Эспань, Жан-Луи-Брижит

Жан-Луи Эспань
фр. Jean-Louis Espagne
Портрет Эспаня
Дата рождения	16 февраля 1769(1769-02-16)
Место рождения	Ош, провинция Гасконь (ныне департамент Жер), королевство Франция
Дата смерти	21 мая 1809(1809-05-21) (40 лет)
Место смерти	близ Эсслинга, Австрийская империя
Принадлежность	Франция Франция
Род войск	Кавалерия
Годы службы	1787 – 1809
Звание	Дивизионный генерал
Командовал	3-й дивизией тяжёлой кавалерии (1806-09)
Сражения/войны	Вальми (1792) Гогенлинден (1800) Кальдьеро (1805) Гейльсберг (1807) Экмюль (1809) Эсслинг (1809)
Награды и премии

Жан-Луи Брижит Эспань (фр. Jean-Louis Brigitte Espagne; 16 февраля 1769, Ош, департамент Жер — 21 мая 1809, близ Эсслинга, Австрия) — французский военный деятель, дивизионный генерал (1805 год), граф (1808 год).

Гасконь «подарила» Великому Корсиканцу немало доблестных воинов, достигших вершин военной карьеры, благодаря своим способностям и удачному стечению обстоятельств. Лихой рубака Мюрат, бесстрашный Ланн, храбрый Бессьер, отважный Бернадот, ставший впоследствии королём Швеции, — все они являются героями наполеоновской легенды, передаваемой из уст в уста, из поколения в поколение. Однако, Гасконь оказалась щедра не только на талантливых маршалов, но и на не менее одаренных генералов, среди которых особого упоминания заслуживает имя Жана-Луи Эспаня.

Детство и юность. Первые годы армейской службы

О ранних годах жизни этого человека известно немного. Он родился в семье небогатых мелкопоместных дворян. Его отец, Бертран д’Эспань, мечтал дать сыну достойное образование и подыскивал ему подходящий коллеж. Между тем, у юного Жан-Луи были иные соображения относительно своего будущего. Едва ему исполнилось 14 лет, как он, без разрешения родителей, записался в Королевский пехотный полк. Матери с трудом удалось уговорить его покинуть службу и вернуться домой. «Гражданская» жизнь д’Эспаня-младшего продолжалась недолго, так как вскоре его отец потерял работу, и семья оказалась на грани разорения. С иллюзиями об учёбе в престижном заведении пришлось расстаться, и Жан-Луи, не колеблясь, вернулся в армию. 6 июля 1787 года он был принят в полк драгун Её Величества (после Революции полк был переименован в 6-й драгунский), расквартированный в Лаоне.

В 1789 году командование направило д' Эспаня в Реймс, поручив ему провести рекрутский набор. Во время поездки Жан-Луи встретил Мари-Софи Паруассьен, дочь богатого плотника, которая впоследствии стала его женой и родила ему двух сыновей. Примерно в том же году он познакомился и близко сошёлся с генералом Тома Александром-Дави де ля Пайетери Дюма, отцом великого французского писателя-романиста, из-под пера которого вышли бессмертные «Три мушкетера», «Граф Монте-Кристо» и другие произведения.

Участие в революционных войнах

2 августа 1792 года д’Эспань получил капитанское звание и был переведен в гусарский полк с пафосным названием: «Защитники свободы и равенства». 20 сентября 1792 года Жан-Луи отличился в битве при Вальми. При содействии генерала Дюма, в качестве награды за лояльность Республике, взбудораженной предательством генерала Дюмурье, д’Эспань в чине командира эскадрона был направлен в 5-й гусарский полк.

18 марта 1793 года его подразделение доблестно сражалось под Неервинденом, что не осталось незамеченным командованием. В том же году Жан-Луи удостаивается звания подполковника (30 ноября). Следующее повышение состоялось лишь в конце 1797 года — ему присвоили чин командира бригады и впервые под его началом оказалась тяжелая кавалерия. Во главе 8-го кирасирского полка он сражался в составе Самбро-Маасской и Майнцской армий.

10 июля 1799 года д’Эспань стал бригадным генералом. Его ненадолго направили в обсервационную армию Мюллера, а уже 27 июля он поступил в распоряжение командующего Рейнской армией генерала Лакомба, которого вскоре сменил Моро.

В 1800 году д’Эспань участвовал в сражениях при Мескирхе (5 мая), Хохштедте (19 июня), Нойбурге (27 июня). Генеральские эполеты не мешали ему, при случае, подавать пример личной храбрости, и в бою он всегда находился впереди своих солдат. Так, при Нойбурге д’Эспань, встав во главе 1-го и 3-го батальона 84-й полубригады, под жесточайшим обстрелом повёл пехотинцев на штурм вражеских укреплений под Унтерхаузеном. После нескольких атак французы овладели неприятельским редутом, но при этом отважный гасконец получил ранение в руку и был вынужден покинуть поле брани. По возвращении из госпиталя его определили в дивизию генерала Монришара в качестве командира одной из бригад. Кампания по разгрому 2-й антифранцузской коалиции для Жана-Луи д’Эспаня завершилась под Гогенлинденом (3 декабря 1800). Вскоре после этой блестящей победы генерала Моро был подписан Люневильский мир, и в Европе ненадолго смолкла канонада, продолжавшаяся почти десять лет. В этот период временного затишья д’Эспань был направлен в Бурж, где недолго начальствовал над 21-м военным округом.

Карьера в годы Империи

2 января 1804 года он стал командором ордена Почётного легиона. 1 февраля 1805 года его повысили в звании до дивизионного генерала и назначили на должность командующего лёгкой кавалерии Итальянской армии. Участвовал в бою у Сен-Мишеле (29 октября 1805 года), а затем у Кальдиеро (30 октября), где маршал Массена вел изматывающее сражение с войсками эрцгерцога Карла.

В том же году он проявил себя в боях у Лайбаха и Градиски. В феврале 1806 года Жану-Луи д’Эспаню, дивизию которого включили в состав 1-го корпуса Неаполитанской армии, поручили ликвидировать банду калабрийских разбойников-роялистов, во главе с кровожадным Фра-Дьяволо. Гасконец блестяще справился с трудным заданием: в октябре 1806 года итальянский головорез был пойман и казнен. Его гибель лишила Бурбонов последней надежды вернуть себе неаполитанский престол.

Между тем, д’Эспань был отозван в Великую армию и 22 ноября 1806 года возглавил 3-ю кирасирскую дивизию.

В марте 1807 года его «железные люди» в составе Х корпуса маршала Лефевра участвовали в осаде Данцига, а 10 июня того же года отличились в сражении при Гейльсберге. В тот день, волею маршала Мюрата его дивизия образовала первую линию кавалерийского резерва, предназначенного для прорыва вражеских позиций. Отчаянные атаки французских кирасиров против окопавшихся у реки Алле русских войск под командованием Беннигсена успехом не увенчались: подразделение д’Эспаня с большими потерями было отброшено на исходные позиции. Сам генерал был серьёзно ранен: он получил 7 (!) ударов пикой и на месяц выбыл из строя.

Император по достоинству наградил храбреца: 11 июля 1807 года д’Эспань вошёл в когорту Высших офицеров Ордена Почетного легиона, а весной 1808 года Наполеон возвел генерала в графское достоинство (с правом передачи титула по наследству) и наделил его майоратными имениями в Пруссии.

Последнее сражение генерала д’Эспаня

Австро-французская война 1809 застала д’Эспаня под Аугсбургом. Его дивизия, входившая в состав II корпуса маршала Ланна, была спешно брошена в бой уже 19 апреля при Пфафенхофене. Затем был Экмюль (22 апреля) и взятие Регенсбурга (23 апреля). 21 мая 1809 года в сражении у деревушки Эсслинг вражеское ядро оторвало кончик шляпы генерала. Ничуть не смутившись, д’Эспань повернул её изуродованной стороной назад и, встав во главе 4-го кирасирского полка, устремился в атаку на австрийскую артиллерию. У самых позиций неприятеля генерал внезапно повалился с лошади. Подбежавшие к нему адъютанты Шенцевилль и Кауффер увидели, что их командир тяжело ранен картечью в живот. В состоянии шока, не чувствуя боли, д’Эспань сумел подняться и сделать несколько шагов, после чего вновь упал и, не приходя в сознание, умер. Офицеры 6-го кирасирского полка завернули тело в плащ и отнесли на остров Лобау, где в тот же день, после короткой прощальной церемонии, захоронили останки генерала на левом берегу Дуная.

1 января 1810 года, в соответствии с декретом императора Наполеона, конная статуя Жана-Луи д’Эспаня украсила мост Согласия в Париже. Однако, через 6 лет она была перенесена в музейный комплекс Дом Инвалидов и находится там по сей день. Имя доблестного генерала из Гаскони выгравировано на внутренней стене Триумфальной Арки Звезды.

Воинские звания

• Капитан (2 сентября 1792 года);
• Подполковник (30 ноября 1792 года);
• Полковник (23 сентября 1793 года);
• Бригадный генерал (10 июля 1799 года);
• Дивизионный генерал (1 февраля 1805 года).

Титулы

• Граф Эспань и Империи (фр. comte d'Espagne et de l'Empire; декрет от 19 марта 1808 года, патент подтверждён 26 апреля 1808 года).

Награды

Легионер ордена Почётного легиона (11 декабря 1803 года)

Коммандан ордена Почётного легиона (14 июня 1804 года)

Великий офицер ордена Почётного легиона (11 июля 1807 года)

Ссылки

• [www.culture.gouv.fr/public/mistral/leonore_fr?ACTION=RETROUVER&FIELD_1=NOM&VALUE_1=ESPAGNE&NUMBER=5&GRP=0&REQ=%28%28ESPAGNE%29%20%3aNOM%20%29&USRNAME=nobody&USRPWD=4%24%2534P&SPEC=9&SYN=1&IMLY=&MAX1=1&MAX2=1&MAX3=100&DOM=All Информация о генерале на сайте base Léonore]
• [www.napoleon-series.org/research/commanders/c_espagne.html Двадцатка лучших кавалерийских генералов Наполеона]  (англ.)
• Мюлье Ш. [gallica.bnf.fr/ark:/12148/bpt6k36796t.pagination Биографии известных военных деятелей сухопутных и военно-морских сил Франции 1789—1850]. (фр.)

Отрывок, характеризующий Эспань, Жан-Луи-Брижит

Княжна Марья совершенно напрасно смутилась за своих. Они нисколько не робели. Старушка, опустив глаза, но искоса поглядывая на вошедших, опрокинув чашку вверх дном на блюдечко и положив подле обкусанный кусочек сахара, спокойно и неподвижно сидела на своем кресле, ожидая, чтобы ей предложили еще чаю. Иванушка, попивая из блюдечка, исподлобья лукавыми, женскими глазами смотрел на молодых людей.
– Где, в Киеве была? – спросил старуху князь Андрей.
– Была, отец, – отвечала словоохотливо старуха, – на самое Рожество удостоилась у угодников сообщиться святых, небесных тайн. А теперь из Колязина, отец, благодать великая открылась…
– Что ж, Иванушка с тобой?
– Я сам по себе иду, кормилец, – стараясь говорить басом, сказал Иванушка. – Только в Юхнове с Пелагеюшкой сошлись…
Пелагеюшка перебила своего товарища; ей видно хотелось рассказать то, что она видела.
– В Колязине, отец, великая благодать открылась.
– Что ж, мощи новые? – спросил князь Андрей.
– Полно, Андрей, – сказала княжна Марья. – Не рассказывай, Пелагеюшка.
– Ни… что ты, мать, отчего не рассказывать? Я его люблю. Он добрый, Богом взысканный, он мне, благодетель, рублей дал, я помню. Как была я в Киеве и говорит мне Кирюша юродивый – истинно Божий человек, зиму и лето босой ходит. Что ходишь, говорит, не по своему месту, в Колязин иди, там икона чудотворная, матушка пресвятая Богородица открылась. Я с тех слов простилась с угодниками и пошла…
Все молчали, одна странница говорила мерным голосом, втягивая в себя воздух.
– Пришла, отец мой, мне народ и говорит: благодать великая открылась, у матушки пресвятой Богородицы миро из щечки каплет…
– Ну хорошо, хорошо, после расскажешь, – краснея сказала княжна Марья.
– Позвольте у нее спросить, – сказал Пьер. – Ты сама видела? – спросил он.
– Как же, отец, сама удостоилась. Сияние такое на лике то, как свет небесный, а из щечки у матушки так и каплет, так и каплет…
– Да ведь это обман, – наивно сказал Пьер, внимательно слушавший странницу.
– Ах, отец, что говоришь! – с ужасом сказала Пелагеюшка, за защитой обращаясь к княжне Марье.
– Это обманывают народ, – повторил он.
– Господи Иисусе Христе! – крестясь сказала странница. – Ох, не говори, отец. Так то один анарал не верил, сказал: «монахи обманывают», да как сказал, так и ослеп. И приснилось ему, что приходит к нему матушка Печерская и говорит: «уверуй мне, я тебя исцелю». Вот и стал проситься: повези да повези меня к ней. Это я тебе истинную правду говорю, сама видела. Привезли его слепого прямо к ней, подошел, упал, говорит: «исцели! отдам тебе, говорит, в чем царь жаловал». Сама видела, отец, звезда в ней так и вделана. Что ж, – прозрел! Грех говорить так. Бог накажет, – поучительно обратилась она к Пьеру.
– Как же звезда то в образе очутилась? – спросил Пьер.
– В генералы и матушку произвели? – сказал князь Aндрей улыбаясь.
Пелагеюшка вдруг побледнела и всплеснула руками.
– Отец, отец, грех тебе, у тебя сын! – заговорила она, из бледности вдруг переходя в яркую краску.
– Отец, что ты сказал такое, Бог тебя прости. – Она перекрестилась. – Господи, прости его. Матушка, что ж это?… – обратилась она к княжне Марье. Она встала и чуть не плача стала собирать свою сумочку. Ей, видно, было и страшно, и стыдно, что она пользовалась благодеяниями в доме, где могли говорить это, и жалко, что надо было теперь лишиться благодеяний этого дома.
– Ну что вам за охота? – сказала княжна Марья. – Зачем вы пришли ко мне?…
– Нет, ведь я шучу, Пелагеюшка, – сказал Пьер. – Princesse, ma parole, je n'ai pas voulu l'offenser, [Княжна, я право, не хотел обидеть ее,] я так только. Ты не думай, я пошутил, – говорил он, робко улыбаясь и желая загладить свою вину. – Ведь это я, а он так, пошутил только.
Пелагеюшка остановилась недоверчиво, но в лице Пьера была такая искренность раскаяния, и князь Андрей так кротко смотрел то на Пелагеюшку, то на Пьера, что она понемногу успокоилась.


Странница успокоилась и, наведенная опять на разговор, долго потом рассказывала про отца Амфилохия, который был такой святой жизни, что от ручки его ладоном пахло, и о том, как знакомые ей монахи в последнее ее странствие в Киев дали ей ключи от пещер, и как она, взяв с собой сухарики, двое суток провела в пещерах с угодниками. «Помолюсь одному, почитаю, пойду к другому. Сосну, опять пойду приложусь; и такая, матушка, тишина, благодать такая, что и на свет Божий выходить не хочется».
Пьер внимательно и серьезно слушал ее. Князь Андрей вышел из комнаты. И вслед за ним, оставив божьих людей допивать чай, княжна Марья повела Пьера в гостиную.
– Вы очень добры, – сказала она ему.
– Ах, я право не думал оскорбить ее, я так понимаю и высоко ценю эти чувства!
Княжна Марья молча посмотрела на него и нежно улыбнулась. – Ведь я вас давно знаю и люблю как брата, – сказала она. – Как вы нашли Андрея? – спросила она поспешно, не давая ему времени сказать что нибудь в ответ на ее ласковые слова. – Он очень беспокоит меня. Здоровье его зимой лучше, но прошлой весной рана открылась, и доктор сказал, что он должен ехать лечиться. И нравственно я очень боюсь за него. Он не такой характер как мы, женщины, чтобы выстрадать и выплакать свое горе. Он внутри себя носит его. Нынче он весел и оживлен; но это ваш приезд так подействовал на него: он редко бывает таким. Ежели бы вы могли уговорить его поехать за границу! Ему нужна деятельность, а эта ровная, тихая жизнь губит его. Другие не замечают, а я вижу.
В 10 м часу официанты бросились к крыльцу, заслышав бубенчики подъезжавшего экипажа старого князя. Князь Андрей с Пьером тоже вышли на крыльцо.
– Это кто? – спросил старый князь, вылезая из кареты и угадав Пьера.
– AI очень рад! целуй, – сказал он, узнав, кто был незнакомый молодой человек.
Старый князь был в хорошем духе и обласкал Пьера.
Перед ужином князь Андрей, вернувшись назад в кабинет отца, застал старого князя в горячем споре с Пьером.
Пьер доказывал, что придет время, когда не будет больше войны. Старый князь, подтрунивая, но не сердясь, оспаривал его.
– Кровь из жил выпусти, воды налей, тогда войны не будет. Бабьи бредни, бабьи бредни, – проговорил он, но всё таки ласково потрепал Пьера по плечу, и подошел к столу, у которого князь Андрей, видимо не желая вступать в разговор, перебирал бумаги, привезенные князем из города. Старый князь подошел к нему и стал говорить о делах.
– Предводитель, Ростов граф, половины людей не доставил. Приехал в город, вздумал на обед звать, – я ему такой обед задал… А вот просмотри эту… Ну, брат, – обратился князь Николай Андреич к сыну, хлопая по плечу Пьера, – молодец твой приятель, я его полюбил! Разжигает меня. Другой и умные речи говорит, а слушать не хочется, а он и врет да разжигает меня старика. Ну идите, идите, – сказал он, – может быть приду, за ужином вашим посижу. Опять поспорю. Мою дуру, княжну Марью полюби, – прокричал он Пьеру из двери.
Пьер теперь только, в свой приезд в Лысые Горы, оценил всю силу и прелесть своей дружбы с князем Андреем. Эта прелесть выразилась не столько в его отношениях с ним самим, сколько в отношениях со всеми родными и домашними. Пьер с старым, суровым князем и с кроткой и робкой княжной Марьей, несмотря на то, что он их почти не знал, чувствовал себя сразу старым другом. Они все уже любили его. Не только княжна Марья, подкупленная его кроткими отношениями к странницам, самым лучистым взглядом смотрела на него; но маленький, годовой князь Николай, как звал дед, улыбнулся Пьеру и пошел к нему на руки. Михаил Иваныч, m lle Bourienne с радостными улыбками смотрели на него, когда он разговаривал с старым князем.
Старый князь вышел ужинать: это было очевидно для Пьера. Он был с ним оба дня его пребывания в Лысых Горах чрезвычайно ласков, и велел ему приезжать к себе.
Когда Пьер уехал и сошлись вместе все члены семьи, его стали судить, как это всегда бывает после отъезда нового человека и, как это редко бывает, все говорили про него одно хорошее.


Возвратившись в этот раз из отпуска, Ростов в первый раз почувствовал и узнал, до какой степени сильна была его связь с Денисовым и со всем полком.
Когда Ростов подъезжал к полку, он испытывал чувство подобное тому, которое он испытывал, подъезжая к Поварскому дому. Когда он увидал первого гусара в расстегнутом мундире своего полка, когда он узнал рыжего Дементьева, увидал коновязи рыжих лошадей, когда Лаврушка радостно закричал своему барину: «Граф приехал!» и лохматый Денисов, спавший на постели, выбежал из землянки, обнял его, и офицеры сошлись к приезжему, – Ростов испытывал такое же чувство, как когда его обнимала мать, отец и сестры, и слезы радости, подступившие ему к горлу, помешали ему говорить. Полк был тоже дом, и дом неизменно милый и дорогой, как и дом родительский.
Явившись к полковому командиру, получив назначение в прежний эскадрон, сходивши на дежурство и на фуражировку, войдя во все маленькие интересы полка и почувствовав себя лишенным свободы и закованным в одну узкую неизменную рамку, Ростов испытал то же успокоение, ту же опору и то же сознание того, что он здесь дома, на своем месте, которые он чувствовал и под родительским кровом. Не было этой всей безурядицы вольного света, в котором он не находил себе места и ошибался в выборах; не было Сони, с которой надо было или не надо было объясняться. Не было возможности ехать туда или не ехать туда; не было этих 24 часов суток, которые столькими различными способами можно было употребить; не было этого бесчисленного множества людей, из которых никто не был ближе, никто не был дальше; не было этих неясных и неопределенных денежных отношений с отцом, не было напоминания об ужасном проигрыше Долохову! Тут в полку всё было ясно и просто. Весь мир был разделен на два неровные отдела. Один – наш Павлоградский полк, и другой – всё остальное. И до этого остального не было никакого дела. В полку всё было известно: кто был поручик, кто ротмистр, кто хороший, кто дурной человек, и главное, – товарищ. Маркитант верит в долг, жалованье получается в треть; выдумывать и выбирать нечего, только не делай ничего такого, что считается дурным в Павлоградском полку; а пошлют, делай то, что ясно и отчетливо, определено и приказано: и всё будет хорошо.
Вступив снова в эти определенные условия полковой жизни, Ростов испытал радость и успокоение, подобные тем, которые чувствует усталый человек, ложась на отдых. Тем отраднее была в эту кампанию эта полковая жизнь Ростову, что он, после проигрыша Долохову (поступка, которого он, несмотря на все утешения родных, не мог простить себе), решился служить не как прежде, а чтобы загладить свою вину, служить хорошо и быть вполне отличным товарищем и офицером, т. е. прекрасным человеком, что представлялось столь трудным в миру, а в полку столь возможным.