Давидков, Виктор Иосифович

Виктор Иосифович Давидков
Дата рождения	4 (17) августа 1913(1913-08-17)
Место рождения	с. Васильевка (город), Запорожская область
Дата смерти	2 июля 2001(2001-07-02) (87 лет)
Место смерти	Москва
Принадлежность	СССР СССР
Род войск	ВВС СССР
Годы службы	1932—1977
Звание	генерал-полковник авиации
Командовал	131-й истребительный авиационный полк 32-й гвардейский истребительный авиационный полк 8-я гвардейская истребительная авиационная дивизия 11-й истребительный авиационный корпус 37-я воздушная армия ВГК (СССР)
Сражения/войны	Хасанские бои (1938) Советско-финская война (1939—1940) Великая Отечественная война Корейская война 1950—1953
Награды и премии	Других государств

Виктор Иосифович Давидков (4 (17) августа 1913 года, с. Васильевка, ныне город в Запорожской области — 2 июля 2001 года, Москва) — советский военный деятель, генерал-полковник авиации. Герой Советского Союза (1942).

Начальная биография

Виктор Иосифович Давидков родился 4 (17) августа 1913 года в селе Васильевка, ныне город Запорожской области Украины, в семье рабочего.

Окончил семь классов и школу ФЗУ, после чего работал слесарем-механиком на Запорожском алюминиевом комбинате.

Военная служба

Довоенное время

В 1932 году был призван в ряды РККА. В 1935 году окончил Энгельсскую военную авиационную школу лётчиков. В 1938 году вступил в ряды ВКП(б).

Принимал участие в боях у озера Хасан, советско-финской войне, во время которой Давидков совершил более тридцати боевых вылетов, в основном на штурмовку скоплений войск и боевой техники противника.

Великая Отечественная война

Заместитель командира 131-го истребительного авиационного полка (20-я смешанная авиационная дивизия, 9-я армия, Южный фронт) капитан Давидков 25 июня сбил первые «мессершмитты», а к августу 1941 года сбил уже восемь самолётов, а к середине сентября 1941 года совершил сто восемьдесят шесть боевых вылетов.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 6 июня 1942 года за образцовое выполнение боевых заданий командования на фронте борьбы с немецко-фашистским захватчиками и проявленные при этом мужество и героизм капитану Виктору Иосифовичу Давидкову присвоено звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда» (№ 850).

С 1 ноября 1941 года с гибелью командира полка подполковника Леонида Гончарова, капитан, а затем майор Давидков командовал 131-м истребительным авиационным полком, а со второй половины 1943 года — 32-м гвардейским истребительным авиационным полком, а 6 декабря 1943 года полковник Давидков был назначен на должность командира 8-й гвардейской истребительной авиационной дивизии (5-й истребительный авиационный корпус, 2-я воздушная армия, 1-й Украинский фронт).

Дивизия под командованием Виктора Иосифовича Давидкова отличились в ходе Проскуровско-Черновицкой, Львовско-Сандомирской, Сандомирско-Силезской, Верхне-Силезской и Нижне-Силезской операциях.

В ходе войны полковник Виктор Давидков выполнил четыреста тридцать четыре боевых вылета, принял участие в пятидесяти воздушных боях, в которых сбил двадцать один и в группе два самолёта противника.

Послевоенная карьера

После войны командовал 8-й гвардейской истребительной авиационной дивизией. В августе 1947 года назначен командиром 11-го Кенигсбергского истребительного авиационного корпуса 15-й воздушной армии Прибалтийского военного округа. В 25 апреля 1951 года досрочно окончил Военную академию Генерального штаба, назначен заместителем командующего 54-й воздушной армией, после чего до 1953 года командовал авиационными соединениями в КНДР, с 1953 года — командующий 37-й воздушной армией (Северная группа войск (Польша)). С 1959 года был командующим 76-й воздушной армией Ленинградского ВО. В 1962—1963 гг. находился в служебной командировке на Кубу (Операция «Анадырь»). Последние вылеты Виктор Иосифович Давидков совершил на реактивном самолёте-истребителе «МиГ-21», находясь в на Кубе. С 1964 г. по 1969 г. зам. командующего дальней авиацией, с 1969 г. заместитель начальника Военно-воздушной академии. Был удостоен звания «Заслуженный военный лётчик СССР».

В 1977 году генерал-полковник авиации Виктор Иосифович Давидков вышел в отставку. Жил в Москве.

Указом Президента Российской Федерации от 25 апреля 1995 года № 413 генерал-полковник в отставке Виктор Иосифович Давидков был награждён орденом Жукова.

Умер 2 июля 2001 года. Похоронен на Кунцевском кладбище (участок 10).

Награды

• Медаль «Золотая Звезда» Героя Советского Союза № 850 (06.06.1942).
• Орден Жукова № 3 (25.04.1995).
• Два ордена Ленина (05.11.1941, 06.06.1942).
• Четыре ордена Красного Знамени (1940, 11.04.1945, 1952, 19??).
• Орден Суворова 2-й степени (29.05.1945).
• Орден Кутузова 2-й степени (11.08.1944).
• Орден Александра Невского (30.08.1943).
• Орден Отечественной войны 1-й степени (06.04.1985).
• Два ордена Красной Звезды (1947, 19??).
• Орден «За службу Родине в Вооружённых Силах СССР» 3-й степени (19??).
• Медали.

Почётные звания

• Заслуженный военный лётчик СССР.

Ссылки

 [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=6183 Давидков, Виктор Иосифович]. Сайт «Герои Страны».

Литература

• Коллектив авторов. Великая Отечественная: Комдивы. Военный биографический словарь / В. П. Горемыкин. — М.: Кучково поле, 2014. — Т. 2. — С. 510-513. — 1000 экз. — ISBN 978-5-9950-0341-0.

Отрывок, характеризующий Давидков, Виктор Иосифович

Офицеры собрались кружком, закусывая и разговаривая, около погребца Денисова.
– Вот еще одного ведут! – сказал один из офицеров, указывая на французского пленного драгуна, которого вели пешком два казака.
Один из них вел в поводу взятую у пленного рослую и красивую французскую лошадь.
– Продай лошадь! – крикнул Денисов казаку.
– Изволь, ваше благородие…
Офицеры встали и окружили казаков и пленного француза. Французский драгун был молодой малый, альзасец, говоривший по французски с немецким акцентом. Он задыхался от волнения, лицо его было красно, и, услыхав французский язык, он быстро заговорил с офицерами, обращаясь то к тому, то к другому. Он говорил, что его бы не взяли; что он не виноват в том, что его взяли, а виноват le caporal, который послал его захватить попоны, что он ему говорил, что уже русские там. И ко всякому слову он прибавлял: mais qu'on ne fasse pas de mal a mon petit cheval [Но не обижайте мою лошадку,] и ласкал свою лошадь. Видно было, что он не понимал хорошенько, где он находится. Он то извинялся, что его взяли, то, предполагая перед собою свое начальство, выказывал свою солдатскую исправность и заботливость о службе. Он донес с собой в наш арьергард во всей свежести атмосферу французского войска, которое так чуждо было для нас.
Казаки отдали лошадь за два червонца, и Ростов, теперь, получив деньги, самый богатый из офицеров, купил ее.
– Mais qu'on ne fasse pas de mal a mon petit cheval, – добродушно сказал альзасец Ростову, когда лошадь передана была гусару.
Ростов, улыбаясь, успокоил драгуна и дал ему денег.
– Алё! Алё! – сказал казак, трогая за руку пленного, чтобы он шел дальше.
– Государь! Государь! – вдруг послышалось между гусарами.
Всё побежало, заторопилось, и Ростов увидал сзади по дороге несколько подъезжающих всадников с белыми султанами на шляпах. В одну минуту все были на местах и ждали. Ростов не помнил и не чувствовал, как он добежал до своего места и сел на лошадь. Мгновенно прошло его сожаление о неучастии в деле, его будничное расположение духа в кругу приглядевшихся лиц, мгновенно исчезла всякая мысль о себе: он весь поглощен был чувством счастия, происходящего от близости государя. Он чувствовал себя одною этою близостью вознагражденным за потерю нынешнего дня. Он был счастлив, как любовник, дождавшийся ожидаемого свидания. Не смея оглядываться во фронте и не оглядываясь, он чувствовал восторженным чутьем его приближение. И он чувствовал это не по одному звуку копыт лошадей приближавшейся кавалькады, но он чувствовал это потому, что, по мере приближения, всё светлее, радостнее и значительнее и праздничнее делалось вокруг него. Всё ближе и ближе подвигалось это солнце для Ростова, распространяя вокруг себя лучи кроткого и величественного света, и вот он уже чувствует себя захваченным этими лучами, он слышит его голос – этот ласковый, спокойный, величественный и вместе с тем столь простой голос. Как и должно было быть по чувству Ростова, наступила мертвая тишина, и в этой тишине раздались звуки голоса государя.
– Les huzards de Pavlograd? [Павлоградские гусары?] – вопросительно сказал он.
– La reserve, sire! [Резерв, ваше величество!] – отвечал чей то другой голос, столь человеческий после того нечеловеческого голоса, который сказал: Les huzards de Pavlograd?
Государь поровнялся с Ростовым и остановился. Лицо Александра было еще прекраснее, чем на смотру три дня тому назад. Оно сияло такою веселостью и молодостью, такою невинною молодостью, что напоминало ребяческую четырнадцатилетнюю резвость, и вместе с тем это было всё таки лицо величественного императора. Случайно оглядывая эскадрон, глаза государя встретились с глазами Ростова и не более как на две секунды остановились на них. Понял ли государь, что делалось в душе Ростова (Ростову казалось, что он всё понял), но он посмотрел секунды две своими голубыми глазами в лицо Ростова. (Мягко и кротко лился из них свет.) Потом вдруг он приподнял брови, резким движением ударил левой ногой лошадь и галопом поехал вперед.
Молодой император не мог воздержаться от желания присутствовать при сражении и, несмотря на все представления придворных, в 12 часов, отделившись от 3 й колонны, при которой он следовал, поскакал к авангарду. Еще не доезжая до гусар, несколько адъютантов встретили его с известием о счастливом исходе дела.
Сражение, состоявшее только в том, что захвачен эскадрон французов, было представлено как блестящая победа над французами, и потому государь и вся армия, особенно после того, как не разошелся еще пороховой дым на поле сражения, верили, что французы побеждены и отступают против своей воли. Несколько минут после того, как проехал государь, дивизион павлоградцев потребовали вперед. В самом Вишау, маленьком немецком городке, Ростов еще раз увидал государя. На площади города, на которой была до приезда государя довольно сильная перестрелка, лежало несколько человек убитых и раненых, которых не успели подобрать. Государь, окруженный свитою военных и невоенных, был на рыжей, уже другой, чем на смотру, энглизированной кобыле и, склонившись на бок, грациозным жестом держа золотой лорнет у глаза, смотрел в него на лежащего ничком, без кивера, с окровавленною головою солдата. Солдат раненый был так нечист, груб и гадок, что Ростова оскорбила близость его к государю. Ростов видел, как содрогнулись, как бы от пробежавшего мороза, сутуловатые плечи государя, как левая нога его судорожно стала бить шпорой бок лошади, и как приученная лошадь равнодушно оглядывалась и не трогалась с места. Слезший с лошади адъютант взял под руки солдата и стал класть на появившиеся носилки. Солдат застонал.
– Тише, тише, разве нельзя тише? – видимо, более страдая, чем умирающий солдат, проговорил государь и отъехал прочь.
Ростов видел слезы, наполнившие глаза государя, и слышал, как он, отъезжая, по французски сказал Чарторижскому:
– Какая ужасная вещь война, какая ужасная вещь! Quelle terrible chose que la guerre!
Войска авангарда расположились впереди Вишау, в виду цепи неприятельской, уступавшей нам место при малейшей перестрелке в продолжение всего дня. Авангарду объявлена была благодарность государя, обещаны награды, и людям роздана двойная порция водки. Еще веселее, чем в прошлую ночь, трещали бивачные костры и раздавались солдатские песни.
Денисов в эту ночь праздновал производство свое в майоры, и Ростов, уже довольно выпивший в конце пирушки, предложил тост за здоровье государя, но «не государя императора, как говорят на официальных обедах, – сказал он, – а за здоровье государя, доброго, обворожительного и великого человека; пьем за его здоровье и за верную победу над французами!»
– Коли мы прежде дрались, – сказал он, – и не давали спуску французам, как под Шенграбеном, что же теперь будет, когда он впереди? Мы все умрем, с наслаждением умрем за него. Так, господа? Может быть, я не так говорю, я много выпил; да я так чувствую, и вы тоже. За здоровье Александра первого! Урра!
– Урра! – зазвучали воодушевленные голоса офицеров.
И старый ротмистр Кирстен кричал воодушевленно и не менее искренно, чем двадцатилетний Ростов.
Когда офицеры выпили и разбили свои стаканы, Кирстен налил другие и, в одной рубашке и рейтузах, с стаканом в руке подошел к солдатским кострам и в величественной позе взмахнув кверху рукой, с своими длинными седыми усами и белой грудью, видневшейся из за распахнувшейся рубашки, остановился в свете костра.
– Ребята, за здоровье государя императора, за победу над врагами, урра! – крикнул он своим молодецким, старческим, гусарским баритоном.
Гусары столпились и дружно отвечали громким криком.
Поздно ночью, когда все разошлись, Денисов потрепал своей коротенькой рукой по плечу своего любимца Ростова.
– Вот на походе не в кого влюбиться, так он в ца'я влюбился, – сказал он.
– Денисов, ты этим не шути, – крикнул Ростов, – это такое высокое, такое прекрасное чувство, такое…
– Ве'ю, ве'ю, д'ужок, и 'азделяю и одоб'яю…
– Нет, не понимаешь!
И Ростов встал и пошел бродить между костров, мечтая о том, какое было бы счастие умереть, не спасая жизнь (об этом он и не смел мечтать), а просто умереть в глазах государя. Он действительно был влюблен и в царя, и в славу русского оружия, и в надежду будущего торжества. И не он один испытывал это чувство в те памятные дни, предшествующие Аустерлицкому сражению: девять десятых людей русской армии в то время были влюблены, хотя и менее восторженно, в своего царя и в славу русского оружия.