ДМБ-85

Эта статья — о музыкальном альбоме. О российской кинокомедии см. ДМБ.

</td></tr>

ДМБ-85
Студийный альбом «ДК»
Дата выпуска	1985
Записан	1985
Жанры	шансон концептуализм spoken word lo-fi
Длительность	65 минут
Страна	СССР
Лейблы	AVANKITЧ (1985) Студия «Колокол» (1997) SS Records (1998)
Хронология «ДК»
Снова любовь поселитца (1984) ДМБ-85 (1985) Чашка чая (1986)

К:Альбомы 1985 года

«Дембельский альбом» (подлинное название — «ДМБ-85») — магнитоальбом советской рок-группы «ДК», записанный и выпущенный в 1985 году. Представляет собой классическое «концептуальное полотно» — сборник песен Сергея Жарикова на армейскую и криминальную тематику, разбавленный фольклорным материалом и исполненный с нарочитым эксплицированием языка так называемой «блатной культуры». По существу единственный альбом группы ДК, строго выполненный в «антиэстетике» панка. Записан был тремя людьми: Виктором Клемешовым, Сергеем Летовым и Сергеем Жариковым.

Самый известный альбом «ДК». По мнению многих критиков и, в частности, журнала Rolling Stone, считается одним из самых значительных альбомов советского андеграунда, кардинально повлиявший на особый жанр отечественной музыки, который чуть позже получил название «Русский шансон». Был помещён в книгу Александра Кушнира «100 магнитоальбомов советского рока».

В СССР выпускался самиздатом под названием «Витя Галсников и Космонавты. ДМБ-85», и под названием ВИА «Космонавты» — дуэт Клемешева и Летова гастролировал по Советскому Союзу, поскольку проект «ДК» на тот момент был запрещён.

Жанр и стилистические особенности альбома

Альбом принципиально отличается от предыдущих работ «ДК» тем, что песни альбома были исполнены в жанре шансон, приближённый к «блатной песне». Во многих композициях употребялется мат, упоминаются места отдалённых ссылок, а лирические герои песен альбома — либо заключённые (или уже отсидевшие), либо военные (солдаты рядового состава, отслужившие или же, наоборот, только приступившие к несению службы).

Изначально песни из данного альбома должны были войти в кинофильм «ДМБ» 2000 года, однако по неизвестным причинам не вошли.

История создания

В качестве дизайна для магнитоальбома послужил настоящий дембельский альбом известного ленинградского коллекционера Сергея Фирсова.

Микрофоны были умышленно «закоммутированы» в противофазе так, чтобы звуковое пространство (между голосом и музыкальными инструментами) было расфокусировано, а ритм-гитара была использована скорее как челеста, чем гитара. Для этого сильно перетягивались струны, и по словам Жарикова, Клемешову это не мешало играть и петь.

Коллекционное переиздание

Альбом был переиздан в 1997 (на MS) и 1998 (на CD) годах. Что характерно, материал полностью аутентичен катушечному оригиналу.

Список композиций

• Сторона 1

(треки: 1,2,4,5,6 (частично текст),7,9,11,12 — Сергей Жариков)

№	Название	Длительность
1.	«В детстве все меня считали тихим»	3:43
2.	«Электричка»	1:49
3.	«Вешние воды»	2:59
4.	«В кафе я с девушкою Ритой»	1:04
5.	«В этом стакане»	0:48
6.	«А вот получим мы диплом»	3:50
7.	«В ресторане одном»	3:15
8.	«Юность»	3:00
9.	«Здравствуй, моя родина Москва»	2:44
10.	«Салага»	1:14
11.	«Люся»	3:05
12.	«Балдоха светит»	3:29

• Сторона 2

(треки: 1,2,3,4,5,7,8,10 — Сергей Жариков)

№	Название	Длительность
1.	«Нина и дембель»	1:51
2.	«Полюбил девчонку я»	1:53
3.	«Буржуи ходят по Нью-Йорку»	2:35
4.	«Цыган в кепке»	1:44
5.	«Суки»	1:05
6.	«Пройдёт ещё два года»	2:37
7.	«Крылья»	0:36
8.	«Идёт хороший человек»	2:29
9.	«Золота осень»	3:57
10.	«Мама шизанула»	5:51
11.	«Горькими хочется плакать слезами»	5:13

Участники записи альбома

• Витёк — вокал, гитара
• Летов — саксофон
• Батя — барабаны, голос, музыка, тексты

Успех альбома

Композиции альбома составили огромный успех как группе ДК (и «ВИА Космонавты»), так и Клемешеву отдельно. С песнями из альбома «ДМБ-85» Виктор Клемешев выступает на концертах и в наши дни. Особую известность снискали песни «Юность», «Здравствуй, моя родина Москва», «В детстве все меня считали тихим», «Люся, моя Люся», «В этом стакане», «Мама шизанула», «Электричка». С этими песнями Клемешев выступал в составе группы «Весёлые картинки» в конце 80-х как вокалист. С этими же песнями Клемешов выступил на концерте «Весёлых картинок» в клубе Sexton FOZD в 1994 году (по случаю дня рождения С. Жарикова) и собрал громкие овации от зрителей.

Дополнительные факты

• «Вешние воды» — перепевка знаменитой блатной песни из репертуара Аркадия Северного. Городской фольклор. Во второй части альбома имеется другая версия исполнения данной песни («Горькими хочется плакать слезами»). Данную песню перепел позже Егор Летов.
• «Золотая осень» — песня авторства Александра Лобановского. Данный трек также был включён в следующий магнитоальбом «ДК» — «Минное поле им. 8 марта» (под названием «Любовь ушла за сентябрём»).
• Песня «Идёт хороший человек», где обыгрываются гармонии известного советского композитора А. Бабаджаняна, была перепета группой «Нагорный карабах». Так же строчки из песни цитируются Кушниром в книге «100 магнитоальбомов советского рока».
• Песня «Мама шизанула» является перепевкой песни «Королева» группы ДК, записанной в 1984 году с вокалом Морозова и включённой в альбомы «Стриженая умная головка» и «Бога нет».

Отрывок, характеризующий ДМБ-85

– Еще роман, – сказал ополченец. – Решительно это общее бегство сделано, чтобы все старые невесты шли замуж. Catiche – одна, княжна Болконская – другая.
– Вы знаете, что я в самом деле думаю, что она un petit peu amoureuse du jeune homme. [немножечко влюблена в молодого человека.]
– Штраф! Штраф! Штраф!
– Но как же это по русски сказать?..


Когда Пьер вернулся домой, ему подали две принесенные в этот день афиши Растопчина.
В первой говорилось о том, что слух, будто графом Растопчиным запрещен выезд из Москвы, – несправедлив и что, напротив, граф Растопчин рад, что из Москвы уезжают барыни и купеческие жены. «Меньше страху, меньше новостей, – говорилось в афише, – но я жизнью отвечаю, что злодей в Москве не будет». Эти слова в первый раз ясно ыоказали Пьеру, что французы будут в Москве. Во второй афише говорилось, что главная квартира наша в Вязьме, что граф Витгснштейн победил французов, но что так как многие жители желают вооружиться, то для них есть приготовленное в арсенале оружие: сабли, пистолеты, ружья, которые жители могут получать по дешевой цене. Тон афиш был уже не такой шутливый, как в прежних чигиринских разговорах. Пьер задумался над этими афишами. Очевидно, та страшная грозовая туча, которую он призывал всеми силами своей души и которая вместе с тем возбуждала в нем невольный ужас, – очевидно, туча эта приближалась.
«Поступить в военную службу и ехать в армию или дожидаться? – в сотый раз задавал себе Пьер этот вопрос. Он взял колоду карт, лежавших у него на столе, и стал делать пасьянс.
– Ежели выйдет этот пасьянс, – говорил он сам себе, смешав колоду, держа ее в руке и глядя вверх, – ежели выйдет, то значит… что значит?.. – Он не успел решить, что значит, как за дверью кабинета послышался голос старшей княжны, спрашивающей, можно ли войти.
– Тогда будет значить, что я должен ехать в армию, – договорил себе Пьер. – Войдите, войдите, – прибавил он, обращаясь к княжие.
(Одна старшая княжна, с длинной талией и окаменелым лидом, продолжала жить в доме Пьера; две меньшие вышли замуж.)
– Простите, mon cousin, что я пришла к вам, – сказала она укоризненно взволнованным голосом. – Ведь надо наконец на что нибудь решиться! Что ж это будет такое? Все выехали из Москвы, и народ бунтует. Что ж мы остаемся?
– Напротив, все, кажется, благополучно, ma cousine, – сказал Пьер с тою привычкой шутливости, которую Пьер, всегда конфузно переносивший свою роль благодетеля перед княжною, усвоил себе в отношении к ней.
– Да, это благополучно… хорошо благополучие! Мне нынче Варвара Ивановна порассказала, как войска наши отличаются. Уж точно можно чести приписать. Да и народ совсем взбунтовался, слушать перестают; девка моя и та грубить стала. Этак скоро и нас бить станут. По улицам ходить нельзя. А главное, нынче завтра французы будут, что ж нам ждать! Я об одном прошу, mon cousin, – сказала княжна, – прикажите свезти меня в Петербург: какая я ни есть, а я под бонапартовской властью жить не могу.
– Да полноте, ma cousine, откуда вы почерпаете ваши сведения? Напротив…
– Я вашему Наполеону не покорюсь. Другие как хотят… Ежели вы не хотите этого сделать…
– Да я сделаю, я сейчас прикажу.
Княжне, видимо, досадно было, что не на кого было сердиться. Она, что то шепча, присела на стул.
– Но вам это неправильно доносят, – сказал Пьер. – В городе все тихо, и опасности никакой нет. Вот я сейчас читал… – Пьер показал княжне афишки. – Граф пишет, что он жизнью отвечает, что неприятель не будет в Москве.
– Ах, этот ваш граф, – с злобой заговорила княжна, – это лицемер, злодей, который сам настроил народ бунтовать. Разве не он писал в этих дурацких афишах, что какой бы там ни был, тащи его за хохол на съезжую (и как глупо)! Кто возьмет, говорит, тому и честь и слава. Вот и долюбезничался. Варвара Ивановна говорила, что чуть не убил народ ее за то, что она по французски заговорила…
– Да ведь это так… Вы всё к сердцу очень принимаете, – сказал Пьер и стал раскладывать пасьянс.
Несмотря на то, что пасьянс сошелся, Пьер не поехал в армию, а остался в опустевшей Москве, все в той же тревоге, нерешимости, в страхе и вместе в радости ожидая чего то ужасного.
На другой день княжна к вечеру уехала, и к Пьеру приехал его главноуправляющий с известием, что требуемых им денег для обмундирования полка нельзя достать, ежели не продать одно имение. Главноуправляющий вообще представлял Пьеру, что все эти затеи полка должны были разорить его. Пьер с трудом скрывал улыбку, слушая слова управляющего.
– Ну, продайте, – говорил он. – Что ж делать, я не могу отказаться теперь!
Чем хуже было положение всяких дел, и в особенности его дел, тем Пьеру было приятнее, тем очевиднее было, что катастрофа, которой он ждал, приближается. Уже никого почти из знакомых Пьера не было в городе. Жюли уехала, княжна Марья уехала. Из близких знакомых одни Ростовы оставались; но к ним Пьер не ездил.
В этот день Пьер, для того чтобы развлечься, поехал в село Воронцово смотреть большой воздушный шар, который строился Леппихом для погибели врага, и пробный шар, который должен был быть пущен завтра. Шар этот был еще не готов; но, как узнал Пьер, он строился по желанию государя. Государь писал графу Растопчину об этом шаре следующее:
«Aussitot que Leppich sera pret, composez lui un equipage pour sa nacelle d'hommes surs et intelligents et depechez un courrier au general Koutousoff pour l'en prevenir. Je l'ai instruit de la chose.
Recommandez, je vous prie, a Leppich d'etre bien attentif sur l'endroit ou il descendra la premiere fois, pour ne pas se tromper et ne pas tomber dans les mains de l'ennemi. Il est indispensable qu'il combine ses mouvements avec le general en chef».
[Только что Леппих будет готов, составьте экипаж для его лодки из верных и умных людей и пошлите курьера к генералу Кутузову, чтобы предупредить его.
Я сообщил ему об этом. Внушите, пожалуйста, Леппиху, чтобы он обратил хорошенько внимание на то место, где он спустится в первый раз, чтобы не ошибиться и не попасть в руки врага. Необходимо, чтоб он соображал свои движения с движениями главнокомандующего.]
Возвращаясь домой из Воронцова и проезжая по Болотной площади, Пьер увидал толпу у Лобного места, остановился и слез с дрожек. Это была экзекуция французского повара, обвиненного в шпионстве. Экзекуция только что кончилась, и палач отвязывал от кобылы жалостно стонавшего толстого человека с рыжими бакенбардами, в синих чулках и зеленом камзоле. Другой преступник, худенький и бледный, стоял тут же. Оба, судя по лицам, были французы. С испуганно болезненным видом, подобным тому, который имел худой француз, Пьер протолкался сквозь толпу.
– Что это? Кто? За что? – спрашивал он. Но вниманье толпы – чиновников, мещан, купцов, мужиков, женщин в салопах и шубках – так было жадно сосредоточено на то, что происходило на Лобном месте, что никто не отвечал ему. Толстый человек поднялся, нахмурившись, пожал плечами и, очевидно, желая выразить твердость, стал, не глядя вокруг себя, надевать камзол; но вдруг губы его задрожали, и он заплакал, сам сердясь на себя, как плачут взрослые сангвинические люди. Толпа громко заговорила, как показалось Пьеру, – для того, чтобы заглушить в самой себе чувство жалости.