Дом ленинградской торговли

Памятник архитектуры
Дом ленинградской торговли
Страна	Россия
Город	Санкт-Петербург
Архитектурный стиль	Модерн
Автор проекта	Э. Ф. Виррих
Первое упоминание	1907
Статус	Объект культурного наследия РФ № 7802344000

Дом ленинградской торговли (ДЛТ) — крупнейший универсальный магазин Санкт-Петербурга, более известный за пределами города по популярной аббревиатуре ДЛТ. Расположен на Большой Конюшенной улице дом 21-23.

Культурное наследие Российской Федерации, объект № 7802344000

История

Участок, на котором было построено здание, в XVIII веке принадлежал А. П. Волынскому, крупному государственному деятелю петровской эпохи и противнику «бироновщины». На участке дома № 21 стоял каменный двухэтажный извозчичий дом, который в просторечии называли «Волынским». Рядом в 1836 году выстроили небольшую дешёвую гостиницу (дом № 23), так называемые Волковские номера. Известно, что здесь останавливались М. И. Глинка и М. Е. Салтыков-Щедрин. В 1907 году дворовый участок по Большой Конюшенной, Волынскому переулку, названному так в честь бывшего владельца земли, и набережной реки Мойки купило Гвардейское экономическое общество.

В 1907 году был объявлен международный архитектурный конкурс, по результатам которого четырём из 25 представленных проектов были вручены конкурсные премии: Н. В. Васильеву, Э. Ф. Вирриху, Л. А. Ильину, М. М. Перетятковичу. Впрочем, ни один проект не устроил организаторов полностью. В июле того же года главным архитектором был назначен Э. Ф. Виррих. Кроме того, в своём проекте он использовал идеи И. В. Падлевского. В работе принимали участие также С. С. Кричинский, а после его ухода к работе присоединился, Б. Я. Боткин. Работы вела германская фирма «Вайс и Фрейтаг».

Торжественная закладка первой очереди состоялась 18 июля 1908 года. При возведении здания использовались самые современные на то время технологии.

В 1912—1913 годах под руководством И. Л. Балбашевского была возведена вторая очередь универмага — Малый зал. Вторая очередь изначально не входила в задумку и была возведена через несколько лет. Качество строительства второй очереди намного хуже. Вторая очередь была пристроена единым фасадом к уже существующей постройке. Недостроенное здание заканчивали уже после революции.

Открывшийся универмаг стали называть «Гвардейской экономкой», поскольку офицеры гвардейских полков пользовались здесь скидками. Его популярность заставила закрыться многие близлежащие торговые лавки, не выдерживавшие конкуренции.

В 1918 году произошла реорганизация, в ходе которой на имеющихся площадях разместились офисы и Первый государственный универсальный магазин. 3 ноября 1927 году его универмаг был преобразован в «Дом ленинградской кооперации ЛСПО (Ленинградского совета потребительских обществ)», хотя чаще его называли ДЛК. Тогда же тут разместились предприятия, производившие хлеб, игрушки, безалкогольные напитки. В 1930-х годах торговый дом стал называться центральным магазином «Торгсин», а с 1935 года за ним закрепилось нынешнее название — «Дом ленинградской торговли».

30.12.2005 право реконструкции здания ДЛТ по результатам аукциона досталось московскому ООО «Меркури», лидеру российского рынка ретейла по продаже товаров роскоши. С 2005 года Mercury занимались реконструкцией здания с целью открыть в нём универмаг премиум класса TSUM St.Petersburg по примеру московского ЦУМа, который также принадлежит этой компании. По состоянию на середину 2011 года работы практически полностью завершены, кроме того площадь помещений ДЛТ увеличилась в два раза с 9000 до 18 000 м² за счет того, что были освобождены два этажа, где раньше располагались склады..

ДЛТ открылся 6 сентября 2012 года.

Архитектурные особенности

Здание выполнено по популярной сейчас кирпично-монолитной технологии. Несущие конструкции — монолитные, ограждающие — кирпич. Так, фундамент здания исполнен в виде обратных сводов толщиной в замке 10-20 см и перекрёстных лент под колонны здания толщиной 80-100 сантиметров, залегающей на глубине 3,4 метра, то есть ниже точки промерзания грунта. Основные конструкции удалось возвести за рекордные для такого размера зданий пять месяцев. Внутреннее пространство не стали разделять перекрытиями на отдельные этажи; наоборот, торговый зал был выполнен в виде атриума. В качестве плафона использовано тройное прозрачное покрытие из стёкол с вплавленной в него металлической сеткой. В центральный зал свет проникал и через панорамные витрины, расположенных по периметру торговых галерей, опирающихся лишь на железобетонные колонны высотой в три этажа. В советское время здание подвергалось реконструкции. Туда были установлены эскалаторы и лифты. Общая для архитектуры Петербурга начала XX века увлечённость русским классицизмом явственно проявилась и в этом здании: начиная с ордерных колонн и пилястр и заканчивая изящным шпилем ротонды, покрытым смальтовой облицовкой работы мастерской В. А. Фролова.

Литература

• А. Н. Петров, Е. А. Борисова, А. П. Науменко и др.; Гл. ред. Г. Н. Булдаков  4-е изд. /. Памятники архитектуры Ленинграда. — Л.: Стройиздат, Ленинградское отделение, 1976. — С. 446. — 574 с.
• Кириков Б. М., Штиглиц М. С. [www.alyoshin.ru/Files/publika/kirikov/kirikov_arch_avang.pdf Архитектура ленинградского авангарда. Путеводитель]. — СПб.: Коло, 2008. — С. 51-55. — 384 с. — ISBN 978-5-901841-49-5.

Ссылки

• [www.dlt.ru// Официальный сайт ДЛТ TSUM St. Petersburg] (рус.)

Отрывок, характеризующий Дом ленинградской торговли

Пьер замахал руками и головой, как будто комары или пчелы напали на него.
– Ах, ну что это! я всё спутал. В Москве столько родных! Вы Борис…да. Ну вот мы с вами и договорились. Ну, что вы думаете о булонской экспедиции? Ведь англичанам плохо придется, ежели только Наполеон переправится через канал? Я думаю, что экспедиция очень возможна. Вилльнев бы не оплошал!
Борис ничего не знал о булонской экспедиции, он не читал газет и о Вилльневе в первый раз слышал.
– Мы здесь в Москве больше заняты обедами и сплетнями, чем политикой, – сказал он своим спокойным, насмешливым тоном. – Я ничего про это не знаю и не думаю. Москва занята сплетнями больше всего, – продолжал он. – Теперь говорят про вас и про графа.
Пьер улыбнулся своей доброю улыбкой, как будто боясь за своего собеседника, как бы он не сказал чего нибудь такого, в чем стал бы раскаиваться. Но Борис говорил отчетливо, ясно и сухо, прямо глядя в глаза Пьеру.
– Москве больше делать нечего, как сплетничать, – продолжал он. – Все заняты тем, кому оставит граф свое состояние, хотя, может быть, он переживет всех нас, чего я от души желаю…
– Да, это всё очень тяжело, – подхватил Пьер, – очень тяжело. – Пьер всё боялся, что этот офицер нечаянно вдастся в неловкий для самого себя разговор.
– А вам должно казаться, – говорил Борис, слегка краснея, но не изменяя голоса и позы, – вам должно казаться, что все заняты только тем, чтобы получить что нибудь от богача.
«Так и есть», подумал Пьер.
– А я именно хочу сказать вам, чтоб избежать недоразумений, что вы очень ошибетесь, ежели причтете меня и мою мать к числу этих людей. Мы очень бедны, но я, по крайней мере, за себя говорю: именно потому, что отец ваш богат, я не считаю себя его родственником, и ни я, ни мать никогда ничего не будем просить и не примем от него.
Пьер долго не мог понять, но когда понял, вскочил с дивана, ухватил Бориса за руку снизу с свойственною ему быстротой и неловкостью и, раскрасневшись гораздо более, чем Борис, начал говорить с смешанным чувством стыда и досады.
– Вот это странно! Я разве… да и кто ж мог думать… Я очень знаю…
Но Борис опять перебил его:
– Я рад, что высказал всё. Может быть, вам неприятно, вы меня извините, – сказал он, успокоивая Пьера, вместо того чтоб быть успокоиваемым им, – но я надеюсь, что не оскорбил вас. Я имею правило говорить всё прямо… Как же мне передать? Вы приедете обедать к Ростовым?
И Борис, видимо свалив с себя тяжелую обязанность, сам выйдя из неловкого положения и поставив в него другого, сделался опять совершенно приятен.
– Нет, послушайте, – сказал Пьер, успокоиваясь. – Вы удивительный человек. То, что вы сейчас сказали, очень хорошо, очень хорошо. Разумеется, вы меня не знаете. Мы так давно не видались…детьми еще… Вы можете предполагать во мне… Я вас понимаю, очень понимаю. Я бы этого не сделал, у меня недостало бы духу, но это прекрасно. Я очень рад, что познакомился с вами. Странно, – прибавил он, помолчав и улыбаясь, – что вы во мне предполагали! – Он засмеялся. – Ну, да что ж? Мы познакомимся с вами лучше. Пожалуйста. – Он пожал руку Борису. – Вы знаете ли, я ни разу не был у графа. Он меня не звал… Мне его жалко, как человека… Но что же делать?
– И вы думаете, что Наполеон успеет переправить армию? – спросил Борис, улыбаясь.
Пьер понял, что Борис хотел переменить разговор, и, соглашаясь с ним, начал излагать выгоды и невыгоды булонского предприятия.
Лакей пришел вызвать Бориса к княгине. Княгиня уезжала. Пьер обещался приехать обедать затем, чтобы ближе сойтись с Борисом, крепко жал его руку, ласково глядя ему в глаза через очки… По уходе его Пьер долго еще ходил по комнате, уже не пронзая невидимого врага шпагой, а улыбаясь при воспоминании об этом милом, умном и твердом молодом человеке.
Как это бывает в первой молодости и особенно в одиноком положении, он почувствовал беспричинную нежность к этому молодому человеку и обещал себе непременно подружиться с ним.
Князь Василий провожал княгиню. Княгиня держала платок у глаз, и лицо ее было в слезах.
– Это ужасно! ужасно! – говорила она, – но чего бы мне ни стоило, я исполню свой долг. Я приеду ночевать. Его нельзя так оставить. Каждая минута дорога. Я не понимаю, чего мешкают княжны. Может, Бог поможет мне найти средство его приготовить!… Adieu, mon prince, que le bon Dieu vous soutienne… [Прощайте, князь, да поддержит вас Бог.]
– Adieu, ma bonne, [Прощайте, моя милая,] – отвечал князь Василий, повертываясь от нее.
– Ах, он в ужасном положении, – сказала мать сыну, когда они опять садились в карету. – Он почти никого не узнает.
– Я не понимаю, маменька, какие его отношения к Пьеру? – спросил сын.
– Всё скажет завещание, мой друг; от него и наша судьба зависит…
– Но почему вы думаете, что он оставит что нибудь нам?
– Ах, мой друг! Он так богат, а мы так бедны!
– Ну, это еще недостаточная причина, маменька.
– Ах, Боже мой! Боже мой! Как он плох! – восклицала мать.


Когда Анна Михайловна уехала с сыном к графу Кириллу Владимировичу Безухому, графиня Ростова долго сидела одна, прикладывая платок к глазам. Наконец, она позвонила.
– Что вы, милая, – сказала она сердито девушке, которая заставила себя ждать несколько минут. – Не хотите служить, что ли? Так я вам найду место.
Графиня была расстроена горем и унизительною бедностью своей подруги и поэтому была не в духе, что выражалось у нее всегда наименованием горничной «милая» и «вы».
– Виновата с, – сказала горничная.
– Попросите ко мне графа.
Граф, переваливаясь, подошел к жене с несколько виноватым видом, как и всегда.
– Ну, графинюшка! Какое saute au madere [сотэ на мадере] из рябчиков будет, ma chere! Я попробовал; не даром я за Тараску тысячу рублей дал. Стоит!
Он сел подле жены, облокотив молодецки руки на колена и взъерошивая седые волосы.
– Что прикажете, графинюшка?
– Вот что, мой друг, – что это у тебя запачкано здесь? – сказала она, указывая на жилет. – Это сотэ, верно, – прибавила она улыбаясь. – Вот что, граф: мне денег нужно.
Лицо ее стало печально.
– Ах, графинюшка!…
И граф засуетился, доставая бумажник.
– Мне много надо, граф, мне пятьсот рублей надо.
И она, достав батистовый платок, терла им жилет мужа.
– Сейчас, сейчас. Эй, кто там? – крикнул он таким голосом, каким кричат только люди, уверенные, что те, кого они кличут, стремглав бросятся на их зов. – Послать ко мне Митеньку!
Митенька, тот дворянский сын, воспитанный у графа, который теперь заведывал всеми его делами, тихими шагами вошел в комнату.
– Вот что, мой милый, – сказал граф вошедшему почтительному молодому человеку. – Принеси ты мне… – он задумался. – Да, 700 рублей, да. Да смотри, таких рваных и грязных, как тот раз, не приноси, а хороших, для графини.
– Да, Митенька, пожалуйста, чтоб чистенькие, – сказала графиня, грустно вздыхая.
– Ваше сиятельство, когда прикажете доставить? – сказал Митенька. – Изволите знать, что… Впрочем, не извольте беспокоиться, – прибавил он, заметив, как граф уже начал тяжело и часто дышать, что всегда было признаком начинавшегося гнева. – Я было и запамятовал… Сию минуту прикажете доставить?