Рабочий молодёжный союз
| Рабочий молодёжный союз | |
| болг. Работнически младежки съюз | |
| Дата основания: |
май 1928 |
|---|---|
| Дата роспуска: |
ноябрь 1989 |
| Штаб-квартира: | |
| Идеология: | |
| Партийная печать: |
газета "Младежка искра" |
Рабочий молодёжный союз (РМС, болг. Работнически младежки съюз, произносится ремс) — молодёжная организация, объединяющая трудовую молодёжь Болгарии. Его члены назывались ремсисты.
Содержание
История
1928—1947
Союз был создан 24 мая 1928 года по инициативе БКП (тесные социалисты), для легализации Болгарского коммунистического молодёжного союза.
С начала 1930-х годов взаимодействовала со студенческой организацией «Болгарский общенародный студенческий союз» (БОНСС).
В мае 1934 года союз был запрещён законом о защите государства и продолжил деятельность в подполье.
В 1940 году ремсисты активно участвовали в Соболевской акции, что было сопряжено с большим риском.
После 22 июня 1941 г, по указаниям Коминтерна и БРП(к), РМС начал партизанскую борьбу с находящимся в Болгарии немецкими войсками.[1].
Активисты РМС участвовали в деятельности боевых групп БКП, партизанских отрядов Народно-освободительной повстанческой армии, являлись добровольными помощниками.
За время войны погибли пять руководителей РМС.
6 сентября 1944 года в Болгарии вошли войска 3-го Украинского фронта. Спустя три дня — 9 сентября, произошла Социалистическая революция, к власти пришло правительство Отечественного фронта, которое разрешило деятельность РМС.
В 1945 году на 5-м съезде РМС организацию возглавил Живко Живков.
1948—1989
22 декабря 1947 года на основе РМС был создан Союз народной молодёжи, который объединил в себе Болгарский земледельческий молодёжный союз, левое крыло Союза социалистической молодёжи и Молодёжного народного союза «Звено».
9 июля 1949 года, неделей позже смерти выдающегося болгарского коммуниста Георгия Димитрова, Союз народной молодёжи собрался на траурный конгресс, на котором союз изменил название на Димитровский союз народной молодёжи — ДСНМ.
На апрельском пленуме в 1956 году ДСНМ изменил название на Димитровский коммунистический молодёжный союз — ДКМС.
ДСНМ и ДКМС копировали деятельность, структуру и организацию Всесоюзного Ленинского Коммунистического союза молодёжи, применимо к условиям в Болгарии, вплоть до того, что сокращённое название организации было «Комсомол», а члены назывались — «комсомольцы».
|
Тезисите на другаря Тодор Живков и решенията на Декемврийския пленум на ЦК на БКП за работа с младежта и Комсомола очертаха качествено лов етап в младежкото движение в България. През 1968 година ЦК на БКП и Министерският съвет, редица обществени и държавни органи решиха множество въпроси, обуславящи материалната база на Комсомола, обезпечиха условия за разгръщане на техническото творчество на младото поколение. В прегледа за техническо творчество и майсторство на младежта, посветен на 25-годишния юбилей на свободата, се разработват 888 теми по НОТ. Броят на младите рационализатори достигна 7248 срещу 4500 през 1967 година, а икономическият ефект от техните предложения през 1968 година надмина 10 миллиона лева. За същото време селската младеж пое в бригадите за комплексна механизация нови 4 миллиона декара площи. Умножиха се ученическите заводи, цехове, работилници. По-плодоносни станаха усилията на българските студенти. Журналь «Космос», 1969 г., бр. 6 (болг.)
|
|
10 ноября 1989 года пленум ЦК БКП проголосовал за отставку своего генерального секретаря и председателя Государственного совета Народной Республике Болгарии Тодора Живкова, на продолжении 37 лет возглавлявшего социалистическую Болгарию. Тремя месяцами позже, в феврале 1990, ДКМС самораспустился на своём последнем конгрессе.
См. также
Напишите отзыв о статье "Рабочий молодёжный союз"
Примечания
- ↑ История на антифашистката борба …, Том първи …, 131—134. По данни, изнесени на VІІ пленум на ЦК, броят на партийните членове се е увеличил на 9680 души в началото на януари 1941 г. от 7000 души през първото полугодие на 1940 г. РМС съответно наброява 15000 души. В шифрована телеграма на Трайчо Костов до ЗБ от 19 януари 1941 г. са представени сведения за броя на партийните членове в следните партийни окръзи: София — 2160, Пловдив — 1810, Пазарджик — 850, Варна — 540, Сливен — 420, Стара Загора — 360, Ямбол — 340, Бургас — 210, Видин — 860, Враца — 150, Добруджа — 120; или общо 7820 (без районите, за които няма данни — Горна Оряховица, Бяла Слатина, Лом. (Архивите говорят. Том 37. Коминтернът и България … Том ІІ …, с. 963, док. № 401) (болг.)
| ||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Рабочий молодёжный союз
– Дуняша, позовите ко мне Алпатыча, Дронушку, кого нибудь, – сказала княжна Марья, – и скажите Амалье Карловне, чтобы она не входила ко мне, – прибавила она, услыхав голос m lle Bourienne. – Поскорее ехать! Ехать скорее! – говорила княжна Марья, ужасаясь мысли о том, что она могла остаться во власти французов.«Чтобы князь Андрей знал, что она во власти французов! Чтоб она, дочь князя Николая Андреича Болконского, просила господина генерала Рамо оказать ей покровительство и пользовалась его благодеяниями! – Эта мысль приводила ее в ужас, заставляла ее содрогаться, краснеть и чувствовать еще не испытанные ею припадки злобы и гордости. Все, что только было тяжелого и, главное, оскорбительного в ее положении, живо представлялось ей. «Они, французы, поселятся в этом доме; господин генерал Рамо займет кабинет князя Андрея; будет для забавы перебирать и читать его письма и бумаги. M lle Bourienne lui fera les honneurs de Богучарово. [Мадемуазель Бурьен будет принимать его с почестями в Богучарове.] Мне дадут комнатку из милости; солдаты разорят свежую могилу отца, чтобы снять с него кресты и звезды; они мне будут рассказывать о победах над русскими, будут притворно выражать сочувствие моему горю… – думала княжна Марья не своими мыслями, но чувствуя себя обязанной думать за себя мыслями своего отца и брата. Для нее лично было все равно, где бы ни оставаться и что бы с ней ни было; но она чувствовала себя вместе с тем представительницей своего покойного отца и князя Андрея. Она невольно думала их мыслями и чувствовала их чувствами. Что бы они сказали, что бы они сделали теперь, то самое она чувствовала необходимым сделать. Она пошла в кабинет князя Андрея и, стараясь проникнуться его мыслями, обдумывала свое положение.
Требования жизни, которые она считала уничтоженными со смертью отца, вдруг с новой, еще неизвестной силой возникли перед княжной Марьей и охватили ее. Взволнованная, красная, она ходила по комнате, требуя к себе то Алпатыча, то Михаила Ивановича, то Тихона, то Дрона. Дуняша, няня и все девушки ничего не могли сказать о том, в какой мере справедливо было то, что объявила m lle Bourienne. Алпатыча не было дома: он уехал к начальству. Призванный Михаил Иваныч, архитектор, явившийся к княжне Марье с заспанными глазами, ничего не мог сказать ей. Он точно с той же улыбкой согласия, с которой он привык в продолжение пятнадцати лет отвечать, не выражая своего мнения, на обращения старого князя, отвечал на вопросы княжны Марьи, так что ничего определенного нельзя было вывести из его ответов. Призванный старый камердинер Тихон, с опавшим и осунувшимся лицом, носившим на себе отпечаток неизлечимого горя, отвечал «слушаю с» на все вопросы княжны Марьи и едва удерживался от рыданий, глядя на нее.
Наконец вошел в комнату староста Дрон и, низко поклонившись княжне, остановился у притолоки.
Княжна Марья прошлась по комнате и остановилась против него.
– Дронушка, – сказала княжна Марья, видевшая в нем несомненного друга, того самого Дронушку, который из своей ежегодной поездки на ярмарку в Вязьму привозил ей всякий раз и с улыбкой подавал свой особенный пряник. – Дронушка, теперь, после нашего несчастия, – начала она и замолчала, не в силах говорить дальше.
– Все под богом ходим, – со вздохом сказал он. Они помолчали.
– Дронушка, Алпатыч куда то уехал, мне не к кому обратиться. Правду ли мне говорят, что мне и уехать нельзя?
– Отчего же тебе не ехать, ваше сиятельство, ехать можно, – сказал Дрон.
– Мне сказали, что опасно от неприятеля. Голубчик, я ничего не могу, ничего не понимаю, со мной никого нет. Я непременно хочу ехать ночью или завтра рано утром. – Дрон молчал. Он исподлобья взглянул на княжну Марью.
– Лошадей нет, – сказал он, – я и Яков Алпатычу говорил.
– Отчего же нет? – сказала княжна.
– Все от божьего наказания, – сказал Дрон. – Какие лошади были, под войска разобрали, а какие подохли, нынче год какой. Не то лошадей кормить, а как бы самим с голоду не помереть! И так по три дня не емши сидят. Нет ничего, разорили вконец.
Княжна Марья внимательно слушала то, что он говорил ей.
– Мужики разорены? У них хлеба нет? – спросила она.
– Голодной смертью помирают, – сказал Дрон, – не то что подводы…
– Да отчего же ты не сказал, Дронушка? Разве нельзя помочь? Я все сделаю, что могу… – Княжне Марье странно было думать, что теперь, в такую минуту, когда такое горе наполняло ее душу, могли быть люди богатые и бедные и что могли богатые не помочь бедным. Она смутно знала и слышала, что бывает господский хлеб и что его дают мужикам. Она знала тоже, что ни брат, ни отец ее не отказали бы в нужде мужикам; она только боялась ошибиться как нибудь в словах насчет этой раздачи мужикам хлеба, которым она хотела распорядиться. Она была рада тому, что ей представился предлог заботы, такой, для которой ей не совестно забыть свое горе. Она стала расспрашивать Дронушку подробности о нуждах мужиков и о том, что есть господского в Богучарове.
– Ведь у нас есть хлеб господский, братнин? – спросила она.
– Господский хлеб весь цел, – с гордостью сказал Дрон, – наш князь не приказывал продавать.
– Выдай его мужикам, выдай все, что им нужно: я тебе именем брата разрешаю, – сказала княжна Марья.
