Дабендорфская школа РОА

Дабендорфская школа РОА (официальное название: Отдел восточной пропаганды особого назначения, нем. Ostpropagandaabteilung zur besonderer Verwendung) — единственный кадровый учебный центр Русской освободительной армии, созданный в 1943 году в 40 км к югу от Берлина близ деревни Дабендорф на месте бывшего лагеря для французских военнопленных для подготовки офицерских кадров РОА.

История

Инициатива по созданию школы принадлежала немецким офицерам-участникам антигитлеровского заговора в вермахте (в частности, полковнику Р. Гелену и подполковнику графу К. фон Штауффенбергу).

Основной официальной задачей школы являлась подготовка групп пропагандистов при 100 дивизиях вермахта, на Восточном фронте и в лагерях военнопленных, находившихся в ведении ОКВ-ОКХ. Фактически, школа готовила офицерские кадры для Русской освободительной армии (РОА). Главной идеологической задачей курсов было перевоспитание пленных бойцов и командиров РККА в убеждённых противников сталинского общественно-политического строя.

С 1943 по 1945 год через Дабендорф прошло до 5000 человек, состоялось 12 выпусков. Первые слушатели прибыли на курсы 28 февраля 1943 года из лагеря Вульхайде. Три роты школы привели к присяге и с 1 марта начали готовить по специально разработанной программе. В конце марта из лагеря по подготовке кадров для восточных оккупированных территорий в Вустрау прибыла группа преподавателей — членов НТС во главе с генералом Ф. И. Трухиным.

Впоследствии Дабендорфская школа включала 5 курсантских рот, взвод резерва, хозвзвод, санчасть и клуб. Постоянный персонал школы — 54 офицера, 11 унтер-офицеров и 44 рядовых. Все они были одеты в обмундирование вермахта с русскими полевыми погонами, кокардой и эмблемой РОА на левом рукаве.

Дабендорфская школа находилась под контролем четырёх различных ведомств, что позволяло школе пользоваться определённой автономией. Учебная программа школы включала:

• методику и практику пропагандистской деятельности;
• политические занятия на тему: «Германия», «Россия и большевизм», «Русское освободительное движение»;
• строевую и физическую подготовку;
• стрелковую подготовку (с конца 1943 года).

Курс лекций сводился к критике существовавшей в СССР системы и к убеждению слушателей в перспективности власовского движения. Критика сталинизма лекторами велась с позиций законности и желательности февральской революции 1917 года, а некоторыми даже — октябрьской, без сталинских «извращений». На территории лагеря размещались редакции двух газет «Заря» и «Доброволец».

Генерал А. А. Власов регулярно приезжал в Дабендорф в конце каждого выпуска, произносил речи и принимал специально устраиваемый парад.

Внешние изображения
	[i959.photobucket.com/albums/ae74/aiwn-13/roadabendorf1ps6.jpg Перед парадом, 1943.]. [www.webcitation.org/6GY5q4OOf Архивировано из первоисточника 12 мая 2013].

12 апреля 1943 года по инициативе майора М. А. Зыкова в школе состоялась Первая антибольшевистская конференция бывших бойцов и командиров РККА, в которой приняли участие более 600 человек. В президиум входили редактор газеты «Доброволец» генерал-лейтенант РОА Г. Н. Жиленков, В. В. Поздняков, Г. А. Пшеничный, лейтенант К. А. Крылов и другие. Основной доклад на конференции сделал генерал В. Ф. Малышкин.

28 февраля 1945 года школа была эвакуирована в село Гишюбель в 12 км южнее Карлсбада, где прекратила своё существование 22 апреля 1945 года.

Начальники школы

• генерал-майор И. А. Благовещенский (февраль-август 1943)
• генерал-майор Ф. И. Трухин (август 1943 — октябрь 1944)
• подполковник РОА Г. А. Пшеничный (октябрь 1944 — апрель 1945).

Немецкий начальник школы — капитан вермахта В. К. Штрик-Штрикфельд.

Роль школы

По оценке историка К. М. Александрова, дабендорфские курсы пропагандистов РОА с марта 1943 по ноябрь 1944 года были основой Власовского движения, «кузницей» власовских военных кадров, без которых развёртывание Вооружённых Сил КОНР в 1944—1945 годах было бы невозможным. Вместе с тем, антисталинское движение, возникшее в столь неблагоприятных обстоятельствах, было в значительной степени разнородным, неорганизованным, с ярко выраженной леводемократической ориентацией.

В истории Дабендорфской школы как в зеркале отразилась гамма специфических цветов и настроений части бывших «подсоветских» людей, объединённых лишь общим неприятием режима на родине.

— К. М. Александров. Русские солдаты Вермахта. Герои или предатели. 2005

Критика преподавателями Дабендорфа советской действительности и сталинского общества, по оценке К. М. Александрова, носила обоснованный характер. В частности, тезисы учебных пособий подчёркивали «идеократический характер» государства, смысл существования которого, с точки зрения власовцев, заключался «в проведении в жизнь односторонней партийной идеи», основанной на «узко-материалистическом мировоззрении». При этом аналогичные оценки подразумевались и по отношению к нацистскому рейху. В школе власовцами предпринимались попытки анализировать причины и механизм формирования «культа Сталина», в результате которого ВКП(б) превратился из «партии идей в партию вождя», а также результаты массовой идеологической обработки советской молодёжи.

Литература

• Александров К. М. К истории Дабендорфской школы РОА // Русские солдаты Вермахта. Герои или предатели. — М.: Яуза, Эксмо, 2005. — 752 с. — (Досье III рейха). — 5000 экз. — ISBN 5-699-10899-8.

Отрывок, характеризующий Дабендорфская школа РОА

«Миром, – все вместе, без различия сословий, без вражды, а соединенные братской любовью – будем молиться», – думала Наташа.
– О свышнем мире и о спасении душ наших!
«О мире ангелов и душ всех бестелесных существ, которые живут над нами», – молилась Наташа.
Когда молились за воинство, она вспомнила брата и Денисова. Когда молились за плавающих и путешествующих, она вспомнила князя Андрея и молилась за него, и молилась за то, чтобы бог простил ей то зло, которое она ему сделала. Когда молились за любящих нас, она молилась о своих домашних, об отце, матери, Соне, в первый раз теперь понимая всю свою вину перед ними и чувствуя всю силу своей любви к ним. Когда молились о ненавидящих нас, она придумала себе врагов и ненавидящих для того, чтобы молиться за них. Она причисляла к врагам кредиторов и всех тех, которые имели дело с ее отцом, и всякий раз, при мысли о врагах и ненавидящих, она вспоминала Анатоля, сделавшего ей столько зла, и хотя он не был ненавидящий, она радостно молилась за него как за врага. Только на молитве она чувствовала себя в силах ясно и спокойно вспоминать и о князе Андрее, и об Анатоле, как об людях, к которым чувства ее уничтожались в сравнении с ее чувством страха и благоговения к богу. Когда молились за царскую фамилию и за Синод, она особенно низко кланялась и крестилась, говоря себе, что, ежели она не понимает, она не может сомневаться и все таки любит правительствующий Синод и молится за него.
Окончив ектенью, дьякон перекрестил вокруг груди орарь и произнес:
– «Сами себя и живот наш Христу богу предадим».
«Сами себя богу предадим, – повторила в своей душе Наташа. – Боже мой, предаю себя твоей воле, – думала она. – Ничего не хочу, не желаю; научи меня, что мне делать, куда употребить свою волю! Да возьми же меня, возьми меня! – с умиленным нетерпением в душе говорила Наташа, не крестясь, опустив свои тонкие руки и как будто ожидая, что вот вот невидимая сила возьмет ее и избавит от себя, от своих сожалений, желаний, укоров, надежд и пороков.
Графиня несколько раз во время службы оглядывалась на умиленное, с блестящими глазами, лицо своей дочери и молилась богу о том, чтобы он помог ей.
Неожиданно, в середине и не в порядке службы, который Наташа хорошо знала, дьячок вынес скамеечку, ту самую, на которой читались коленопреклоненные молитвы в троицын день, и поставил ее перед царскими дверьми. Священник вышел в своей лиловой бархатной скуфье, оправил волосы и с усилием стал на колена. Все сделали то же и с недоумением смотрели друг на друга. Это была молитва, только что полученная из Синода, молитва о спасении России от вражеского нашествия.
– «Господи боже сил, боже спасения нашего, – начал священник тем ясным, ненапыщенным и кротким голосом, которым читают только одни духовные славянские чтецы и который так неотразимо действует на русское сердце. – Господи боже сил, боже спасения нашего! Призри ныне в милости и щедротах на смиренные люди твоя, и человеколюбно услыши, и пощади, и помилуй нас. Се враг смущаяй землю твою и хотяй положити вселенную всю пусту, восста на ны; се людие беззаконии собрашася, еже погубити достояние твое, разорити честный Иерусалим твой, возлюбленную тебе Россию: осквернити храмы твои, раскопати алтари и поругатися святыне нашей. Доколе, господи, доколе грешницы восхвалятся? Доколе употребляти имать законопреступный власть?
Владыко господи! Услыши нас, молящихся тебе: укрепи силою твоею благочестивейшего, самодержавнейшего великого государя нашего императора Александра Павловича; помяни правду его и кротость, воздаждь ему по благости его, ею же хранит ны, твой возлюбленный Израиль. Благослови его советы, начинания и дела; утверди всемогущною твоею десницею царство его и подаждь ему победу на врага, яко же Моисею на Амалика, Гедеону на Мадиама и Давиду на Голиафа. Сохрани воинство его; положи лук медян мышцам, во имя твое ополчившихся, и препояши их силою на брань. Приими оружие и щит, и восстани в помощь нашу, да постыдятся и посрамятся мыслящий нам злая, да будут пред лицем верного ти воинства, яко прах пред лицем ветра, и ангел твой сильный да будет оскорбляяй и погоняяй их; да приидет им сеть, юже не сведают, и их ловитва, юже сокрыша, да обымет их; да падут под ногами рабов твоих и в попрание воем нашим да будут. Господи! не изнеможет у тебе спасати во многих и в малых; ты еси бог, да не превозможет противу тебе человек.
Боже отец наших! Помяни щедроты твоя и милости, яже от века суть: не отвержи нас от лица твоего, ниже возгнушайся недостоинством нашим, но помилуй нас по велицей милости твоей и по множеству щедрот твоих презри беззакония и грехи наша. Сердце чисто созижди в нас, и дух прав обнови во утробе нашей; всех нас укрепи верою в тя, утверди надеждою, одушеви истинною друг ко другу любовию, вооружи единодушием на праведное защищение одержания, еже дал еси нам и отцем нашим, да не вознесется жезл нечестивых на жребий освященных.
Господи боже наш, в него же веруем и на него же уповаем, не посрами нас от чаяния милости твоея и сотвори знамение во благо, яко да видят ненавидящий нас и православную веру нашу, и посрамятся и погибнут; и да уведят все страны, яко имя тебе господь, и мы людие твои. Яви нам, господи, ныне милость твою и спасение твое даждь нам; возвесели сердце рабов твоих о милости твоей; порази враги наши, и сокруши их под ноги верных твоих вскоре. Ты бо еси заступление, помощь и победа уповающим на тя, и тебе славу воссылаем, отцу и сыну и святому духу и ныне, и присно, и во веки веков. Аминь».
В том состоянии раскрытости душевной, в котором находилась Наташа, эта молитва сильно подействовала на нее. Она слушала каждое слово о победе Моисея на Амалика, и Гедеона на Мадиама, и Давида на Голиафа, и о разорении Иерусалима твоего и просила бога с той нежностью и размягченностью, которою было переполнено ее сердце; но не понимала хорошенько, о чем она просила бога в этой молитве. Она всей душой участвовала в прошении о духе правом, об укреплении сердца верою, надеждою и о воодушевлении их любовью. Но она не могла молиться о попрании под ноги врагов своих, когда она за несколько минут перед этим только желала иметь их больше, чтобы любить их, молиться за них. Но она тоже не могла сомневаться в правоте читаемой колено преклонной молитвы. Она ощущала в душе своей благоговейный и трепетный ужас перед наказанием, постигшим людей за их грехи, и в особенности за свои грехи, и просила бога о том, чтобы он простил их всех и ее и дал бы им всем и ей спокойствия и счастия в жизни. И ей казалось, что бог слышит ее молитву.


С того дня, как Пьер, уезжая от Ростовых и вспоминая благодарный взгляд Наташи, смотрел на комету, стоявшую на небе, и почувствовал, что для него открылось что то новое, – вечно мучивший его вопрос о тщете и безумности всего земного перестал представляться ему. Этот страшный вопрос: зачем? к чему? – который прежде представлялся ему в середине всякого занятия, теперь заменился для него не другим вопросом и не ответом на прежний вопрос, а представлением ее. Слышал ли он, и сам ли вел ничтожные разговоры, читал ли он, или узнавал про подлость и бессмысленность людскую, он не ужасался, как прежде; не спрашивал себя, из чего хлопочут люди, когда все так кратко и неизвестно, но вспоминал ее в том виде, в котором он видел ее в последний раз, и все сомнения его исчезали, не потому, что она отвечала на вопросы, которые представлялись ему, но потому, что представление о ней переносило его мгновенно в другую, светлую область душевной деятельности, в которой не могло быть правого или виноватого, в область красоты и любви, для которой стоило жить. Какая бы мерзость житейская ни представлялась ему, он говорил себе: