Кэльява д’Эстанду, Жан-Франсуа
| Жан-Франсуа Кальява Д’Эстанду | |
| фр. Jean-François Cailhava de L'Estandoux | |
 | |
| Дата рождения: | |
|---|---|
| Место рождения: |
Тулуза, Франция |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: |
Париж, Франция |
| Гражданство: | |
| Язык произведений: |
французский |
Жан-Франсуа́ Кальява́ Д’Эстанду́ (фр. Jean-François Cailhava de L'Estandoux; родился 28 апреля 1731 года недалеко от Тулузы. Умер 26 июня 1813 года в Париже. французский писатель,поэт, драматический актёр, французский критик, член Французской академии.
Карьера
Успех его маленькой пьесы, поставленной на театральной сцене города Тулузы, вдохновила его играть на подмостках «Комеди Франсэз». Первые пьесы публика восприняла прохладно, но, в конце концов, он достиг успеха со своей комедийной постановкой «Эгоизм» в пяти актах. Автор пытался вернуться к великим традициям итальянской комедии характеров.
Против Кэльява д’Эстанду выступал французский критик Жан-Франсуа де Лагарп. Он же предложил ему сыграть в своей маленькой пьесе «Английский журналист».
У Кэльява д’Эстанду случались конфликты и в «Комеди Франсэз». Из=за враждебности актёра Моле он вынужден был покинуть это знаменитое заведение и занялся написанием книг по драматическому искусству, писал свободомыслящие произведения.
В 1797 году он поступил в Институт Франции, а также принял участие в работе Французской академии после её восстановления.
Интересные факты
- Говорили, что Кэльява д’Эстанду позорил имидж Мольера, так как он носил зуб, вставленный в кольцо, который, по его словам, принадлежал знаменитому поэту.
- Французский бомонд шутил, что Кэльява д’Эстанду имел зуб на Мольера из-за восстановления им пьесы «Любовная досада» в пяти актах, которая оказалась не по вкусу публике.
Напишите отзыв о статье "Кэльява д’Эстанду, Жан-Франсуа"
Литература
- Gustave Vapereau, Dictionnaire universel des littératures, Paris, Hachette, 1876, p. 358
Отрывок, характеризующий Кэльява д’Эстанду, Жан-Франсуа
– Да, в этой комнате, четыре дня тому назад, совещались Винцингероде и Штейн, – с той же насмешливой, уверенной улыбкой продолжал Наполеон. – Чего я не могу понять, – сказал он, – это того, что император Александр приблизил к себе всех личных моих неприятелей. Я этого не… понимаю. Он не подумал о том, что я могу сделать то же? – с вопросом обратился он к Балашеву, и, очевидно, это воспоминание втолкнуло его опять в тот след утреннего гнева, который еще был свеж в нем.– И пусть он знает, что я это сделаю, – сказал Наполеон, вставая и отталкивая рукой свою чашку. – Я выгоню из Германии всех его родных, Виртембергских, Баденских, Веймарских… да, я выгоню их. Пусть он готовит для них убежище в России!
Балашев наклонил голову, видом своим показывая, что он желал бы откланяться и слушает только потому, что он не может не слушать того, что ему говорят. Наполеон не замечал этого выражения; он обращался к Балашеву не как к послу своего врага, а как к человеку, который теперь вполне предан ему и должен радоваться унижению своего бывшего господина.
– И зачем император Александр принял начальство над войсками? К чему это? Война мое ремесло, а его дело царствовать, а не командовать войсками. Зачем он взял на себя такую ответственность?
Наполеон опять взял табакерку, молча прошелся несколько раз по комнате и вдруг неожиданно подошел к Балашеву и с легкой улыбкой так уверенно, быстро, просто, как будто он делал какое нибудь не только важное, но и приятное для Балашева дело, поднял руку к лицу сорокалетнего русского генерала и, взяв его за ухо, слегка дернул, улыбнувшись одними губами.
– Avoir l'oreille tiree par l'Empereur [Быть выдранным за ухо императором] считалось величайшей честью и милостью при французском дворе.
– Eh bien, vous ne dites rien, admirateur et courtisan de l'Empereur Alexandre? [Ну у, что ж вы ничего не говорите, обожатель и придворный императора Александра?] – сказал он, как будто смешно было быть в его присутствии чьим нибудь courtisan и admirateur [придворным и обожателем], кроме его, Наполеона.
– Готовы ли лошади для генерала? – прибавил он, слегка наклоняя голову в ответ на поклон Балашева.
– Дайте ему моих, ему далеко ехать…
