Давид Гирландайо

Давид Гирландайо
Гражданство:	Флорентийская республика

Да́вид Гирланда́йо (итал. Davide Ghirlandaio; 1452, Флоренция — 10 августа 1525, Флоренция) — флорентийский художник эпохи Возрождения, мозаист. Современник Сандро Боттичелли и Филиппо Липпи.

Представитель династии флорентийских художников, в которую входят его братья Бенедетто Гирландайо (1458—1497) и Доменико Гирландайо (1449—1494), а также сын последнего Ридольфо Гирландайо (1483—1561). Изначально был помощником, а позже партнёром своего брата Доменико, основателя династии. После смерти брата взял на стипендию и занялся обучением своего племянника, сына Доминика — Ридольфо Гирландайо. Принимал активное участие в мозаичном украшении собора в Орвието, в качестве помощника своего брата принимал участие в росписи Сикстинской капеллы.

Литература

• Джорджо Вазари. Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев, ваятелей и зодчих.
• Dizionario enciclopedico Bolaffi dei pittori e degli Incisori italiani dall’XI al XX secolo. — Torino, Giulio Bolaffi, 1972—1976.

Ссылки

• На Викискладе есть медиафайлы по теме Давид Гирландайо
• [www.wga.hu/frames-e.html?/html/g/ghirland/ridolfo/index.html Давид Гирландайо на Wga.hu]

Отрывок, характеризующий Давид Гирландайо

– Ну что мое дело, Петр Кирилыч. Ради бога! Одна надежда на вас, – говорил Петя.
– Ах да, твое дело. В гусары то? Скажу, скажу. Нынче скажу все.
– Ну что, mon cher, ну что, достали манифест? – спросил старый граф. – А графинюшка была у обедни у Разумовских, молитву новую слышала. Очень хорошая, говорит.
– Достал, – отвечал Пьер. – Завтра государь будет… Необычайное дворянское собрание и, говорят, по десяти с тысячи набор. Да, поздравляю вас.
– Да, да, слава богу. Ну, а из армии что?
– Наши опять отступили. Под Смоленском уже, говорят, – отвечал Пьер.
– Боже мой, боже мой! – сказал граф. – Где же манифест?
– Воззвание! Ах, да! – Пьер стал в карманах искать бумаг и не мог найти их. Продолжая охлопывать карманы, он поцеловал руку у вошедшей графини и беспокойно оглядывался, очевидно, ожидая Наташу, которая не пела больше, но и не приходила в гостиную.
– Ей богу, не знаю, куда я его дел, – сказал он.
– Ну уж, вечно растеряет все, – сказала графиня. Наташа вошла с размягченным, взволнованным лицом и села, молча глядя на Пьера. Как только она вошла в комнату, лицо Пьера, до этого пасмурное, просияло, и он, продолжая отыскивать бумаги, несколько раз взглядывал на нее.
– Ей богу, я съезжу, я дома забыл. Непременно…
– Ну, к обеду опоздаете.
– Ах, и кучер уехал.
Но Соня, пошедшая в переднюю искать бумаги, нашла их в шляпе Пьера, куда он их старательно заложил за подкладку. Пьер было хотел читать.
– Нет, после обеда, – сказал старый граф, видимо, в этом чтении предвидевший большое удовольствие.
За обедом, за которым пили шампанское за здоровье нового Георгиевского кавалера, Шиншин рассказывал городские новости о болезни старой грузинской княгини, о том, что Метивье исчез из Москвы, и о том, что к Растопчину привели какого то немца и объявили ему, что это шампиньон (так рассказывал сам граф Растопчин), и как граф Растопчин велел шампиньона отпустить, сказав народу, что это не шампиньон, а просто старый гриб немец.