Д’Аркур, Франсуа

Франсуа д'Аркур фр. François d'Harcourt<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Герцог д'Аркур
1718 — 1750
Предшественник:	Анри д'Аркур
Преемник:	Луи Абрахам д'Аркур
Лейтенант-генерал Франш-Конте
1712 — 1730
Предшественник:	Анри д'Аркур
Преемник:	Ги Мишель де Дюрфор
Губернатор Седана
1739 — 1750
Предшественник:	Франсуа-Анри де Франкето де Куаньи
Преемник:	Анн-Пьер д'Аркур
Рождение:	6 ноября 1689(1689-11-06)
Смерть:	10 июля 1750(1750-07-10) (60 лет) Сен-Жермен-ан-Ле
Род:	Аркуры
Отец:	Анри д'Аркур
Мать:	Мари Анн Клод Брюлар
Военная служба
Годы службы:	1705—1750
Род войск:	кавалерия
Звание:	маршал Франции
Сражения:	Война за Испанское наследство Война за Польское наследство Война за Австрийское наследство
Награды:

Франсуа д’Аркур (фр. François d'Harcourt; 6 ноября 1689 — 10 июля 1750, Сен-Жермен-ан-Ле) — французский военачальник, 2-й герцог д’Аркур, пэр и маршал Франции, рыцарь орденов короля (16.05.1728).

Биография

Старший сын маршала Франции герцога Анри д’Аркура и Мари Анн Клод Брюлар. До 1718 носил титул маркиза д’Аркура.

Война за Испанское наследство

Еще учась в коллеже, 23 ноября 1705 записался в полк Аркура; в составе мушкетерского полка участвовал в битве при Рамийи 23 мая 1706. В 1707 находился во Фландрии. В 1708 принял командование полком Аркура, с которым участвовал 11 июня в сражении при Ауденарде. В 1709—1711 служил под командованием своего отца в Рейнской армии. 15 июля 1710 получил командование старым кавалерийским полком, вакантное после отставки маркиза де Лессара.

9 апреля 1712 король дал ему Кавалерийский полк Дофина, с которым Франсуа продолжал служить в Рейнской армии, уже несколько лет ограничивавшейся наблюдением за противником. В 1712 отец передал ему генеральное лейтенантство во Франш-Конте; соответствующая грамота была дана в Фонтенбло 21 июля, новый наместник принес присягу 4 февраля 1713.

В кампанию 1713 продолжал служить на Рейне. После распада антифранцузской коалиции армии короля перешли в наступление, и д’Аркур участвовал в занятии Шпейера, Вормса, Кайзерслаутерна, открывших ворота, осаде Ландау, сдавшегося 20 августа, разгроме генерала Вобонна 20 сентября, взятии города Фрайбурга 1 ноября, и его цитадели 16-го.

В 1716 покинул полк Дофина; был назначен командиром третьей роты гвардии королевских телохранителей, после отставки своего отца, 26 июня 1718.

1 октября 1718 произведен в бригадиры, 24 апреля 1727 в лагерные маршалы.

19 октября 1718 принял титул герцога д’Аркура, зарегистрированный Парижским парламентом 19 января 1719.

10 мая 1730 продал генерал-лейтенантство Франш-Конте герцогу де Рандану, сыну герцога де Лоржа.

Война за Польское наследство

С началом войны за Польское наследство 6 октября 1733 назначен в Итальянскую армию. Осадил Пиццигеттоне, сдавшийся 29 ноября. Участвовал во взятии Миланского замка 29 декабря, осаде Новары, павшей 7 января 1734, в бою при Колорно 4—5 июня, и сражался 29 июня в битве при Парме.

12 июля отделился от основных сил с 8 эскадронами и 13-го овладел Реджо и Рубьерой. 1 августа произведен в лейтенант-генералы, 19 сентября участвовал в битве при Гуасталле.

Имперские войска планировали нанести удар по французам с левого фланга, и продвинуться до ретраншементов тет-де-пона, для чего двинули основную массу кавалерии на равнину между По и шоссейной дорогой. Герцог д’Аркур вместе с графом де Шатийоном возглавили кавалерию и нанесли удар слева по наступающим австрийцам. Имперские кирасиры не выдержали натиска, смешались и отступили к выходу из леса, откуда начинали атаку. Французская кавалерия понесла при этом значительные потери, и немцы снова атаковали, наступая колонной в два эскадрона по фронту. Герцог контратаковал и опять отбросил противника, но был ранен в руку ружейной пулей.

Едва оправившись от ранения, д’Аркур присоединился к армии в Кремоне. Зимой он занимался обороной территорий Пармы и Гуасталлы.

В кампанию 1735 принял участие во взятии замков Гонзага (30 мая), Реджоло (31 мая) и Ревере (7 июня).

26 января 1739 получил губернаторство на землях бывшего Седанского княжества, сменив на этом посту маршала Куаньи, получившего должность губернатора Эльзаса.

Война за Австрийское наследство

Во время войны за Австрийское наследство 26 февраля 1742 назначен в Баварскую армию, которой командовал до соединения с маркизом де Равиньяном.

26 марта выбил противника из горных проходов, занятых им в Швабском Альбе (Упренген, Лангенау, Лауинген), отбросил к Изеру австрийские части, стоявшие под Ульмом, прогнал их из Ингольштадта, в Келлеме соединился с войсками де Равиньяна, и вместе с ним 9 апреля осадил Штраубинг.

После смерти маркиза объединил командование войсками, овладел Киндорфом, облегчив баварцам восстановление моста на Изере, затем занял лагерь на Нидеральтаке, где пять месяцев продержался против значительно превосходящего числом противника. После того, как командование армией принял Мориц Саксонский, герцог д’Аркур перешел под командование маршала Мельбуа, отрядившего его 21 сентября для занятия Плана, где было взято 400 пленных.

1 мая 1743 назначен в Рейнскую армию маршала де Ноайя, и 27 июня командовал правым флангом в битве при Деттингене. Во главе гвардейцев дома короля он трижды атаковал вражескую пехоту и кавалерию, и был опасно ранен ружейной пулей в плечо.

1 августа отправился командовать в Седане и на шампанской границе, также командовал лагерем Крюн между Тионвилем и Лонгви.

1 апреля 1744 получил командование армией Мозеля, после отступления Карла Лотарингского продвинулся в Эльзас, облегчил отступление гарнизону Саверна, и помешал противнику проникнуть в Лотарингию.

13 августа предпринял попытку выбить 12-тыс австрийский корпус генерала Надашди из Саверна. Атаковав с фронта и через окопы, занятые кроатами и пандурами, он отбросил противника к городу, в который французы ворвались на плечах бегущих.

Все правое крыло армии принца Лотарингского развернулось для атаки Саверна. Д’Аркур стянул свои войска в укрепленный лагерь, который австрийцы безуспешно атаковали, потеряв убитыми 1200 человек. У французов был убит 71.

В ночь 15/16 августа принц прекратил атаки и ушел за реку Сорн. Герцог д’Аркур соединился с Рейнской армией и участвовал в осаде Фрайбурга, сдавшегося 6 ноября; цитадель капитулировала 25-го.

1 апреля 1745 направлен во Фландрскую армию, возглавляемую королём, 26-го подошел к Турне, 30-го начал его осаду. Пытаясь деблокировать крепость, австрийцы атаковали французскую армию 11 мая у Фонтенуа, где д’Аркур командовал правым флангом. Турне пал 23 мая, цитадель сдалась 20 июня. После осады 7—12 августа взял Дендермонде,

В кампанию 1746 воевал в той же армии, 11 октября сражался при Року. 19 октября в Фонтенбло король пожаловал его чином маршала Франции, 20 ноября герцог принес присягу. 12 апреля 1749 его положение было приравнено к рангу коннетабля.

Семья

1-я жена (14.01.1716): Маргерит Луиз Софи де Нёвилль де Вильруа (1698 — 4.06.1716), дочь герцога Никола де Вильруа (1663—1734) и Маргерит Ле Телье де Лувуа (1678—1711)

2-я жена (31.05.1717): Мари-Мадлен Ле Телье (1698—1735), дочь Луи Франсуа Мари Ле Телье, маркиза де Барбезье (1668—1701), и Мари-Терез д’Алегр

Дети:

• Франсуаз-Клер д’Аркур (12.05.1718 — 9.05.1751). Муж (6.06.1738): маркиз Эммануэль-Дьёдонне д’Отфор (1700—1777)
• Анжелика-Аделаида д’Аркур (30.8.1719 — 7.09.1744). Муж (18.02.1741): герцог Эммануэль де Крой (1718—1784), принц де Сольр, маршал Франции
• Габриель-Лидия д’Аркур (1722—1801). Муж (3.05.1740): Клод Луи Франсуа де Ренье, граф де Герши (1715—1767)
• Луи-Франсуа д’Аркур (6.10.1728 — 15.03.1748), маркиз д’Аркур. Командир кавалерийского полка (15.06.1745), капитан гвардии телохранителей короля. Был холост.

Литература

• Chronologie historique-militaire. T. III — P.: Claud Herissant, 1761, pp. 363–368
• Dictionnaire de la noblesse. T. X. — P.: Schlesinger frères, 1867, col. 320—321

Отрывок, характеризующий Д’Аркур, Франсуа

Капитан сделал жест, выражающий то, что ежели бы он не понимал, то он все таки просит продолжать.
– L'amour platonique, les nuages… [Платоническая любовь, облака…] – пробормотал он. Выпитое ли вино, или потребность откровенности, или мысль, что этот человек не знает и не узнает никого из действующих лиц его истории, или все вместе развязало язык Пьеру. И он шамкающим ртом и маслеными глазами, глядя куда то вдаль, рассказал всю свою историю: и свою женитьбу, и историю любви Наташи к его лучшему другу, и ее измену, и все свои несложные отношения к ней. Вызываемый вопросами Рамбаля, он рассказал и то, что скрывал сначала, – свое положение в свете и даже открыл ему свое имя.
Более всего из рассказа Пьера поразило капитана то, что Пьер был очень богат, что он имел два дворца в Москве и что он бросил все и не уехал из Москвы, а остался в городе, скрывая свое имя и звание.
Уже поздно ночью они вместе вышли на улицу. Ночь была теплая и светлая. Налево от дома светлело зарево первого начавшегося в Москве, на Петровке, пожара. Направо стоял высоко молодой серп месяца, и в противоположной от месяца стороне висела та светлая комета, которая связывалась в душе Пьера с его любовью. У ворот стояли Герасим, кухарка и два француза. Слышны были их смех и разговор на непонятном друг для друга языке. Они смотрели на зарево, видневшееся в городе.
Ничего страшного не было в небольшом отдаленном пожаре в огромном городе.
Глядя на высокое звездное небо, на месяц, на комету и на зарево, Пьер испытывал радостное умиление. «Ну, вот как хорошо. Ну, чего еще надо?!» – подумал он. И вдруг, когда он вспомнил свое намерение, голова его закружилась, с ним сделалось дурно, так что он прислонился к забору, чтобы не упасть.
Не простившись с своим новым другом, Пьер нетвердыми шагами отошел от ворот и, вернувшись в свою комнату, лег на диван и тотчас же заснул.


На зарево первого занявшегося 2 го сентября пожара с разных дорог с разными чувствами смотрели убегавшие и уезжавшие жители и отступавшие войска.
Поезд Ростовых в эту ночь стоял в Мытищах, в двадцати верстах от Москвы. 1 го сентября они выехали так поздно, дорога так была загромождена повозками и войсками, столько вещей было забыто, за которыми были посылаемы люди, что в эту ночь было решено ночевать в пяти верстах за Москвою. На другое утро тронулись поздно, и опять было столько остановок, что доехали только до Больших Мытищ. В десять часов господа Ростовы и раненые, ехавшие с ними, все разместились по дворам и избам большого села. Люди, кучера Ростовых и денщики раненых, убрав господ, поужинали, задали корму лошадям и вышли на крыльцо.
В соседней избе лежал раненый адъютант Раевского, с разбитой кистью руки, и страшная боль, которую он чувствовал, заставляла его жалобно, не переставая, стонать, и стоны эти страшно звучали в осенней темноте ночи. В первую ночь адъютант этот ночевал на том же дворе, на котором стояли Ростовы. Графиня говорила, что она не могла сомкнуть глаз от этого стона, и в Мытищах перешла в худшую избу только для того, чтобы быть подальше от этого раненого.
Один из людей в темноте ночи, из за высокого кузова стоявшей у подъезда кареты, заметил другое небольшое зарево пожара. Одно зарево давно уже видно было, и все знали, что это горели Малые Мытищи, зажженные мамоновскими казаками.
– А ведь это, братцы, другой пожар, – сказал денщик.
Все обратили внимание на зарево.
– Да ведь, сказывали, Малые Мытищи мамоновские казаки зажгли.
– Они! Нет, это не Мытищи, это дале.
– Глянь ка, точно в Москве.
Двое из людей сошли с крыльца, зашли за карету и присели на подножку.
– Это левей! Как же, Мытищи вон где, а это вовсе в другой стороне.
Несколько людей присоединились к первым.
– Вишь, полыхает, – сказал один, – это, господа, в Москве пожар: либо в Сущевской, либо в Рогожской.
Никто не ответил на это замечание. И довольно долго все эти люди молча смотрели на далекое разгоравшееся пламя нового пожара.
Старик, графский камердинер (как его называли), Данило Терентьич подошел к толпе и крикнул Мишку.
– Ты чего не видал, шалава… Граф спросит, а никого нет; иди платье собери.
– Да я только за водой бежал, – сказал Мишка.
– А вы как думаете, Данило Терентьич, ведь это будто в Москве зарево? – сказал один из лакеев.
Данило Терентьич ничего не отвечал, и долго опять все молчали. Зарево расходилось и колыхалось дальше и дальше.
– Помилуй бог!.. ветер да сушь… – опять сказал голос.
– Глянь ко, как пошло. О господи! аж галки видно. Господи, помилуй нас грешных!
– Потушат небось.
– Кому тушить то? – послышался голос Данилы Терентьича, молчавшего до сих пор. Голос его был спокоен и медлителен. – Москва и есть, братцы, – сказал он, – она матушка белока… – Голос его оборвался, и он вдруг старчески всхлипнул. И как будто только этого ждали все, чтобы понять то значение, которое имело для них это видневшееся зарево. Послышались вздохи, слова молитвы и всхлипывание старого графского камердинера.


Камердинер, вернувшись, доложил графу, что горит Москва. Граф надел халат и вышел посмотреть. С ним вместе вышла и не раздевавшаяся еще Соня, и madame Schoss. Наташа и графиня одни оставались в комнате. (Пети не было больше с семейством; он пошел вперед с своим полком, шедшим к Троице.)
Графиня заплакала, услыхавши весть о пожаре Москвы. Наташа, бледная, с остановившимися глазами, сидевшая под образами на лавке (на том самом месте, на которое она села приехавши), не обратила никакого внимания на слова отца. Она прислушивалась к неумолкаемому стону адъютанта, слышному через три дома.
– Ах, какой ужас! – сказала, со двора возвративись, иззябшая и испуганная Соня. – Я думаю, вся Москва сгорит, ужасное зарево! Наташа, посмотри теперь, отсюда из окошка видно, – сказала она сестре, видимо, желая чем нибудь развлечь ее. Но Наташа посмотрела на нее, как бы не понимая того, что у ней спрашивали, и опять уставилась глазами в угол печи. Наташа находилась в этом состоянии столбняка с нынешнего утра, с того самого времени, как Соня, к удивлению и досаде графини, непонятно для чего, нашла нужным объявить Наташе о ране князя Андрея и о его присутствии с ними в поезде. Графиня рассердилась на Соню, как она редко сердилась. Соня плакала и просила прощенья и теперь, как бы стараясь загладить свою вину, не переставая ухаживала за сестрой.
– Посмотри, Наташа, как ужасно горит, – сказала Соня.
– Что горит? – спросила Наташа. – Ах, да, Москва.
И как бы для того, чтобы не обидеть Сони отказом и отделаться от нее, она подвинула голову к окну, поглядела так, что, очевидно, не могла ничего видеть, и опять села в свое прежнее положение.
– Да ты не видела?
– Нет, право, я видела, – умоляющим о спокойствии голосом сказала она.
И графине и Соне понятно было, что Москва, пожар Москвы, что бы то ни было, конечно, не могло иметь значения для Наташи.
Граф опять пошел за перегородку и лег. Графиня подошла к Наташе, дотронулась перевернутой рукой до ее головы, как это она делала, когда дочь ее бывала больна, потом дотронулась до ее лба губами, как бы для того, чтобы узнать, есть ли жар, и поцеловала ее.
– Ты озябла. Ты вся дрожишь. Ты бы ложилась, – сказала она.
– Ложиться? Да, хорошо, я лягу. Я сейчас лягу, – сказала Наташа.
С тех пор как Наташе в нынешнее утро сказали о том, что князь Андрей тяжело ранен и едет с ними, она только в первую минуту много спрашивала о том, куда? как? опасно ли он ранен? и можно ли ей видеть его? Но после того как ей сказали, что видеть его ей нельзя, что он ранен тяжело, но что жизнь его не в опасности, она, очевидно, не поверив тому, что ей говорили, но убедившись, что сколько бы она ни говорила, ей будут отвечать одно и то же, перестала спрашивать и говорить. Всю дорогу с большими глазами, которые так знала и которых выражения так боялась графиня, Наташа сидела неподвижно в углу кареты и так же сидела теперь на лавке, на которую села. Что то она задумывала, что то она решала или уже решила в своем уме теперь, – это знала графиня, но что это такое было, она не знала, и это то страшило и мучило ее.
– Наташа, разденься, голубушка, ложись на мою постель. (Только графине одной была постелена постель на кровати; m me Schoss и обе барышни должны были спать на полу на сене.)
– Нет, мама, я лягу тут, на полу, – сердито сказала Наташа, подошла к окну и отворила его. Стон адъютанта из открытого окна послышался явственнее. Она высунула голову в сырой воздух ночи, и графиня видела, как тонкие плечи ее тряслись от рыданий и бились о раму. Наташа знала, что стонал не князь Андрей. Она знала, что князь Андрей лежал в той же связи, где они были, в другой избе через сени; но этот страшный неумолкавший стон заставил зарыдать ее. Графиня переглянулась с Соней.
– Ложись, голубушка, ложись, мой дружок, – сказала графиня, слегка дотрогиваясь рукой до плеча Наташи. – Ну, ложись же.
– Ах, да… Я сейчас, сейчас лягу, – сказала Наташа, поспешно раздеваясь и обрывая завязки юбок. Скинув платье и надев кофту, она, подвернув ноги, села на приготовленную на полу постель и, перекинув через плечо наперед свою недлинную тонкую косу, стала переплетать ее. Тонкие длинные привычные пальцы быстро, ловко разбирали, плели, завязывали косу. Голова Наташи привычным жестом поворачивалась то в одну, то в другую сторону, но глаза, лихорадочно открытые, неподвижно смотрели прямо. Когда ночной костюм был окончен, Наташа тихо опустилась на простыню, постланную на сено с края от двери.