пардайан де Гондрен, герцог д'Антен (фр. Louis Antoine de Pardaillan de Gondrin; 5 сентября 1665, Париж2 ноября 1736, Париж) — французский аристократ, маркиз Антена, Гондрена и Монтеспана (1691 год), затем первый герцог Антен и пэр Франции (1711 год). Директор резиденций короля в период с 1708 по 1736 год. Глава Совета по внутренним делам в эпоху регентства при малолетнем короле Людовике XV.

Единственный законный сын маркизы де Монтеспан, ставшей официальной фавориткой короля Людовика XIV.





Биография

Юность и начало военной карьеры

Единственный законнорожденный сын в семье Луи Анри де Пардайана де Гондрена маркиза де Монтеспан и Франсуазы-Атенаис де Рошешуар-Мортемар, был заботливо воспитан отцом в фамильном замке — шато де Боннфон — в Гаскони. В 1683 году, по достижении 18-летнего возраста, отец отправил Луи Антуана в Париж ко двору, где тот начал свою военную карьеру в звании лейтенанта-реформата[1] (фр. lieutenant réformé), которое он получил благодаря своему отцу. В это время влияние его матери при дворе стало ослабевать из-за громкого скандала с отравлениями.

21 августа 1686 года в возрасте 20 лет Луи Антуан взял в жёны 17-летнюю Жюли Франсуазу де Крюссоль д'Юзес, старшую дочь Эммануэля II герцога д'Юзес и Мари-Жюли де Сен-Мор (фр. Marie-Julie de Sainte-Maure), которая по материнской линии была внучкой герцога де Монтозье. В этом браке родились сыновья:

  • Луи де Пардайан де Гондрен (1689—1712), маркиз де Гондрен (умер раньше отца), взявший в жёны Марию Викторию де Ноайль. Это было первое замужество Марии Виктории; интересно, что вторым браком она выйдет замуж снова за сына мадам Монтеспан, только уже внебрачного от Людовика XIV;
  • Пьер де Пардайан де Гондрен (1692—1733), епископ-герцог Лангра и член Французской академии.

Луи Антуан, благодаря своему браку, смог попасть в ближайший круг общения Великого Дофина[2]. К тому же, он имел добрые отношения со своими сводными братьями по матери, Луи-Огюстом герцогом Мэнским и Луи-Александром графом Тулузы (первый был на 5 лет младше Луи Антуана, второй — на 13 лет), узаконенными сыновьями короля Людовика XIV. Однако, несмотря на большие старания, Луи Антуан не смог заполучить расположения самого короля Людовика XIV.

Людовик XIV очень любил игры и, поскольку он был особенно силён в играх на ловкость, король страстно увлёкся бильярдом. Так, в 1684 году он распорядился установить бильярдный стол в Версале в своих Внутренних апартаментах, и ещё один бильярдный стол — в Игральном салоне герцогини Бургундской. Как свидетельствуют источники, многие именитые игроки тогда разоряли друг друга, однако, молодой гасконец Луи Антуан смог сделать себе состояние, играя в бильярд[3].

В 1706 году Луи Антуан был обвинён в якобы ошибочном приказе, отданном во время битвы при Рамильи в ходе войны за испанское наследство. Сложно судить об объективности этого обвинения, учитывая бездарность командующего французскими войсками маршала Вильруа, но, тем не менее, в следующем, 1707 году Луи Антуан был отставлен с военной службы.

Государственная деятельность

Однако в том же 1707 году скончалась его мать, бывшая официальная фаворитка короля Людовика XIV, мадам Монтеспан. С этого момента 42-летний Луи Антуан стал ощущать расположение короля. Оставшийся при дворе Луи Антуан наконец то был вознаграждён назначением губернатором Орлеана в 1707 году, а в 1708 году он получил должность Директора резиденций короля (фр. Bâtiments du Roi), несомненное преимущество которых заключалось в регулярных аудиенциях монарха.

Луи Антуан, обладая естественной склонностью к руководству, оказался превосходным организатором, умеющим преодолевать трудности. Он значительно обогатился на системе Ло (попытка ввести бумажные деньги во Франции).

Занимая должность Директора резиденций короля, Луи Антуан контролировал строительные работы в том числе и в Версале. Зная замыслы Людовика XIV, ему удалось добиться их выполнения при новом короле Людовике XV, свидетельством чего является Салон Геркулеса в Больших покоях Короля. По его распоряжению на юге Франции были разведаны и открыты новые месторождения мрамора, возле поселения Бейред[4], и добываемый там мрамор получил название «дыра д'Антена». Этот вид мрамора очень нравился Людовику XIV, и его использовали в отделке множества каминов Версаля, к примеру, его можно видеть в монументальном камине Салона Геркулеса.

В 1711 году Людовик XIV незадолго до своей смерти возвёл маркизат д'Антен в степень герцогства-пэрства.

В период с 1708 по 1719 известный французский художник Гиацинт Риго создал парадный портрет Луи Антуана по заказу королевской Академии живописи и скульптуры, курирование которой также входило в обязанности Луи Антуана.

В период регентства Филиппа II Орлеанского герцог д'Антен стал занимать политические должности. В Полисинодии, так называемой системе коллективного руководства, он возглавлял Совет по внутренним делам (фр. Conseil des Affaires du Dedans du Royaume). Однако Полисинодия существовала недолго, с 1715 по 1718 год, и после прекращения работы Советов герцог остался просто почётным членом Регентского Совета. Луи Антуан, как и все другие маршалы и герцоги, покинул Совет 22 февраля 1722 года. Начиная с этого момента, герцог д'Антен постепенно отходил от дел, отказавшись в 1722 году от титула герцога в пользу своего внука Луи (старший сын герцога умер в 1712 году).

В 1724 году Луи Антуан был посвящён в кавалеры Ордена Святого Духа.

Умер Луи Антуан де Пардайан де Гондрен в 1736 году.

Недвижимость

В 1692 году герцог д'Антен купил шато де Бельгард неподалёку от поселения Бельгард и в начале XVIII века выполнил его полную реконструкцию.

В наследство от своей матери, мадам Монтеспан, он получил в 1707 году шато д'Уарон (на территории современного департамента Дё-Севр) и шато де Пти-Бурж возле города Эври на Сене.

В шато де Пти-Бурж к 1715 году он выполнил переустройство садов и парка. Именно в этом замке в 1717 году Луи Антуан принимал русского царя Петра I. Затем, около 1720 года, герцог д'Антен заказал строительство нового дворца на территории этой усадьбы архитектору Пьеру Кайто (фр. Pierre Cailleteau) (также известному как Лассюранс). Над внутренним декором работали самые знаменитые французские мастера того времени. В Луврском музее представлены две двухметровые статуи — Людовика XV и Марии Лещинской — которые Луи Антуан в 1725 году заказал скульптору Никола Кусту и которые были установлены в новом дворце Пти-Бурж. Этот дворец был полностью разрушен новым владельцем в 1756 году.

Парижский особняк герцога д'Антена дал название шоссе Дантена в центре современного Парижа.

Опубликованные работы

  • Мемуары, опубликованные Жюстом де Ноайлем в Париже в издательстве Общества французских библиофилов, 1821 год
  • Discours de ma vie et de mes pensées, 1822 год
  • Le duc d'Antin et Louis XIV : rapports sur l'administration des bâtiments, annotés par le Roi, Париж, Académie des bibliophiles, 1869 год

Напишите отзыв о статье "Дантен, Луи Антуан де Пардайан де Гондрен"

Примечания

  1. Во французской армии той эпохи были звания лейтенант-реформат, капитан-реформат и полковник-реформат на которые зачисляли протестантов. В отличие от обычных лейтенантов, капитанов и полковников, протестантам запрещалось убивать и их денежное довольствие было ниже.
  2. Единственного выжившего законного сына короля Людовика XIV.
  3. Verlet, 1985, p. 273.
  4. На территории современного департамента Верхние Пиренеи.

Литература

  • Пьер Верле. [books.google.ru/books?isbn=2213016003 Дворец Версаль] = Le château de Versailles. — 2-е изд., переработанное. — Париж: A. Fayard, 1985. — 740 с. — ISBN 978-2-213-01600-9. (фр.)

Ссылки

  • [www.gutenberg.org/browse/authors/m#a1330 Мемуары мадам Монтеспан] (фр.). Проект «Гутенберг». Проверено 6 января 2013.

Отрывок, характеризующий Дантен, Луи Антуан де Пардайан де Гондрен

Князь Андрей не только после своего путешествия, но и после всего похода, во время которого он был лишен всех удобств чистоты и изящества жизни, испытывал приятное чувство отдыха среди тех роскошных условий жизни, к которым он привык с детства. Кроме того ему было приятно после австрийского приема поговорить хоть не по русски (они говорили по французски), но с русским человеком, который, он предполагал, разделял общее русское отвращение (теперь особенно живо испытываемое) к австрийцам.
Билибин был человек лет тридцати пяти, холостой, одного общества с князем Андреем. Они были знакомы еще в Петербурге, но еще ближе познакомились в последний приезд князя Андрея в Вену вместе с Кутузовым. Как князь Андрей был молодой человек, обещающий пойти далеко на военном поприще, так, и еще более, обещал Билибин на дипломатическом. Он был еще молодой человек, но уже немолодой дипломат, так как он начал служить с шестнадцати лет, был в Париже, в Копенгагене и теперь в Вене занимал довольно значительное место. И канцлер и наш посланник в Вене знали его и дорожили им. Он был не из того большого количества дипломатов, которые обязаны иметь только отрицательные достоинства, не делать известных вещей и говорить по французски для того, чтобы быть очень хорошими дипломатами; он был один из тех дипломатов, которые любят и умеют работать, и, несмотря на свою лень, он иногда проводил ночи за письменным столом. Он работал одинаково хорошо, в чем бы ни состояла сущность работы. Его интересовал не вопрос «зачем?», а вопрос «как?». В чем состояло дипломатическое дело, ему было всё равно; но составить искусно, метко и изящно циркуляр, меморандум или донесение – в этом он находил большое удовольствие. Заслуги Билибина ценились, кроме письменных работ, еще и по его искусству обращаться и говорить в высших сферах.
Билибин любил разговор так же, как он любил работу, только тогда, когда разговор мог быть изящно остроумен. В обществе он постоянно выжидал случая сказать что нибудь замечательное и вступал в разговор не иначе, как при этих условиях. Разговор Билибина постоянно пересыпался оригинально остроумными, законченными фразами, имеющими общий интерес.
Эти фразы изготовлялись во внутренней лаборатории Билибина, как будто нарочно, портативного свойства, для того, чтобы ничтожные светские люди удобно могли запоминать их и переносить из гостиных в гостиные. И действительно, les mots de Bilibine se colportaient dans les salons de Vienne, [Отзывы Билибина расходились по венским гостиным] и часто имели влияние на так называемые важные дела.
Худое, истощенное, желтоватое лицо его было всё покрыто крупными морщинами, которые всегда казались так чистоплотно и старательно промыты, как кончики пальцев после бани. Движения этих морщин составляли главную игру его физиономии. То у него морщился лоб широкими складками, брови поднимались кверху, то брови спускались книзу, и у щек образовывались крупные морщины. Глубоко поставленные, небольшие глаза всегда смотрели прямо и весело.
– Ну, теперь расскажите нам ваши подвиги, – сказал он.
Болконский самым скромным образом, ни разу не упоминая о себе, рассказал дело и прием военного министра.
– Ils m'ont recu avec ma nouvelle, comme un chien dans un jeu de quilles, [Они приняли меня с этою вестью, как принимают собаку, когда она мешает игре в кегли,] – заключил он.
Билибин усмехнулся и распустил складки кожи.
– Cependant, mon cher, – сказал он, рассматривая издалека свой ноготь и подбирая кожу над левым глазом, – malgre la haute estime que je professe pour le православное российское воинство, j'avoue que votre victoire n'est pas des plus victorieuses. [Однако, мой милый, при всем моем уважении к православному российскому воинству, я полагаю, что победа ваша не из самых блестящих.]
Он продолжал всё так же на французском языке, произнося по русски только те слова, которые он презрительно хотел подчеркнуть.
– Как же? Вы со всею массой своею обрушились на несчастного Мортье при одной дивизии, и этот Мортье уходит у вас между рук? Где же победа?
– Однако, серьезно говоря, – отвечал князь Андрей, – всё таки мы можем сказать без хвастовства, что это немного получше Ульма…
– Отчего вы не взяли нам одного, хоть одного маршала?
– Оттого, что не всё делается, как предполагается, и не так регулярно, как на параде. Мы полагали, как я вам говорил, зайти в тыл к семи часам утра, а не пришли и к пяти вечера.
– Отчего же вы не пришли к семи часам утра? Вам надо было притти в семь часов утра, – улыбаясь сказал Билибин, – надо было притти в семь часов утра.
– Отчего вы не внушили Бонапарту дипломатическим путем, что ему лучше оставить Геную? – тем же тоном сказал князь Андрей.
– Я знаю, – перебил Билибин, – вы думаете, что очень легко брать маршалов, сидя на диване перед камином. Это правда, а всё таки, зачем вы его не взяли? И не удивляйтесь, что не только военный министр, но и августейший император и король Франц не будут очень осчастливлены вашей победой; да и я, несчастный секретарь русского посольства, не чувствую никакой потребности в знак радости дать моему Францу талер и отпустить его с своей Liebchen [милой] на Пратер… Правда, здесь нет Пратера.
Он посмотрел прямо на князя Андрея и вдруг спустил собранную кожу со лба.
– Теперь мой черед спросить вас «отчего», мой милый, – сказал Болконский. – Я вам признаюсь, что не понимаю, может быть, тут есть дипломатические тонкости выше моего слабого ума, но я не понимаю: Мак теряет целую армию, эрцгерцог Фердинанд и эрцгерцог Карл не дают никаких признаков жизни и делают ошибки за ошибками, наконец, один Кутузов одерживает действительную победу, уничтожает charme [очарование] французов, и военный министр не интересуется даже знать подробности.
– Именно от этого, мой милый. Voyez vous, mon cher: [Видите ли, мой милый:] ура! за царя, за Русь, за веру! Tout ca est bel et bon, [все это прекрасно и хорошо,] но что нам, я говорю – австрийскому двору, за дело до ваших побед? Привезите вы нам свое хорошенькое известие о победе эрцгерцога Карла или Фердинанда – un archiduc vaut l'autre, [один эрцгерцог стоит другого,] как вам известно – хоть над ротой пожарной команды Бонапарте, это другое дело, мы прогремим в пушки. А то это, как нарочно, может только дразнить нас. Эрцгерцог Карл ничего не делает, эрцгерцог Фердинанд покрывается позором. Вену вы бросаете, не защищаете больше, comme si vous nous disiez: [как если бы вы нам сказали:] с нами Бог, а Бог с вами, с вашей столицей. Один генерал, которого мы все любили, Шмит: вы его подводите под пулю и поздравляете нас с победой!… Согласитесь, что раздразнительнее того известия, которое вы привозите, нельзя придумать. C'est comme un fait expres, comme un fait expres. [Это как нарочно, как нарочно.] Кроме того, ну, одержи вы точно блестящую победу, одержи победу даже эрцгерцог Карл, что ж бы это переменило в общем ходе дел? Теперь уж поздно, когда Вена занята французскими войсками.
– Как занята? Вена занята?
– Не только занята, но Бонапарте в Шенбрунне, а граф, наш милый граф Врбна отправляется к нему за приказаниями.
Болконский после усталости и впечатлений путешествия, приема и в особенности после обеда чувствовал, что он не понимает всего значения слов, которые он слышал.
– Нынче утром был здесь граф Лихтенфельс, – продолжал Билибин, – и показывал мне письмо, в котором подробно описан парад французов в Вене. Le prince Murat et tout le tremblement… [Принц Мюрат и все такое…] Вы видите, что ваша победа не очень то радостна, и что вы не можете быть приняты как спаситель…
– Право, для меня всё равно, совершенно всё равно! – сказал князь Андрей, начиная понимать,что известие его о сражении под Кремсом действительно имело мало важности ввиду таких событий, как занятие столицы Австрии. – Как же Вена взята? А мост и знаменитый tete de pont, [мостовое укрепление,] и князь Ауэрсперг? У нас были слухи, что князь Ауэрсперг защищает Вену, – сказал он.
– Князь Ауэрсперг стоит на этой, на нашей, стороне и защищает нас; я думаю, очень плохо защищает, но всё таки защищает. А Вена на той стороне. Нет, мост еще не взят и, надеюсь, не будет взят, потому что он минирован, и его велено взорвать. В противном случае мы были бы давно в горах Богемии, и вы с вашею армией провели бы дурную четверть часа между двух огней.
– Но это всё таки не значит, чтобы кампания была кончена, – сказал князь Андрей.
– А я думаю, что кончена. И так думают большие колпаки здесь, но не смеют сказать этого. Будет то, что я говорил в начале кампании, что не ваша echauffouree de Durenstein, [дюренштейнская стычка,] вообще не порох решит дело, а те, кто его выдумали, – сказал Билибин, повторяя одно из своих mots [словечек], распуская кожу на лбу и приостанавливаясь. – Вопрос только в том, что скажет берлинское свидание императора Александра с прусским королем. Ежели Пруссия вступит в союз, on forcera la main a l'Autriche, [принудят Австрию,] и будет война. Ежели же нет, то дело только в том, чтоб условиться, где составлять первоначальные статьи нового Саmро Formio. [Кампо Формио.]
– Но что за необычайная гениальность! – вдруг вскрикнул князь Андрей, сжимая свою маленькую руку и ударяя ею по столу. – И что за счастие этому человеку!
– Buonaparte? [Буонапарте?] – вопросительно сказал Билибин, морща лоб и этим давая чувствовать, что сейчас будет un mot [словечко]. – Bu onaparte? – сказал он, ударяя особенно на u . – Я думаю, однако, что теперь, когда он предписывает законы Австрии из Шенбрунна, il faut lui faire grace de l'u . [надо его избавить от и.] Я решительно делаю нововведение и называю его Bonaparte tout court [просто Бонапарт].