Давиденко, Василий Иванович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Василий Иванович Давиденко
Дата рождения

6 (19) июня 1915(1915-06-19)

Место рождения

Приволье, Лисичанский горсовет, Луганская область

Дата смерти

15 апреля 2002(2002-04-15) (86 лет)

Место смерти

Москва

Принадлежность

СССР СССР

Род войск

пехота

Годы службы

19351983

Звание

<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение

Часть

214-й гвардейский стрелковый полк,
67-я стрелковая дивизия

Сражения/войны

Бои на Халхин-Голе,
Великая Отечественная война

Награды и премии

Иностранные награды:

Васи́лий Ива́нович Давиде́нко (6 (19) июня 1915 года, село Привольное, Лисичанская воласть, Бахмутский уезд, Екатеринославская губерния, Российская империя15 апреля 2002, Москва, Россия) — советский военный деятель, генерал-лейтенант (1962). Герой Советского Союза (1943).





Биография

Родился 6 (19) июня 1915 года в селе Привольное Лисичанской волости Бахмутского уезда Екатеринославской губернии (ныне город Приволье Луганской области, Украина). В 1932 году окончил 7 классов школы в посёлке Привольное. Работал токарем на шахте имени Артёма, а в январе-ноябре 1935 года — подземным электрослесарем на шахте «1 мая» Лисичанского рудоуправления[1].

В армии с ноября 1935 года. В 1938 году окончил Одесское пехотное училище. Служил в пехоте командиром пулемётного взвода и командиром пулемётной роты стрелковых полков (в Забайкальском военном округе)[1].

Участник боёв с японцами на реке Халхин-Гол (Монголия): в августе 1939 — командир пулемётной роты 80-го стрелкового полка. 21 августа 1939 года был контужен и отправлен в госпиталь[1].

До октября 1941 года продолжал службу в пехоте командиром пулемётной роты, старшим адъютантом батальона и помощником начальника штаба по разведке мотострелкового полка (в Забайкальском военном округе)[1].

В январе 1942 года окончил ускоренный курс Военной академии имени М. В. Фрунзе, находившейся в эвакуации в городе Фрунзе (Киргизия). Служил начальником штаба стрелкового полка (в Среднеазиатском военном округе)[1].

Участник Великой Отечественной войны: с мая 1942 — начальник штаба, а в августе 1942 — мае 1945 — командир 343-го (с марта 1943 — 214-го гвардейского) стрелкового полка. Воевал на Юго-Западном, Сталинградском, Донском, Воронежском, Степном, 2-м и 3-м Украинских фронтах. Участвовал в Харьковском сражении, Воронежско-Ворошиловградской операции, Сталинградской и Курской битвах, Белгородско-Харьковской операции, освобождении Левобережной Украины и битве за Днепр, Березнеговато-Снигирёвской, Белградской, Балатонской и Венской операциях. 8 марта 1944 года был тяжело ранен в левую ногу осколком снаряда и до августа 1944 года находился в госпиталях в городах Днепропетровск и Одесса (Украина)[1].

Особо отличился при форсировании Днепра. В ночь на 25 сентября 1943 года полк под его командованием, используя подручные средства, форсировал реку Днепр и овладел одним из островов на реке. 26 сентября 1943 года полк занял южную окраину села Бородаевка (Верхнеднепровский район Днепропетровской области, Украина) и успешно отразил контратаку до полка пехоты противника в сопровождении танков. 28 сентября 1943 года полк штурмом овладел Бородаевкой и продолжил наступление на позиции противника[1].

За умелое командование полком и проявленные в боях с немецко-фашистскими войсками мужество и героизм указом Президиума Верховного Совета СССР от 26 октября 1943 года гвардии подполковнику Давиденко Василию Ивановичу присвоено звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда»[1].

После войны до ноября 1945 года продолжал командовать стрелковым полком (в Южной группе войск, Румыния). В 1945—1947 — начальник Курсов усовершенствования офицеров пехоты Южной группы войск. В 1947—1948 годах командовал мотострелковыми полками (в Южной группе войск, Румыния)[1].

С 1948 — командир отдельного стрелкового батальона (в Таврическом военном округе), в 1950—1953 — командир стрелковых полков (в Московском и Северном военных округах). В 1953—1956 — командир 67-й стрелковой дивизии (в Северном военном округе)[1].

В 1958 году окончил Военную академию Генерального штаба. С 1958 — 1-й заместитель командующего 6-й армией (в Северном и Ленинградском военных округах), в 1961—1962 — заместитель командующего войсками Закавказского военного округа по боевой подготовке и военно-учебным заведениям. С 1962 — начальник управления боевой подготовки, а в 1969—1974 — заместитель начальника Главного управления боевой подготовки Сухопутных войск[1].

В мае 1974 — ноябре 1976 — помощник представителя Главнокомандующего Объединёнными вооружёнными силами государств — участников Варшавского Договора в Болгарии по сухопутным войскам. С января 1977 года — консультант Высших офицерских курсов «Выстрел» (город Солнечногорск Московской области). С сентября 1983 года генерал-лейтенант В. И. Давиденко — в отставке[1].

Жил в Москве. Умер 15 апреля 2002 года. Похоронен на Троекуровском кладбище в Москве[1].

Награды

Напишите отзыв о статье "Давиденко, Василий Иванович"

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13  Симонов А. А. [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=7408 Давиденко, Василий Иванович]. Сайт «Герои Страны».

Литература

  • [az-libr.ru/index.htm?Persons&000/Src/0006/z132 Давиденко Василий Иванович] // Герои Советского Союза: Краткий биографический словарь / Пред. ред. коллегии И. Н. Шкадов. — М.: Воениздат, 1987. — Т. 1 /Абаев — Любичев/. — 911 с. — 100 000 экз. — ISBN отс., Рег. № в РКП 87-95382.

Отрывок, характеризующий Давиденко, Василий Иванович

Пьер уже чувствовал в себе этот освежающий источник блаженства, теперь радостью и умилением переполнявший его душу.


Скоро после этого в темную храмину пришел за Пьером уже не прежний ритор, а поручитель Вилларский, которого он узнал по голосу. На новые вопросы о твердости его намерения, Пьер отвечал: «Да, да, согласен», – и с сияющею детскою улыбкой, с открытой, жирной грудью, неровно и робко шагая одной разутой и одной обутой ногой, пошел вперед с приставленной Вилларским к его обнаженной груди шпагой. Из комнаты его повели по коридорам, поворачивая взад и вперед, и наконец привели к дверям ложи. Вилларский кашлянул, ему ответили масонскими стуками молотков, дверь отворилась перед ними. Чей то басистый голос (глаза Пьера всё были завязаны) сделал ему вопросы о том, кто он, где, когда родился? и т. п. Потом его опять повели куда то, не развязывая ему глаз, и во время ходьбы его говорили ему аллегории о трудах его путешествия, о священной дружбе, о предвечном Строителе мира, о мужестве, с которым он должен переносить труды и опасности. Во время этого путешествия Пьер заметил, что его называли то ищущим, то страждущим, то требующим, и различно стучали при этом молотками и шпагами. В то время как его подводили к какому то предмету, он заметил, что произошло замешательство и смятение между его руководителями. Он слышал, как шопотом заспорили между собой окружающие люди и как один настаивал на том, чтобы он был проведен по какому то ковру. После этого взяли его правую руку, положили на что то, а левою велели ему приставить циркуль к левой груди, и заставили его, повторяя слова, которые читал другой, прочесть клятву верности законам ордена. Потом потушили свечи, зажгли спирт, как это слышал по запаху Пьер, и сказали, что он увидит малый свет. С него сняли повязку, и Пьер как во сне увидал, в слабом свете спиртового огня, несколько людей, которые в таких же фартуках, как и ритор, стояли против него и держали шпаги, направленные в его грудь. Между ними стоял человек в белой окровавленной рубашке. Увидав это, Пьер грудью надвинулся вперед на шпаги, желая, чтобы они вонзились в него. Но шпаги отстранились от него и ему тотчас же опять надели повязку. – Теперь ты видел малый свет, – сказал ему чей то голос. Потом опять зажгли свечи, сказали, что ему надо видеть полный свет, и опять сняли повязку и более десяти голосов вдруг сказали: sic transit gloria mundi. [так проходит мирская слава.]
Пьер понемногу стал приходить в себя и оглядывать комнату, где он был, и находившихся в ней людей. Вокруг длинного стола, покрытого черным, сидело человек двенадцать, всё в тех же одеяниях, как и те, которых он прежде видел. Некоторых Пьер знал по петербургскому обществу. На председательском месте сидел незнакомый молодой человек, в особом кресте на шее. По правую руку сидел итальянец аббат, которого Пьер видел два года тому назад у Анны Павловны. Еще был тут один весьма важный сановник и один швейцарец гувернер, живший прежде у Курагиных. Все торжественно молчали, слушая слова председателя, державшего в руке молоток. В стене была вделана горящая звезда; с одной стороны стола был небольшой ковер с различными изображениями, с другой было что то в роде алтаря с Евангелием и черепом. Кругом стола было 7 больших, в роде церковных, подсвечников. Двое из братьев подвели Пьера к алтарю, поставили ему ноги в прямоугольное положение и приказали ему лечь, говоря, что он повергается к вратам храма.
– Он прежде должен получить лопату, – сказал шопотом один из братьев.
– А! полноте пожалуйста, – сказал другой.
Пьер, растерянными, близорукими глазами, не повинуясь, оглянулся вокруг себя, и вдруг на него нашло сомнение. «Где я? Что я делаю? Не смеются ли надо мной? Не будет ли мне стыдно вспоминать это?» Но сомнение это продолжалось только одно мгновение. Пьер оглянулся на серьезные лица окружавших его людей, вспомнил всё, что он уже прошел, и понял, что нельзя остановиться на половине дороги. Он ужаснулся своему сомнению и, стараясь вызвать в себе прежнее чувство умиления, повергся к вратам храма. И действительно чувство умиления, еще сильнейшего, чем прежде, нашло на него. Когда он пролежал несколько времени, ему велели встать и надели на него такой же белый кожаный фартук, какие были на других, дали ему в руки лопату и три пары перчаток, и тогда великий мастер обратился к нему. Он сказал ему, чтобы он старался ничем не запятнать белизну этого фартука, представляющего крепость и непорочность; потом о невыясненной лопате сказал, чтобы он трудился ею очищать свое сердце от пороков и снисходительно заглаживать ею сердце ближнего. Потом про первые перчатки мужские сказал, что значения их он не может знать, но должен хранить их, про другие перчатки мужские сказал, что он должен надевать их в собраниях и наконец про третьи женские перчатки сказал: «Любезный брат, и сии женские перчатки вам определены суть. Отдайте их той женщине, которую вы будете почитать больше всех. Сим даром уверите в непорочности сердца вашего ту, которую изберете вы себе в достойную каменьщицу». И помолчав несколько времени, прибавил: – «Но соблюди, любезный брат, да не украшают перчатки сии рук нечистых». В то время как великий мастер произносил эти последние слова, Пьеру показалось, что председатель смутился. Пьер смутился еще больше, покраснел до слез, как краснеют дети, беспокойно стал оглядываться и произошло неловкое молчание.
Молчание это было прервано одним из братьев, который, подведя Пьера к ковру, начал из тетради читать ему объяснение всех изображенных на нем фигур: солнца, луны, молотка. отвеса, лопаты, дикого и кубического камня, столба, трех окон и т. д. Потом Пьеру назначили его место, показали ему знаки ложи, сказали входное слово и наконец позволили сесть. Великий мастер начал читать устав. Устав был очень длинен, и Пьер от радости, волнения и стыда не был в состоянии понимать того, что читали. Он вслушался только в последние слова устава, которые запомнились ему.
«В наших храмах мы не знаем других степеней, – читал „великий мастер, – кроме тех, которые находятся между добродетелью и пороком. Берегись делать какое нибудь различие, могущее нарушить равенство. Лети на помощь к брату, кто бы он ни был, настави заблуждающегося, подними упадающего и не питай никогда злобы или вражды на брата. Будь ласков и приветлив. Возбуждай во всех сердцах огнь добродетели. Дели счастье с ближним твоим, и да не возмутит никогда зависть чистого сего наслаждения. Прощай врагу твоему, не мсти ему, разве только деланием ему добра. Исполнив таким образом высший закон, ты обрящешь следы древнего, утраченного тобой величества“.
Кончил он и привстав обнял Пьера и поцеловал его. Пьер, с слезами радости на глазах, смотрел вокруг себя, не зная, что отвечать на поздравления и возобновления знакомств, с которыми окружили его. Он не признавал никаких знакомств; во всех людях этих он видел только братьев, с которыми сгорал нетерпением приняться за дело.
Великий мастер стукнул молотком, все сели по местам, и один прочел поучение о необходимости смирения.
Великий мастер предложил исполнить последнюю обязанность, и важный сановник, который носил звание собирателя милостыни, стал обходить братьев. Пьеру хотелось записать в лист милостыни все деньги, которые у него были, но он боялся этим выказать гордость, и записал столько же, сколько записывали другие.
Заседание было кончено, и по возвращении домой, Пьеру казалось, что он приехал из какого то дальнего путешествия, где он провел десятки лет, совершенно изменился и отстал от прежнего порядка и привычек жизни.


На другой день после приема в ложу, Пьер сидел дома, читая книгу и стараясь вникнуть в значение квадрата, изображавшего одной своей стороною Бога, другою нравственное, третьею физическое и четвертою смешанное. Изредка он отрывался от книги и квадрата и в воображении своем составлял себе новый план жизни. Вчера в ложе ему сказали, что до сведения государя дошел слух о дуэли, и что Пьеру благоразумнее бы было удалиться из Петербурга. Пьер предполагал ехать в свои южные имения и заняться там своими крестьянами. Он радостно обдумывал эту новую жизнь, когда неожиданно в комнату вошел князь Василий.
– Мой друг, что ты наделал в Москве? За что ты поссорился с Лёлей, mon сher? [дорогой мoй?] Ты в заблуждении, – сказал князь Василий, входя в комнату. – Я всё узнал, я могу тебе сказать верно, что Элен невинна перед тобой, как Христос перед жидами. – Пьер хотел отвечать, но он перебил его. – И зачем ты не обратился прямо и просто ко мне, как к другу? Я всё знаю, я всё понимаю, – сказал он, – ты вел себя, как прилично человеку, дорожащему своей честью; может быть слишком поспешно, но об этом мы не будем судить. Одно ты помни, в какое положение ты ставишь ее и меня в глазах всего общества и даже двора, – прибавил он, понизив голос. – Она живет в Москве, ты здесь. Помни, мой милый, – он потянул его вниз за руку, – здесь одно недоразуменье; ты сам, я думаю, чувствуешь. Напиши сейчас со мною письмо, и она приедет сюда, всё объяснится, а то я тебе скажу, ты очень легко можешь пострадать, мой милый.