Рикардо, Давид

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Давид Рикардо»)
Перейти к: навигация, поиск
Давид Рикардо
David Ricardo
Дата рождения:

18 апреля 1772(1772-04-18)

Место рождения:

Лондон, Великобритания

Дата смерти:

11 сентября 1823(1823-09-11) (51 год)

Место смерти:

графство Глостершир, Великобритания

Научная сфера:

экономика

Известен как:

классик политэкономии[1]

Дави́д Рика́рдо (англ. David Ricardo, 18 апреля 1772, Лондон — 11 сентября 1823, Гатком-Парк) — английский экономист, классик политической экономии, последователь и одновременно оппонент Адама Смита, выявил закономерную в условиях свободной конкуренции тенденцию нормы прибыли к понижению, разработал законченную теорию о формах земельной ренты. Развил идеи Адама Смита о том, что стоимость товаров определяется количеством труда, необходимого для их производства, и разработал теорию распределения, объясняющую, как эта стоимость распределяется между различными классами общества.





Биография

Давид Рикардо родился 18 апреля 1772 года в Лондоне. Был родом из португальско-еврейской (сефардской) семьи, эмигрировавшей в Англию из Голландии непосредственно перед его рождением. Он был третьим из семнадцати детей биржевого маклера Абрахама Рикардо, женатого на Эбигейль Дельвалле. До 14 лет учился в Голландии, в 14 лет присоединился к своему отцу на Лондонской фондовой бирже, где начал постигать основы коммерции, помогая ему в торговых и биржевых операциях. К 16 годам Рикардо мог самостоятельно справляться со многими поручениями отца на бирже.

В 21 год Рикардо, отказавшись от традиционного иудаизма, перешёл в унитарианство и женился на Присцилле Энн Уилкинсон, исповедовавшей религию квакеров. Отец лишил его наследства, а мать с тех пор никогда с ним не разговаривала. Таким образом, Рикардо потерял поддержку семьи, однако к этому времени он уже скопил порядка 800 фунтов, что на тот момент являлось зарплатой чернорабочего за 20 лет или около 50 тысяч фунтов на 2005 год[2], и приобрёл достаточно опыта в биржевых операциях для обеспечения себя и молодой жены без поддержки со стороны родителей.

Спустя 5—6 лет он преуспел в биржевых операциях, а через 12 лет бросил занятие биржевого маклера. К 38 годам стал крупной финансовой фигурой. В 42 года отошёл от активной деятельности, чтобы заняться научными изысканиями в области экономической теории, обладая состоянием, по разным оценкам, от 500 тысяч до 1 миллиона 600 тысяч фунтов[3]. Приобрёл поместье в Глостершире, начал вести жизнь богатого землевладельца.

В 1799 начал интересоваться экономикой, прочитав книгу Адама Смита «Богатство народов». В 1809 году написал первую экономическую заметку. Главным трудом Рикардо является книга «Начала политической экономии и налогового обложения», написанная в 1817 году.

Научные интересы Рикардо были тесно связаны с острыми вопросами, по поводу которых сталкивались интересы разных классов. Прежде всего таким был вопрос о пошлинах на ввозимый хлеб. Пошлины были выгодны землевладельцам, но вынуждали фабрикантов повышать зарплату рабочим, чтобы они могли покупать дорогой хлеб. Рикардо, хотя он и стал землевладельцем, отстаивал интересы промышленников[3].

В 1819 году окончательно устранился из бизнеса и был избран членом Палаты общин от одного из избирательных округов Ирландиигнилого местечка, в котором Рикардо никогда не бывал, а купил депутатский мандат у местного лендлорда. Заняв место в парламенте, Рикардо стал сторонником реформы, которая закрыла бы такую возможность становиться депутатом. Рикардо формально не присоединился ни к правящей партии тори, ни к вигской оппозиции. Виги были ему ближе, он пользовался большим авторитетом в их кругах, но занимал независимую позицию и нередко голосовал вопреки их позиции. Выступал часто, в основном по экономическим вопросам, поддерживал отмену «хлебных законов» и требования о либерализации экономики, свободе торговли, сокращение государственного долга и т. п.

Вокруг Рикардо сложился кружок, в который входили его последователи: Джеймс Милль, Джон Рамсей Мак-Куллох, Эдуард Уэст (1782—1828) и Томас Де Квинси. Поддерживал дружеские отношения с Томасом Мальтусом, с которым постоянно полемизировал, и Жаном Батистом Сэем. В 1821 основал первый в Англии клуб политической экономии.

Умер в возрасте 51 года в Глостершире от ушной инфекции[4].

В семье Рикардо было восемь детей, из которых двое — Осман и Давид-младший — стали членами парламента, а Мортимер — офицером королевской гвардии.

Основные идеи и воззрения

Был приверженцем концепции экономического либерализма, не допускающей никакого государственного вмешательства в экономику и предполагающей свободное предпринимательство и свободную торговлю.

Ключевые моменты экономической теории по Рикардо:

  1. Существуют три основных класса и соответствующие им три вида доходов:
    • владельцы земли (лендлорды) — рента;
    • собственники денег и капитала, необходимого для производства — прибыль;
    • рабочие, занятые в производстве — заработная плата.
  2. Главная задача политической экономии — определить законы, управляющие распределением доходов.
  3. Государство не должно вмешиваться ни в производство, ни в обмен, ни в распределение. Государственная политика должна строиться на экономических принципах, а основной способ взаимодействия государства с населением сводится к налогообложению. Но налоги не должны быть высокими, ибо если весомая часть капитала изымается из оборота, то результатом становится нищета большей части населения, так как единственным источником роста богатства нации является именно накопление. «Лучший налог — меньший налог». Рост доходов капиталистов обязательно ведёт к снижению доходов рабочих, и наоборот.

Теория стоимости

Хотя Рикардо первым показал, почему при совершенной конкуренции теория трудовых затрат не может полностью объяснить соотношение цен на товары, он придерживался трудовой теории стоимости потому, что она, являясь грубым приближением к реальности, была удобна для изложения его модели. Главной задачей для него было не объяснение относительных цен, а установление законов, управляющих распределением продукции между основными классами[5].

Основные положения теории стоимости по Рикардо таковы:

  • Меновая стоимость зависит не только от количества и качества труда, но и от редкости товара.
  • Говоря о естественных и рыночных ценах, Рикардо писал: «Но если мы принимаем труд за основу стоимости товаров, то из этого ещё не следует, что мы отрицаем случайные и временные отклонения действительной или рыночной цены товаров от их первичной и естественной цены».
  • На уровень цен товаров наряду с затрачиваемым живым трудом влияет и труд овеществлённый, то есть «труд, затраченный на орудия, инструменты и здания, способствующие этому труду».
  • Меновая стоимость товаров не зависит от изменений уровня заработной платы у рабочих, меняется только соотношение между заработной платой и прибылью в стоимости продукта.
  • Повышение стоимости труда (заработной платы) невозможно без соответствующего падения прибыли.
  • Деньги как товары при снижении своей стоимости обуславливают необходимость роста заработной платы, что, в свою очередь, приведёт к повышению цен на товары.
  • Деньги как всеобщее средство обмена между всеми цивилизованными странами «распределяются между ними в пропорциях, которые изменяются с каждым усовершенствованием в торговле и машинах, с каждым увеличением трудности добывания пищи и других предметов жизненной необходимости для растущего населения».
  • Уровень меновой стоимости товаров обратно пропорционален использованию в их производстве основного капитала, то есть при приросте основного капитала меновая стоимость будет падать.

Теория капитала

Капитал по Рикардо: «Часть богатства страны, которая употребляется в производстве и состоит из пищи, одежды, инструментов, сырых материалов, машин и пр., необходимая, чтобы привести в движение труд». Из-за неравенства прибыли на вложенный капитал последний «перемещается из одного занятия в другое».

Теория ренты

  • Рента всегда платится за пользование землёй, поскольку её количество не беспредельно, качество — неодинаково, а с ростом численности населения обработке начинают подвергаться новые участки земли, худшие по своему качеству и расположению, затратами труда на которых определяется стоимость сельскохозяйственных продуктов.
  • Рентообразующие факторы — плодородность земли (неодинаковый природный потенциал) и разная удалённость участков от рынков, где полученная с них товарная продукция может быть реализована.
  • Источником ренты является не особая щедрость природы, а прилагаемый труд.

Теория заработной платы

Труд имеет естественную и рыночную стоимость:

  • «естественная цена труда» — возможность рабочего содержать за свой труд себя и семью, оплачивая расходы на пищу, предметы насущной необходимости и удобства. Зависит от нравов и обычаев, так как в некоторых странах не требуется, скажем, тёплой одежды;
  • «рыночная цена труда» — плата, складывающаяся с учётом реального соотношения спроса и предложения.

Многие историки предполагают, что взгляды Рикардо на заработную плату сложились под влиянием воззрений его друга Т. Мальтуса.

Рикардо прогнозировал, что при росте заработной платы рабочие начнут заводить большее количество детей, и в итоге заработная плата будет падать из-за того, что количество рабочих будет увеличиваться быстрее, чем спрос на их труд.

Безработица в рыночной экономике невозможна, так как избыточное население вымирает. В этом суть рикардианского «железного» закона заработной платы.

Теория денег

Позиции Рикардо по теории денег базировались на положениях, характерных для формы золотомонетного стандарта. При этом «ни золото, ни какой-либо другой товар не могут служить всегда совершенной мерой стоимости для всех вещей». Рикардо был сторонником количественной теории денег.

Теория воспроизводства

Рикардо признавал «закон рынков» Ж. Б. Сэя: «Продукты всегда покупаются за продукты или услуги; деньги служат только мерилом, при помощи которого совершается этот обмен. Какой-нибудь товар может быть произведён в излишнем количестве, и рынок будет до такой степени переполнен, что не будет даже возмещён капитал, затраченный на этот товар. Но это не может случиться одновременно со всеми товарами».

Теория сравнительных преимуществ

Рикардо считал, что специализация в производстве выгодна даже стране, у которой нет абсолютных преимуществ, при условии, что у неё имеются сравнительные преимущества при производстве какого-либо товара. Каждая страна должна специализироваться на производстве товара, имеющего максимальную сравнительную эффективность. Рикардо открыл закон сравнительных преимуществ, согласно которому каждая страна специализируется на производстве тех товаров, по которым её трудовые издержки сравнительно ниже, хотя абсолютно они могут быть иногда и несколько больше, чем за границей. Он приводит ставший классическим пример обмена английского сукна на португальское вино, в результате которого получают выгоду обе страны, даже если абсолютные издержки производства сукна и вина в Португалии ниже, чем в Англии. Автор полностью абстрагируется от транспортных расходов и таможенных барьеров и ориентируется на относительно более низкую цену сукна в Англии по сравнению с Португалией, что объясняет его экспорт и относительно более низкую цену вина в Португалии, что также объясняет экспорт последнего. В результате делается вывод, что свободная торговля ведёт к специализации в производстве каждой страны, развитию производства сравнительно преимущественных товаров, увеличению выпуска продукции во всём мире, а также к росту потребления в каждой стране.

Теория процента и прибыли на капитал

В своей книге Рикардо также рассмотрел проблему процента на капитал. Он указывает, что процент на капитал является необходимым условием и главным стимулом к накоплению капитала. Также Рикардо пишет о том, что стоимость благ, для производства которых необходимо продолжительное время применения капитала, должна быть выше стоимости благ, требующих равного труда, но меньшего времени использования капитала[6]:

Различие в стоимости ... происходит оттого, что прибыль является лишь справедливой компенсацией за время, в течение которого она не могла бы быть использована.

Оригинальностью отличаются взгляды Рикардо о величине прибыли на капитал, сделанные им на основании аналогии с земельной рентой. Согласно Рикардо, вначале происходит обработка наиболее плодородных земель («земель высшего качества»). В этом случае весь доход распределяется в виде заработной платы и процента на капитал. По мере роста населения растёт спрос на продукты питания и приходится обрабатывать земельные участки худшего качества, на которых издержки на производство возрастают. Возникает различие выручки с капиталов, затрачиваемых в различных условиях. Однако конкуренция между капиталистами требует выравнивания нормы прибыли на капитал. Добавочный доход, который даёт земля более высокого качества, будет поступать не капиталисту (владельцу средств производства, оборудования), а землевладельцу в виде земельной ренты[6].

Рикардо считал, что и в промышленности величина прибыли на капитал и уровень заработной платы будут определяться доходом от использования капитала в наихудших условиях, так как в данном случае будет отсутствовать рента. Далее весь доход (за вычетом ренты) следует распределить между капиталистом и рабочими. Заработная плата, согласно Рикардо, будет определяться стоимостью средств необходимых для поддержания жизни рабочего и его семьи. Она будет большей при повышении цены на средства существования и меньшей при их понижении. В случае определения более высокой заработной платы возрастёт предложение рабочей силы и она опять опустится к своему первоначальному значению[6].

Таким образом, прибыль на капитал будет снижаться по мере освоения менее пригодных для обработки земель. Так, если при использовании капитала и труда 10 человек, чей труд оценивается в 30 квартеров пшеницы, будет произведено 180 квартеров, то прибыль капиталиста составит 150 квартеров. При использовании капитала в менее благоприятных условиях будет произведено меньшее количество зерна, что при неизменной заработной плате обязательно приведёт к снижению прибыли на капитал. При этом она ни в какой из ситуаций не может стать равной нулю, так как только надежда на прибыль является мотивом сбережения капитала, и данный мотив будет ослабевать при снижении получаемой выручки[6].

Влияние

Идеи Рикардо оказали огромное влияние на последующее развитие экономической теории. Появились группы единомышленников, которые опирались на взгляды Рикардо чтобы обосновать и объяснить свои теории и идеи. Теория сравнительных преимуществ стала осью всемирного экономического порядка и входит во все учебники экономического мейнстрима. Трудовая теория стоимости использована для обоснования перераспределения богатства социалистами, самым известным из которых был Маркс.

Рикардианскую теорию высоко ценят как левые, так и правые политики, поэтому критиковать её весьма сложно. Правые политики считают теорию торговли Рикардо доказательством того, что капитализм и неограниченная международная торговля — благо для жителей планеты. Преимущество свободной торговли доказывается на основании того, что экономисты называют трудовой теорией ценности, т. е. учения о том, что человеческий труд — это единственный источник ценности. На этой теории основывается также марксистская идеология.

Э. Райнерт[7]

Социалисты-рикардианцы

С 1820-х годов в Англии сформировалась группа социалистов-утопистов, которые использовали для обоснования своего социалистического учения теорию Рикардо. Их принято называть социалистами-рикардианцами. Наиболее известными представителями этой группы были Томас Годскин, Уильям Томпсон и Джон Фрэнсис Брей[8].

Социалисты-рикардианцы подвергли острой критике систему капитализма. Они утверждали, что рабочие производят весь продукт, в то время как капиталисты получают прибыль в результате эксплуатации рабочих. Социалисты-рикардианцы утверждали, что Рикардо определил условия справедливого обмена — по труду. Но при капитализме закон обмена по труду нарушается, что приводит к эксплуатации. Для ликвидации её необходимо организовать справедливый обмен, тогда каждый будет получать «полный продукт своего труда».

Джорджисты

Джорджисты считают что рента принадлежит обществу в целом. Это предложил Генри Джордж, который в своей теории опирался на идеи Рикардо.

Критика теории Рикардо

Й. Шумпетер подверг суровой критике методологию Рикардо. Рикардо интересовал результат, имеющий непосредственное практическое значение для разрешения вопросов, находящихся в центре общественного внимания. Для получения такого результата он резал общую систему на куски, затем накладывал одно упрощающее допущение на другое, оставляя лишь несколько агрегатных переменных, между которыми с учетом своих допущений устанавливал простые односторонние зависимости. Таким способом в конце получались желаемые результаты, из которых непосредственно делались конкретные политические выводы. Применение таких результатов к решению практических проблем Шумпетер назвал «рикардианским грехом».

Это превосходная теория, которую никогда нельзя будет опровергнуть, — в ней есть всё, кроме смысла.

Й. Шумпетер[9]

Напишите отзыв о статье "Рикардо, Давид"

Примечания

  1. В письме к Вейдемейеру от 5 марта 1852 года Карл Маркс назвал Рикардо «наиболее классическим выразителем интересов буржуазии и наиболее стоическим противником пролетариата» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 28. С. 424).
  2. [www.nationalarchives.gov.uk/currency/default0.asp#mid Currency converter | The National Archives]
  3. 1 2 Роберт Л. Хайлбронер. Философы от мира сего = The Worldly Philosophers. — М.: КоЛибри, 2008.
  4. [eh.net/encyclopedia/article/stead.ricardo David Ricardo | Economic History Services]
  5. Блауг, 1994, с. 86.
  6. 1 2 3 4 Бём-Баверк, Ойген фон. Капитал и процент, 1884—1889. Глава VI. Бесцветные теории // Избранные труды о ценности, проценте и капитале. — М.: Эксмо, 2009. — С. 345—353. — 912 с. — (Антология экономической мысли). — 2000 экз. — ISBN 978-5-699-22421-0.
  7. Э. Райнерт Как богатые страны стали богатыми, и почему бедные страны остаются бедными. (2011), М.: Изд. дом Гос. Ун-т — Высшая школа экономики.
  8. Шумпетер, 2004, с. 628.
  9. Шумпетер, 2004, с. 620.

Литература

Список произведений

  • Высокая цена золотых слитков: доказательство обесценивания банкнот (The High Price of Bullions: The Proof of the Depreciation of Bank Notes, 1810)
  • Очерк о влиянии низкой цены зерна на доходность капитала (Essay on the Influence of a Low Price of Corn on the Profits of Stock, 1815)
  • [ek-lit.narod.ru/ricsod.htm Начала политической экономии и налогового обложения] (1817)

Библиография

Ссылки

  • [ruconomics.com/2006/06/08/poroki-i-preimuschestva-davida-rikardo/ Пороки и преимущества Давида Рикардо в блоге Ruconomics].

Отрывок, характеризующий Рикардо, Давид

– Убери же его, дай ему воды, – сказал Ростов, указывая на казака.
– Слушаю, ваше высокоблагородие, – с удовольствием проговорил солдат, еще старательнее выкатывая глаза и вытягиваясь, но не трогаясь с места.
– Нет, тут ничего не сделаешь, – подумал Ростов, опустив глаза, и хотел уже выходить, но с правой стороны он чувствовал устремленный на себя значительный взгляд и оглянулся на него. Почти в самом углу на шинели сидел с желтым, как скелет, худым, строгим лицом и небритой седой бородой, старый солдат и упорно смотрел на Ростова. С одной стороны, сосед старого солдата что то шептал ему, указывая на Ростова. Ростов понял, что старик намерен о чем то просить его. Он подошел ближе и увидал, что у старика была согнута только одна нога, а другой совсем не было выше колена. Другой сосед старика, неподвижно лежавший с закинутой головой, довольно далеко от него, был молодой солдат с восковой бледностью на курносом, покрытом еще веснушками, лице и с закаченными под веки глазами. Ростов поглядел на курносого солдата, и мороз пробежал по его спине.
– Да ведь этот, кажется… – обратился он к фельдшеру.
– Уж как просили, ваше благородие, – сказал старый солдат с дрожанием нижней челюсти. – Еще утром кончился. Ведь тоже люди, а не собаки…
– Сейчас пришлю, уберут, уберут, – поспешно сказал фельдшер. – Пожалуйте, ваше благородие.
– Пойдем, пойдем, – поспешно сказал Ростов, и опустив глаза, и сжавшись, стараясь пройти незамеченным сквозь строй этих укоризненных и завистливых глаз, устремленных на него, он вышел из комнаты.


Пройдя коридор, фельдшер ввел Ростова в офицерские палаты, состоявшие из трех, с растворенными дверями, комнат. В комнатах этих были кровати; раненые и больные офицеры лежали и сидели на них. Некоторые в больничных халатах ходили по комнатам. Первое лицо, встретившееся Ростову в офицерских палатах, был маленький, худой человечек без руки, в колпаке и больничном халате с закушенной трубочкой, ходивший в первой комнате. Ростов, вглядываясь в него, старался вспомнить, где он его видел.
– Вот где Бог привел свидеться, – сказал маленький человек. – Тушин, Тушин, помните довез вас под Шенграбеном? А мне кусочек отрезали, вот… – сказал он, улыбаясь, показывая на пустой рукав халата. – Василья Дмитриевича Денисова ищете? – сожитель! – сказал он, узнав, кого нужно было Ростову. – Здесь, здесь и Тушин повел его в другую комнату, из которой слышался хохот нескольких голосов.
«И как они могут не только хохотать, но жить тут»? думал Ростов, всё слыша еще этот запах мертвого тела, которого он набрался еще в солдатском госпитале, и всё еще видя вокруг себя эти завистливые взгляды, провожавшие его с обеих сторон, и лицо этого молодого солдата с закаченными глазами.
Денисов, закрывшись с головой одеялом, спал не постели, несмотря на то, что был 12 й час дня.
– А, Г'остов? 3до'ово, здо'ово, – закричал он всё тем же голосом, как бывало и в полку; но Ростов с грустью заметил, как за этой привычной развязностью и оживленностью какое то новое дурное, затаенное чувство проглядывало в выражении лица, в интонациях и словах Денисова.
Рана его, несмотря на свою ничтожность, все еще не заживала, хотя уже прошло шесть недель, как он был ранен. В лице его была та же бледная опухлость, которая была на всех гошпитальных лицах. Но не это поразило Ростова; его поразило то, что Денисов как будто не рад был ему и неестественно ему улыбался. Денисов не расспрашивал ни про полк, ни про общий ход дела. Когда Ростов говорил про это, Денисов не слушал.
Ростов заметил даже, что Денисову неприятно было, когда ему напоминали о полке и вообще о той, другой, вольной жизни, которая шла вне госпиталя. Он, казалось, старался забыть ту прежнюю жизнь и интересовался только своим делом с провиантскими чиновниками. На вопрос Ростова, в каком положении было дело, он тотчас достал из под подушки бумагу, полученную из комиссии, и свой черновой ответ на нее. Он оживился, начав читать свою бумагу и особенно давал заметить Ростову колкости, которые он в этой бумаге говорил своим врагам. Госпитальные товарищи Денисова, окружившие было Ростова – вновь прибывшее из вольного света лицо, – стали понемногу расходиться, как только Денисов стал читать свою бумагу. По их лицам Ростов понял, что все эти господа уже не раз слышали всю эту успевшую им надоесть историю. Только сосед на кровати, толстый улан, сидел на своей койке, мрачно нахмурившись и куря трубку, и маленький Тушин без руки продолжал слушать, неодобрительно покачивая головой. В середине чтения улан перебил Денисова.
– А по мне, – сказал он, обращаясь к Ростову, – надо просто просить государя о помиловании. Теперь, говорят, награды будут большие, и верно простят…
– Мне просить государя! – сказал Денисов голосом, которому он хотел придать прежнюю энергию и горячность, но который звучал бесполезной раздражительностью. – О чем? Ежели бы я был разбойник, я бы просил милости, а то я сужусь за то, что вывожу на чистую воду разбойников. Пускай судят, я никого не боюсь: я честно служил царю, отечеству и не крал! И меня разжаловать, и… Слушай, я так прямо и пишу им, вот я пишу: «ежели бы я был казнокрад…
– Ловко написано, что и говорить, – сказал Тушин. Да не в том дело, Василий Дмитрич, – он тоже обратился к Ростову, – покориться надо, а вот Василий Дмитрич не хочет. Ведь аудитор говорил вам, что дело ваше плохо.
– Ну пускай будет плохо, – сказал Денисов. – Вам написал аудитор просьбу, – продолжал Тушин, – и надо подписать, да вот с ними и отправить. У них верно (он указал на Ростова) и рука в штабе есть. Уже лучше случая не найдете.
– Да ведь я сказал, что подличать не стану, – перебил Денисов и опять продолжал чтение своей бумаги.
Ростов не смел уговаривать Денисова, хотя он инстинктом чувствовал, что путь, предлагаемый Тушиным и другими офицерами, был самый верный, и хотя он считал бы себя счастливым, ежели бы мог оказать помощь Денисову: он знал непреклонность воли Денисова и его правдивую горячность.
Когда кончилось чтение ядовитых бумаг Денисова, продолжавшееся более часа, Ростов ничего не сказал, и в самом грустном расположении духа, в обществе опять собравшихся около него госпитальных товарищей Денисова, провел остальную часть дня, рассказывая про то, что он знал, и слушая рассказы других. Денисов мрачно молчал в продолжение всего вечера.
Поздно вечером Ростов собрался уезжать и спросил Денисова, не будет ли каких поручений?
– Да, постой, – сказал Денисов, оглянулся на офицеров и, достав из под подушки свои бумаги, пошел к окну, на котором у него стояла чернильница, и сел писать.
– Видно плетью обуха не пег'ешибешь, – сказал он, отходя от окна и подавая Ростову большой конверт. – Это была просьба на имя государя, составленная аудитором, в которой Денисов, ничего не упоминая о винах провиантского ведомства, просил только о помиловании.
– Передай, видно… – Он не договорил и улыбнулся болезненно фальшивой улыбкой.


Вернувшись в полк и передав командиру, в каком положении находилось дело Денисова, Ростов с письмом к государю поехал в Тильзит.
13 го июня, французский и русский императоры съехались в Тильзите. Борис Друбецкой просил важное лицо, при котором он состоял, о том, чтобы быть причислену к свите, назначенной состоять в Тильзите.
– Je voudrais voir le grand homme, [Я желал бы видеть великого человека,] – сказал он, говоря про Наполеона, которого он до сих пор всегда, как и все, называл Буонапарте.
– Vous parlez de Buonaparte? [Вы говорите про Буонапарта?] – сказал ему улыбаясь генерал.
Борис вопросительно посмотрел на своего генерала и тотчас же понял, что это было шуточное испытание.
– Mon prince, je parle de l'empereur Napoleon, [Князь, я говорю об императоре Наполеоне,] – отвечал он. Генерал с улыбкой потрепал его по плечу.
– Ты далеко пойдешь, – сказал он ему и взял с собою.
Борис в числе немногих был на Немане в день свидания императоров; он видел плоты с вензелями, проезд Наполеона по тому берегу мимо французской гвардии, видел задумчивое лицо императора Александра, в то время как он молча сидел в корчме на берегу Немана, ожидая прибытия Наполеона; видел, как оба императора сели в лодки и как Наполеон, приставши прежде к плоту, быстрыми шагами пошел вперед и, встречая Александра, подал ему руку, и как оба скрылись в павильоне. Со времени своего вступления в высшие миры, Борис сделал себе привычку внимательно наблюдать то, что происходило вокруг него и записывать. Во время свидания в Тильзите он расспрашивал об именах тех лиц, которые приехали с Наполеоном, о мундирах, которые были на них надеты, и внимательно прислушивался к словам, которые были сказаны важными лицами. В то самое время, как императоры вошли в павильон, он посмотрел на часы и не забыл посмотреть опять в то время, когда Александр вышел из павильона. Свидание продолжалось час и пятьдесят три минуты: он так и записал это в тот вечер в числе других фактов, которые, он полагал, имели историческое значение. Так как свита императора была очень небольшая, то для человека, дорожащего успехом по службе, находиться в Тильзите во время свидания императоров было делом очень важным, и Борис, попав в Тильзит, чувствовал, что с этого времени положение его совершенно утвердилось. Его не только знали, но к нему пригляделись и привыкли. Два раза он исполнял поручения к самому государю, так что государь знал его в лицо, и все приближенные не только не дичились его, как прежде, считая за новое лицо, но удивились бы, ежели бы его не было.
Борис жил с другим адъютантом, польским графом Жилинским. Жилинский, воспитанный в Париже поляк, был богат, страстно любил французов, и почти каждый день во время пребывания в Тильзите, к Жилинскому и Борису собирались на обеды и завтраки французские офицеры из гвардии и главного французского штаба.
24 го июня вечером, граф Жилинский, сожитель Бориса, устроил для своих знакомых французов ужин. На ужине этом был почетный гость, один адъютант Наполеона, несколько офицеров французской гвардии и молодой мальчик старой аристократической французской фамилии, паж Наполеона. В этот самый день Ростов, пользуясь темнотой, чтобы не быть узнанным, в статском платье, приехал в Тильзит и вошел в квартиру Жилинского и Бориса.
В Ростове, также как и во всей армии, из которой он приехал, еще далеко не совершился в отношении Наполеона и французов, из врагов сделавшихся друзьями, тот переворот, который произошел в главной квартире и в Борисе. Все еще продолжали в армии испытывать прежнее смешанное чувство злобы, презрения и страха к Бонапарте и французам. Еще недавно Ростов, разговаривая с Платовским казачьим офицером, спорил о том, что ежели бы Наполеон был взят в плен, с ним обратились бы не как с государем, а как с преступником. Еще недавно на дороге, встретившись с французским раненым полковником, Ростов разгорячился, доказывая ему, что не может быть мира между законным государем и преступником Бонапарте. Поэтому Ростова странно поразил в квартире Бориса вид французских офицеров в тех самых мундирах, на которые он привык совсем иначе смотреть из фланкерской цепи. Как только он увидал высунувшегося из двери французского офицера, это чувство войны, враждебности, которое он всегда испытывал при виде неприятеля, вдруг обхватило его. Он остановился на пороге и по русски спросил, тут ли живет Друбецкой. Борис, заслышав чужой голос в передней, вышел к нему навстречу. Лицо его в первую минуту, когда он узнал Ростова, выразило досаду.
– Ах это ты, очень рад, очень рад тебя видеть, – сказал он однако, улыбаясь и подвигаясь к нему. Но Ростов заметил первое его движение.
– Я не во время кажется, – сказал он, – я бы не приехал, но мне дело есть, – сказал он холодно…
– Нет, я только удивляюсь, как ты из полка приехал. – «Dans un moment je suis a vous», [Сию минуту я к твоим услугам,] – обратился он на голос звавшего его.
– Я вижу, что я не во время, – повторил Ростов.
Выражение досады уже исчезло на лице Бориса; видимо обдумав и решив, что ему делать, он с особенным спокойствием взял его за обе руки и повел в соседнюю комнату. Глаза Бориса, спокойно и твердо глядевшие на Ростова, были как будто застланы чем то, как будто какая то заслонка – синие очки общежития – были надеты на них. Так казалось Ростову.
– Ах полно, пожалуйста, можешь ли ты быть не во время, – сказал Борис. – Борис ввел его в комнату, где был накрыт ужин, познакомил с гостями, назвав его и объяснив, что он был не статский, но гусарский офицер, его старый приятель. – Граф Жилинский, le comte N.N., le capitaine S.S., [граф Н.Н., капитан С.С.] – называл он гостей. Ростов нахмуренно глядел на французов, неохотно раскланивался и молчал.
Жилинский, видимо, не радостно принял это новое русское лицо в свой кружок и ничего не сказал Ростову. Борис, казалось, не замечал происшедшего стеснения от нового лица и с тем же приятным спокойствием и застланностью в глазах, с которыми он встретил Ростова, старался оживить разговор. Один из французов обратился с обыкновенной французской учтивостью к упорно молчавшему Ростову и сказал ему, что вероятно для того, чтобы увидать императора, он приехал в Тильзит.
– Нет, у меня есть дело, – коротко ответил Ростов.
Ростов сделался не в духе тотчас же после того, как он заметил неудовольствие на лице Бориса, и, как всегда бывает с людьми, которые не в духе, ему казалось, что все неприязненно смотрят на него и что всем он мешает. И действительно он мешал всем и один оставался вне вновь завязавшегося общего разговора. «И зачем он сидит тут?» говорили взгляды, которые бросали на него гости. Он встал и подошел к Борису.
– Однако я тебя стесняю, – сказал он ему тихо, – пойдем, поговорим о деле, и я уйду.
– Да нет, нисколько, сказал Борис. А ежели ты устал, пойдем в мою комнатку и ложись отдохни.
– И в самом деле…
Они вошли в маленькую комнатку, где спал Борис. Ростов, не садясь, тотчас же с раздраженьем – как будто Борис был в чем нибудь виноват перед ним – начал ему рассказывать дело Денисова, спрашивая, хочет ли и может ли он просить о Денисове через своего генерала у государя и через него передать письмо. Когда они остались вдвоем, Ростов в первый раз убедился, что ему неловко было смотреть в глаза Борису. Борис заложив ногу на ногу и поглаживая левой рукой тонкие пальцы правой руки, слушал Ростова, как слушает генерал доклад подчиненного, то глядя в сторону, то с тою же застланностию во взгляде прямо глядя в глаза Ростову. Ростову всякий раз при этом становилось неловко и он опускал глаза.
– Я слыхал про такого рода дела и знаю, что Государь очень строг в этих случаях. Я думаю, надо бы не доводить до Его Величества. По моему, лучше бы прямо просить корпусного командира… Но вообще я думаю…
– Так ты ничего не хочешь сделать, так и скажи! – закричал почти Ростов, не глядя в глаза Борису.
Борис улыбнулся: – Напротив, я сделаю, что могу, только я думал…
В это время в двери послышался голос Жилинского, звавший Бориса.
– Ну иди, иди, иди… – сказал Ростов и отказавшись от ужина, и оставшись один в маленькой комнатке, он долго ходил в ней взад и вперед, и слушал веселый французский говор из соседней комнаты.


Ростов приехал в Тильзит в день, менее всего удобный для ходатайства за Денисова. Самому ему нельзя было итти к дежурному генералу, так как он был во фраке и без разрешения начальства приехал в Тильзит, а Борис, ежели даже и хотел, не мог сделать этого на другой день после приезда Ростова. В этот день, 27 го июня, были подписаны первые условия мира. Императоры поменялись орденами: Александр получил Почетного легиона, а Наполеон Андрея 1 й степени, и в этот день был назначен обед Преображенскому батальону, который давал ему батальон французской гвардии. Государи должны были присутствовать на этом банкете.
Ростову было так неловко и неприятно с Борисом, что, когда после ужина Борис заглянул к нему, он притворился спящим и на другой день рано утром, стараясь не видеть его, ушел из дома. Во фраке и круглой шляпе Николай бродил по городу, разглядывая французов и их мундиры, разглядывая улицы и дома, где жили русский и французский императоры. На площади он видел расставляемые столы и приготовления к обеду, на улицах видел перекинутые драпировки с знаменами русских и французских цветов и огромные вензеля А. и N. В окнах домов были тоже знамена и вензеля.
«Борис не хочет помочь мне, да и я не хочу обращаться к нему. Это дело решенное – думал Николай – между нами всё кончено, но я не уеду отсюда, не сделав всё, что могу для Денисова и главное не передав письма государю. Государю?!… Он тут!» думал Ростов, подходя невольно опять к дому, занимаемому Александром.
У дома этого стояли верховые лошади и съезжалась свита, видимо приготовляясь к выезду государя.
«Всякую минуту я могу увидать его, – думал Ростов. Если бы только я мог прямо передать ему письмо и сказать всё, неужели меня бы арестовали за фрак? Не может быть! Он бы понял, на чьей стороне справедливость. Он всё понимает, всё знает. Кто же может быть справедливее и великодушнее его? Ну, да ежели бы меня и арестовали бы за то, что я здесь, что ж за беда?» думал он, глядя на офицера, всходившего в дом, занимаемый государем. «Ведь вот всходят же. – Э! всё вздор. Пойду и подам сам письмо государю: тем хуже будет для Друбецкого, который довел меня до этого». И вдруг, с решительностью, которой он сам не ждал от себя, Ростов, ощупав письмо в кармане, пошел прямо к дому, занимаемому государем.
«Нет, теперь уже не упущу случая, как после Аустерлица, думал он, ожидая всякую секунду встретить государя и чувствуя прилив крови к сердцу при этой мысли. Упаду в ноги и буду просить его. Он поднимет, выслушает и еще поблагодарит меня». «Я счастлив, когда могу сделать добро, но исправить несправедливость есть величайшее счастье», воображал Ростов слова, которые скажет ему государь. И он пошел мимо любопытно смотревших на него, на крыльцо занимаемого государем дома.
С крыльца широкая лестница вела прямо наверх; направо видна была затворенная дверь. Внизу под лестницей была дверь в нижний этаж.
– Кого вам? – спросил кто то.
– Подать письмо, просьбу его величеству, – сказал Николай с дрожанием голоса.
– Просьба – к дежурному, пожалуйте сюда (ему указали на дверь внизу). Только не примут.
Услыхав этот равнодушный голос, Ростов испугался того, что он делал; мысль встретить всякую минуту государя так соблазнительна и оттого так страшна была для него, что он готов был бежать, но камер фурьер, встретивший его, отворил ему дверь в дежурную и Ростов вошел.
Невысокий полный человек лет 30, в белых панталонах, ботфортах и в одной, видно только что надетой, батистовой рубашке, стоял в этой комнате; камердинер застегивал ему сзади шитые шелком прекрасные новые помочи, которые почему то заметил Ростов. Человек этот разговаривал с кем то бывшим в другой комнате.
– Bien faite et la beaute du diable, [Хорошо сложена и красота молодости,] – говорил этот человек и увидав Ростова перестал говорить и нахмурился.
– Что вам угодно? Просьба?…
– Qu'est ce que c'est? [Что это?] – спросил кто то из другой комнаты.
– Encore un petitionnaire, [Еще один проситель,] – отвечал человек в помочах.
– Скажите ему, что после. Сейчас выйдет, надо ехать.
– После, после, завтра. Поздно…
Ростов повернулся и хотел выйти, но человек в помочах остановил его.
– От кого? Вы кто?
– От майора Денисова, – отвечал Ростов.
– Вы кто? офицер?
– Поручик, граф Ростов.
– Какая смелость! По команде подайте. А сами идите, идите… – И он стал надевать подаваемый камердинером мундир.
Ростов вышел опять в сени и заметил, что на крыльце было уже много офицеров и генералов в полной парадной форме, мимо которых ему надо было пройти.
Проклиная свою смелость, замирая от мысли, что всякую минуту он может встретить государя и при нем быть осрамлен и выслан под арест, понимая вполне всю неприличность своего поступка и раскаиваясь в нем, Ростов, опустив глаза, пробирался вон из дома, окруженного толпой блестящей свиты, когда чей то знакомый голос окликнул его и чья то рука остановила его.
– Вы, батюшка, что тут делаете во фраке? – спросил его басистый голос.
Это был кавалерийский генерал, в эту кампанию заслуживший особенную милость государя, бывший начальник дивизии, в которой служил Ростов.
Ростов испуганно начал оправдываться, но увидав добродушно шутливое лицо генерала, отойдя к стороне, взволнованным голосом передал ему всё дело, прося заступиться за известного генералу Денисова. Генерал выслушав Ростова серьезно покачал головой.
– Жалко, жалко молодца; давай письмо.
Едва Ростов успел передать письмо и рассказать всё дело Денисова, как с лестницы застучали быстрые шаги со шпорами и генерал, отойдя от него, подвинулся к крыльцу. Господа свиты государя сбежали с лестницы и пошли к лошадям. Берейтор Эне, тот самый, который был в Аустерлице, подвел лошадь государя, и на лестнице послышался легкий скрип шагов, которые сейчас узнал Ростов. Забыв опасность быть узнанным, Ростов подвинулся с несколькими любопытными из жителей к самому крыльцу и опять, после двух лет, он увидал те же обожаемые им черты, то же лицо, тот же взгляд, ту же походку, то же соединение величия и кротости… И чувство восторга и любви к государю с прежнею силою воскресло в душе Ростова. Государь в Преображенском мундире, в белых лосинах и высоких ботфортах, с звездой, которую не знал Ростов (это была legion d'honneur) [звезда почетного легиона] вышел на крыльцо, держа шляпу под рукой и надевая перчатку. Он остановился, оглядываясь и всё освещая вокруг себя своим взглядом. Кое кому из генералов он сказал несколько слов. Он узнал тоже бывшего начальника дивизии Ростова, улыбнулся ему и подозвал его к себе.