Давид ди Донателло 2003
Поделись знанием:
– И в самом деле, – подхватила княжна Марья, – может быть, точно. Я пойду. Courage, mon ange! [Не бойся, мой ангел.] Она поцеловала Лизу и хотела выйти из комнаты.
– Ах, нет, нет! – И кроме бледности, на лице маленькой княгини выразился детский страх неотвратимого физического страдания.
– Non, c'est l'estomac… dites que c'est l'estomac, dites, Marie, dites…, [Нет это желудок… скажи, Маша, что это желудок…] – и княгиня заплакала детски страдальчески, капризно и даже несколько притворно, ломая свои маленькие ручки. Княжна выбежала из комнаты за Марьей Богдановной.
– Mon Dieu! Mon Dieu! [Боже мой! Боже мой!] Oh! – слышала она сзади себя.
Потирая полные, небольшие, белые руки, ей навстречу, с значительно спокойным лицом, уже шла акушерка.
– Марья Богдановна! Кажется началось, – сказала княжна Марья, испуганно раскрытыми глазами глядя на бабушку.
– Ну и слава Богу, княжна, – не прибавляя шага, сказала Марья Богдановна. – Вам девицам про это знать не следует.
– Но как же из Москвы доктор еще не приехал? – сказала княжна. (По желанию Лизы и князя Андрея к сроку было послано в Москву за акушером, и его ждали каждую минуту.)
– Ничего, княжна, не беспокойтесь, – сказала Марья Богдановна, – и без доктора всё хорошо будет.
Через пять минут княжна из своей комнаты услыхала, что несут что то тяжелое. Она выглянула – официанты несли для чего то в спальню кожаный диван, стоявший в кабинете князя Андрея. На лицах несших людей было что то торжественное и тихое.
Княжна Марья сидела одна в своей комнате, прислушиваясь к звукам дома, изредка отворяя дверь, когда проходили мимо, и приглядываясь к тому, что происходило в коридоре. Несколько женщин тихими шагами проходили туда и оттуда, оглядывались на княжну и отворачивались от нее. Она не смела спрашивать, затворяла дверь, возвращалась к себе, и то садилась в свое кресло, то бралась за молитвенник, то становилась на колена пред киотом. К несчастию и удивлению своему, она чувствовала, что молитва не утишала ее волнения. Вдруг дверь ее комнаты тихо отворилась и на пороге ее показалась повязанная платком ее старая няня Прасковья Савишна, почти никогда, вследствие запрещения князя,не входившая к ней в комнату.
– С тобой, Машенька, пришла посидеть, – сказала няня, – да вот княжовы свечи венчальные перед угодником зажечь принесла, мой ангел, – сказала она вздохнув.
– Ах как я рада, няня.
– Бог милостив, голубка. – Няня зажгла перед киотом обвитые золотом свечи и с чулком села у двери. Княжна Марья взяла книгу и стала читать. Только когда слышались шаги или голоса, княжна испуганно, вопросительно, а няня успокоительно смотрели друг на друга. Во всех концах дома было разлито и владело всеми то же чувство, которое испытывала княжна Марья, сидя в своей комнате. По поверью, что чем меньше людей знает о страданиях родильницы, тем меньше она страдает, все старались притвориться незнающими; никто не говорил об этом, но во всех людях, кроме обычной степенности и почтительности хороших манер, царствовавших в доме князя, видна была одна какая то общая забота, смягченность сердца и сознание чего то великого, непостижимого, совершающегося в эту минуту.
В большой девичьей не слышно было смеха. В официантской все люди сидели и молчали, на готове чего то. На дворне жгли лучины и свечи и не спали. Старый князь, ступая на пятку, ходил по кабинету и послал Тихона к Марье Богдановне спросить: что? – Только скажи: князь приказал спросить что? и приди скажи, что она скажет.
– Доложи князю, что роды начались, – сказала Марья Богдановна, значительно посмотрев на посланного. Тихон пошел и доложил князю.
– Хорошо, – сказал князь, затворяя за собою дверь, и Тихон не слыхал более ни малейшего звука в кабинете. Немного погодя, Тихон вошел в кабинет, как будто для того, чтобы поправить свечи. Увидав, что князь лежал на диване, Тихон посмотрел на князя, на его расстроенное лицо, покачал головой, молча приблизился к нему и, поцеловав его в плечо, вышел, не поправив свечей и не сказав, зачем он приходил. Таинство торжественнейшее в мире продолжало совершаться. Прошел вечер, наступила ночь. И чувство ожидания и смягчения сердечного перед непостижимым не падало, а возвышалось. Никто не спал.
Была одна из тех мартовских ночей, когда зима как будто хочет взять свое и высыпает с отчаянной злобой свои последние снега и бураны. Навстречу немца доктора из Москвы, которого ждали каждую минуту и за которым была выслана подстава на большую дорогу, к повороту на проселок, были высланы верховые с фонарями, чтобы проводить его по ухабам и зажорам.
Княжна Марья уже давно оставила книгу: она сидела молча, устремив лучистые глаза на сморщенное, до малейших подробностей знакомое, лицо няни: на прядку седых волос, выбившуюся из под платка, на висящий мешочек кожи под подбородком.
Няня Савишна, с чулком в руках, тихим голосом рассказывала, сама не слыша и не понимая своих слов, сотни раз рассказанное о том, как покойница княгиня в Кишиневе рожала княжну Марью, с крестьянской бабой молдаванкой, вместо бабушки.
– Бог помилует, никогда дохтура не нужны, – говорила она. Вдруг порыв ветра налег на одну из выставленных рам комнаты (по воле князя всегда с жаворонками выставлялось по одной раме в каждой комнате) и, отбив плохо задвинутую задвижку, затрепал штофной гардиной, и пахнув холодом, снегом, задул свечу. Княжна Марья вздрогнула; няня, положив чулок, подошла к окну и высунувшись стала ловить откинутую раму. Холодный ветер трепал концами ее платка и седыми, выбившимися прядями волос.
– Княжна, матушка, едут по прешпекту кто то! – сказала она, держа раму и не затворяя ее. – С фонарями, должно, дохтур…
– Ах Боже мой! Слава Богу! – сказала княжна Марья, – надо пойти встретить его: он не знает по русски.
| 48-я церемония вручения наград премии «Давид ди Донателло» | |||
| Общие сведения | |||
|---|---|---|---|
| Дата проведения | |||
| Место проведения | |||
| |||
48-я церемония вручения наград премии «Давид ди Донателло» состоялась 9 апреля 2002 года в концертном зале Парко-делла-Музика.
Содержание
- 1 Победители и номинанты
- 1.1 Лучший фильм
- 1.2 Лучшая режиссура
- 1.3 Лучший дебют в режиссуре
- 1.4 Лучший сценарий
- 1.5 Лучший продюсер
- 1.6 Лучшая женская роль
- 1.7 Лучшая мужская роль
- 1.8 Лучшая женская роль второго плана
- 1.9 Лучшая мужская роль второго плана
- 1.10 Лучшая операторская работа
- 1.11 Лучшая музыка
- 1.12 Лучшая художественная постановка
- 1.13 Лучший костюм
- 1.14 Лучший монтаж
- 1.15 Лучший звук
- 1.16 Лучший короткометражный фильм
- 1.17 Лучший иностранный фильм
- 1.18 Premio David scuola
- 1.19 David speciali
- 2 Ссылки
Победители и номинанты
Лучший фильм
- Окно напротив, режиссёр Ферзан Озпетек
- Помни обо мне, режиссёр Габриэле Муччино
- Таксидермист, режиссёр Маттео Гарроне
- Улыбка моей матери, режиссёр Марко Беллоккьо
- Дыхание, режиссёр Эмануэле Криалезе
Лучшая режиссура
- Пупи Авати — Сердце не с тобой
- Габриэле Муччино — Помни обо мне
- Марко Беллоккьо — Улыбка моей матери
- Маттео Гарроне — Таксидермист
- Ферзан Озпетек — Окно напротив
Лучший дебют в режиссуре
- Даниэль Викари — Максимальная скорость
- Франческо Фаласки — Эмма – это я
- Michele Mellara и Алессандро Росси — Fortezza Bastiani
- Марко Пуччони — Что ищет он
- Спиро Скимоне и Francesco Sframeli — Два друга
Лучший сценарий
- Маттео Гарроне, Массимо Гаудиозо и Уго Кити — Таксидермист
- Габриэле Муччино и Хайдрун Шлеф — Помни обо мне
- Анна Павиньяно и Алессандро Д’Алатри — Касомай
- Джанни Ромоли и Ферзан Озпетек — Окно напротив
- Пьеро Де Бернарди, Паскуале Пластино, Фьямма Сатта и Карло Вердоне — Чужая ошибка
- Марко Беллоккьо — Улыбка моей матери
Лучший продюсер
- Доменико Прокаччи — Дыхание
- Доменико Прокаччи — Помни обо мне
- Эльда Ферри — Сабина
- Доменико Прокаччи — Таксидермист
- Джанни Ромоли и Тильде Корси — Окно напротив
Лучшая женская роль
- Джованна Меццоджорно — Окно напротив
- Лаура Моранте — Помни обо мне
- Донателла Финокьяро — Анжела
- Валерия Голино — Дыхание
- Стефания Рокка — Касомай
Лучшая мужская роль
- Массимо Джиротти — Окно напротив
- Фабрицио Бентивольо — Помни обо мне
- Роберто Бениньи — Пиноккио
- Серджио Кастеллитто — Улыбка моей матери
- Нери Маркоре — Сердце не с тобой
- Фабио Воло — Касомай
Лучшая женская роль второго плана
- Пьера Дельи Эспости — Улыбка моей матери
- Моника Беллуччи — Помни обо мне
- Николетта Романов — Помни обо мне
- Серра Йильмаз — Окно напротив
- Франческа Нери — Счастье ничего не стоит
Лучшая мужская роль второго плана
- Эрнесто Махье — Таксидермист
- Антонио Катания — Чужая ошибка
- Пьерфранческо Фавино — Битва за Эль-Аламейн
- Джанкарло Джаннини — Сердце не с тобой
- Ким Росси Стюарт — Пиноккио
Лучшая операторская работа
- Даниэле Наннуцци — Битва за Эль-Аламейн
- Маурицио Кальвези — Сабина
- Джанфилиппо Кортичелли — Окно напротив
- Марко Онорато — Таксидермист
- Данте Спинотти — Пиноккио
- Фабио Замарион — Дыхание
Лучшая музыка
- Андреа Гуэрра — Окно напротив
- Банда Осирис — Таксидермист
- Альдо Ди Скальци и Альдо Ди Скальци — Касомай
- Риц Ортолани — Сердце не с тобой
- Никола Пьовани — Пиноккио
Лучшая художественная постановка
- Данило Донати — Пиноккио
- Паоло Бонфини — Таксидермист
- Джантито Буркьелларо — Сабина
- Марко Дентичи — Улыбка моей матери
- Симона Мильотти — Сердце не с тобой
Лучший костюм
- Данило Донати — Пиноккио
- Марио Карлини и Франческо Кривеллини — Сердце не с тобой
- Елена Маннини — Un viaggio chiamato amore
- Франческа Сартори — Сабина
- Андреа Виотти — Битва за Эль-Аламейн
Лучший монтаж
- Чечилия Дзанузо — Битва за Эль-Аламейн
- Клаудио Ди Мауро — Помни обо мне
- Патрицио Мароне — Окно напротив
- Амедео Сальфа — Сердце не с тобой
- Марко Сполетини — Таксидермист
Лучший звук
- Джорджо Мосер — Битва за Эль-Аламейн
- Маурицио Аржентьери — Касомай
- Гаэтано Карито — Помни обо мне
- Гаэтано Карито — Максимальная скорость
- Марко Грилло — Окно напротив
Лучший короткометражный фильм
- Racconto di guerra, режиссёр Марио Амура (ex aequo)
- Rosso fango, режиссёр Паоло Амели (ex aequo)
- Radioportogutenberg, режиссёр Алессандро Ваннуччи
- Regalo di Natale, режиссёр Даниэль Де Плано
- Space off, режиссёр Тино Франко
Лучший иностранный фильм
- Пианист, режиссёр Роман Полански
- Чикаго, режиссёр Роб Маршалл
- Поговори с ней, режиссёр Педро Альмодовар
- Часы, режиссёр Стивен Долдри
- Человек с поезда, режиссёр Патрис Леконт
Premio David scuola
- Окно напротив, режиссёр Ферзан Озпетек
David speciali
Напишите отзыв о статье "Давид ди Донателло 2003"
Ссылки
- [www.daviddidonatello.it/ Сайт премии]
- [www.filmweb.pl/awards/David+di+Donatello/2003 Кинопремия Давид ди Донателло 2003 на сайте FilmWeb]
- [www.imdb.com/event/ev0000203/2003 Кинопремия Давид ди Донателло 2003 на сайте IMDB]
| ||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Давид ди Донателло 2003
– Ваше сиятельство, не послать ли за Марьей Богдановной? – сказала одна из бывших тут горничных. (Марья Богдановна была акушерка из уездного города, жившая в Лысых Горах уже другую неделю.)– И в самом деле, – подхватила княжна Марья, – может быть, точно. Я пойду. Courage, mon ange! [Не бойся, мой ангел.] Она поцеловала Лизу и хотела выйти из комнаты.
– Ах, нет, нет! – И кроме бледности, на лице маленькой княгини выразился детский страх неотвратимого физического страдания.
– Non, c'est l'estomac… dites que c'est l'estomac, dites, Marie, dites…, [Нет это желудок… скажи, Маша, что это желудок…] – и княгиня заплакала детски страдальчески, капризно и даже несколько притворно, ломая свои маленькие ручки. Княжна выбежала из комнаты за Марьей Богдановной.
– Mon Dieu! Mon Dieu! [Боже мой! Боже мой!] Oh! – слышала она сзади себя.
Потирая полные, небольшие, белые руки, ей навстречу, с значительно спокойным лицом, уже шла акушерка.
– Марья Богдановна! Кажется началось, – сказала княжна Марья, испуганно раскрытыми глазами глядя на бабушку.
– Ну и слава Богу, княжна, – не прибавляя шага, сказала Марья Богдановна. – Вам девицам про это знать не следует.
– Но как же из Москвы доктор еще не приехал? – сказала княжна. (По желанию Лизы и князя Андрея к сроку было послано в Москву за акушером, и его ждали каждую минуту.)
– Ничего, княжна, не беспокойтесь, – сказала Марья Богдановна, – и без доктора всё хорошо будет.
Через пять минут княжна из своей комнаты услыхала, что несут что то тяжелое. Она выглянула – официанты несли для чего то в спальню кожаный диван, стоявший в кабинете князя Андрея. На лицах несших людей было что то торжественное и тихое.
Княжна Марья сидела одна в своей комнате, прислушиваясь к звукам дома, изредка отворяя дверь, когда проходили мимо, и приглядываясь к тому, что происходило в коридоре. Несколько женщин тихими шагами проходили туда и оттуда, оглядывались на княжну и отворачивались от нее. Она не смела спрашивать, затворяла дверь, возвращалась к себе, и то садилась в свое кресло, то бралась за молитвенник, то становилась на колена пред киотом. К несчастию и удивлению своему, она чувствовала, что молитва не утишала ее волнения. Вдруг дверь ее комнаты тихо отворилась и на пороге ее показалась повязанная платком ее старая няня Прасковья Савишна, почти никогда, вследствие запрещения князя,не входившая к ней в комнату.
– С тобой, Машенька, пришла посидеть, – сказала няня, – да вот княжовы свечи венчальные перед угодником зажечь принесла, мой ангел, – сказала она вздохнув.
– Ах как я рада, няня.
– Бог милостив, голубка. – Няня зажгла перед киотом обвитые золотом свечи и с чулком села у двери. Княжна Марья взяла книгу и стала читать. Только когда слышались шаги или голоса, княжна испуганно, вопросительно, а няня успокоительно смотрели друг на друга. Во всех концах дома было разлито и владело всеми то же чувство, которое испытывала княжна Марья, сидя в своей комнате. По поверью, что чем меньше людей знает о страданиях родильницы, тем меньше она страдает, все старались притвориться незнающими; никто не говорил об этом, но во всех людях, кроме обычной степенности и почтительности хороших манер, царствовавших в доме князя, видна была одна какая то общая забота, смягченность сердца и сознание чего то великого, непостижимого, совершающегося в эту минуту.
В большой девичьей не слышно было смеха. В официантской все люди сидели и молчали, на готове чего то. На дворне жгли лучины и свечи и не спали. Старый князь, ступая на пятку, ходил по кабинету и послал Тихона к Марье Богдановне спросить: что? – Только скажи: князь приказал спросить что? и приди скажи, что она скажет.
– Доложи князю, что роды начались, – сказала Марья Богдановна, значительно посмотрев на посланного. Тихон пошел и доложил князю.
– Хорошо, – сказал князь, затворяя за собою дверь, и Тихон не слыхал более ни малейшего звука в кабинете. Немного погодя, Тихон вошел в кабинет, как будто для того, чтобы поправить свечи. Увидав, что князь лежал на диване, Тихон посмотрел на князя, на его расстроенное лицо, покачал головой, молча приблизился к нему и, поцеловав его в плечо, вышел, не поправив свечей и не сказав, зачем он приходил. Таинство торжественнейшее в мире продолжало совершаться. Прошел вечер, наступила ночь. И чувство ожидания и смягчения сердечного перед непостижимым не падало, а возвышалось. Никто не спал.
Была одна из тех мартовских ночей, когда зима как будто хочет взять свое и высыпает с отчаянной злобой свои последние снега и бураны. Навстречу немца доктора из Москвы, которого ждали каждую минуту и за которым была выслана подстава на большую дорогу, к повороту на проселок, были высланы верховые с фонарями, чтобы проводить его по ухабам и зажорам.
Княжна Марья уже давно оставила книгу: она сидела молча, устремив лучистые глаза на сморщенное, до малейших подробностей знакомое, лицо няни: на прядку седых волос, выбившуюся из под платка, на висящий мешочек кожи под подбородком.
Няня Савишна, с чулком в руках, тихим голосом рассказывала, сама не слыша и не понимая своих слов, сотни раз рассказанное о том, как покойница княгиня в Кишиневе рожала княжну Марью, с крестьянской бабой молдаванкой, вместо бабушки.
– Бог помилует, никогда дохтура не нужны, – говорила она. Вдруг порыв ветра налег на одну из выставленных рам комнаты (по воле князя всегда с жаворонками выставлялось по одной раме в каждой комнате) и, отбив плохо задвинутую задвижку, затрепал штофной гардиной, и пахнув холодом, снегом, задул свечу. Княжна Марья вздрогнула; няня, положив чулок, подошла к окну и высунувшись стала ловить откинутую раму. Холодный ветер трепал концами ее платка и седыми, выбившимися прядями волос.
– Княжна, матушка, едут по прешпекту кто то! – сказала она, держа раму и не затворяя ее. – С фонарями, должно, дохтур…
– Ах Боже мой! Слава Богу! – сказала княжна Марья, – надо пойти встретить его: он не знает по русски.
