Давид ди Донателло 2006
Поделись знанием:
Остановившись против Павлоградского полка, государь сказал что то по французски австрийскому императору и улыбнулся.
Увидав эту улыбку, Ростов сам невольно начал улыбаться и почувствовал еще сильнейший прилив любви к своему государю. Ему хотелось выказать чем нибудь свою любовь к государю. Он знал, что это невозможно, и ему хотелось плакать.
Государь вызвал полкового командира и сказал ему несколько слов.
«Боже мой! что бы со мной было, ежели бы ко мне обратился государь! – думал Ростов: – я бы умер от счастия».
Государь обратился и к офицерам:
– Всех, господа (каждое слово слышалось Ростову, как звук с неба), благодарю от всей души.
Как бы счастлив был Ростов, ежели бы мог теперь умереть за своего царя!
– Вы заслужили георгиевские знамена и будете их достойны.
«Только умереть, умереть за него!» думал Ростов.
Государь еще сказал что то, чего не расслышал Ростов, и солдаты, надсаживая свои груди, закричали: Урра! Ростов закричал тоже, пригнувшись к седлу, что было его сил, желая повредить себе этим криком, только чтобы выразить вполне свой восторг к государю.
Государь постоял несколько секунд против гусар, как будто он был в нерешимости.
«Как мог быть в нерешимости государь?» подумал Ростов, а потом даже и эта нерешительность показалась Ростову величественной и обворожительной, как и всё, что делал государь.
Нерешительность государя продолжалась одно мгновение. Нога государя, с узким, острым носком сапога, как носили в то время, дотронулась до паха энглизированной гнедой кобылы, на которой он ехал; рука государя в белой перчатке подобрала поводья, он тронулся, сопутствуемый беспорядочно заколыхавшимся морем адъютантов. Дальше и дальше отъезжал он, останавливаясь у других полков, и, наконец, только белый плюмаж его виднелся Ростову из за свиты, окружавшей императоров.
В числе господ свиты Ростов заметил и Болконского, лениво и распущенно сидящего на лошади. Ростову вспомнилась его вчерашняя ссора с ним и представился вопрос, следует – или не следует вызывать его. «Разумеется, не следует, – подумал теперь Ростов… – И стоит ли думать и говорить про это в такую минуту, как теперь? В минуту такого чувства любви, восторга и самоотвержения, что значат все наши ссоры и обиды!? Я всех люблю, всем прощаю теперь», думал Ростов.
Когда государь объехал почти все полки, войска стали проходить мимо его церемониальным маршем, и Ростов на вновь купленном у Денисова Бедуине проехал в замке своего эскадрона, т. е. один и совершенно на виду перед государем.
Не доезжая государя, Ростов, отличный ездок, два раза всадил шпоры своему Бедуину и довел его счастливо до того бешеного аллюра рыси, которою хаживал разгоряченный Бедуин. Подогнув пенящуюся морду к груди, отделив хвост и как будто летя на воздухе и не касаясь до земли, грациозно и высоко вскидывая и переменяя ноги, Бедуин, тоже чувствовавший на себе взгляд государя, прошел превосходно.
Сам Ростов, завалив назад ноги и подобрав живот и чувствуя себя одним куском с лошадью, с нахмуренным, но блаженным лицом, чортом , как говорил Денисов, проехал мимо государя.
– Молодцы павлоградцы! – проговорил государь.
«Боже мой! Как бы я счастлив был, если бы он велел мне сейчас броситься в огонь», подумал Ростов.
Когда смотр кончился, офицеры, вновь пришедшие и Кутузовские, стали сходиться группами и начали разговоры о наградах, об австрийцах и их мундирах, об их фронте, о Бонапарте и о том, как ему плохо придется теперь, особенно когда подойдет еще корпус Эссена, и Пруссия примет нашу сторону.
Но более всего во всех кружках говорили о государе Александре, передавали каждое его слово, движение и восторгались им.
Все только одного желали: под предводительством государя скорее итти против неприятеля. Под командою самого государя нельзя было не победить кого бы то ни было, так думали после смотра Ростов и большинство офицеров.
Все после смотра были уверены в победе больше, чем бы могли быть после двух выигранных сражений.
На другой день после смотра Борис, одевшись в лучший мундир и напутствуемый пожеланиями успеха от своего товарища Берга, поехал в Ольмюц к Болконскому, желая воспользоваться его лаской и устроить себе наилучшее положение, в особенности положение адъютанта при важном лице, казавшееся ему особенно заманчивым в армии. «Хорошо Ростову, которому отец присылает по 10 ти тысяч, рассуждать о том, как он никому не хочет кланяться и ни к кому не пойдет в лакеи; но мне, ничего не имеющему, кроме своей головы, надо сделать свою карьеру и не упускать случаев, а пользоваться ими».
В Ольмюце он не застал в этот день князя Андрея. Но вид Ольмюца, где стояла главная квартира, дипломатический корпус и жили оба императора с своими свитами – придворных, приближенных, только больше усилил его желание принадлежать к этому верховному миру.
Он никого не знал, и, несмотря на его щегольской гвардейский мундир, все эти высшие люди, сновавшие по улицам, в щегольских экипажах, плюмажах, лентах и орденах, придворные и военные, казалось, стояли так неизмеримо выше его, гвардейского офицерика, что не только не хотели, но и не могли признать его существование. В помещении главнокомандующего Кутузова, где он спросил Болконского, все эти адъютанты и даже денщики смотрели на него так, как будто желали внушить ему, что таких, как он, офицеров очень много сюда шляется и что они все уже очень надоели. Несмотря на это, или скорее вследствие этого, на другой день, 15 числа, он после обеда опять поехал в Ольмюц и, войдя в дом, занимаемый Кутузовым, спросил Болконского. Князь Андрей был дома, и Бориса провели в большую залу, в которой, вероятно, прежде танцовали, а теперь стояли пять кроватей, разнородная мебель: стол, стулья и клавикорды. Один адъютант, ближе к двери, в персидском халате, сидел за столом и писал. Другой, красный, толстый Несвицкий, лежал на постели, подложив руки под голову, и смеялся с присевшим к нему офицером. Третий играл на клавикордах венский вальс, четвертый лежал на этих клавикордах и подпевал ему. Болконского не было. Никто из этих господ, заметив Бориса, не изменил своего положения. Тот, который писал, и к которому обратился Борис, досадливо обернулся и сказал ему, что Болконский дежурный, и чтобы он шел налево в дверь, в приемную, коли ему нужно видеть его. Борис поблагодарил и пошел в приемную. В приемной было человек десять офицеров и генералов.
В то время, как взошел Борис, князь Андрей, презрительно прищурившись (с тем особенным видом учтивой усталости, которая ясно говорит, что, коли бы не моя обязанность, я бы минуты с вами не стал разговаривать), выслушивал старого русского генерала в орденах, который почти на цыпочках, на вытяжке, с солдатским подобострастным выражением багрового лица что то докладывал князю Андрею.
– Очень хорошо, извольте подождать, – сказал он генералу тем французским выговором по русски, которым он говорил, когда хотел говорить презрительно, и, заметив Бориса, не обращаясь более к генералу (который с мольбою бегал за ним, прося еще что то выслушать), князь Андрей с веселой улыбкой, кивая ему, обратился к Борису.
Борис в эту минуту уже ясно понял то, что он предвидел прежде, именно то, что в армии, кроме той субординации и дисциплины, которая была написана в уставе, и которую знали в полку, и он знал, была другая, более существенная субординация, та, которая заставляла этого затянутого с багровым лицом генерала почтительно дожидаться, в то время как капитан князь Андрей для своего удовольствия находил более удобным разговаривать с прапорщиком Друбецким. Больше чем когда нибудь Борис решился служить впредь не по той писанной в уставе, а по этой неписанной субординации. Он теперь чувствовал, что только вследствие того, что он был рекомендован князю Андрею, он уже стал сразу выше генерала, который в других случаях, во фронте, мог уничтожить его, гвардейского прапорщика. Князь Андрей подошел к нему и взял за руку.
| 51-я церемония вручения наград премии «Давид ди Донателло» | |||
| Общие сведения | |||
|---|---|---|---|
| Дата проведения | |||
| Место проведения | |||
| |||
51-я церемония вручения наград премии «Давид ди Донателло» состоялась 21 апреля 2006 года. Номинации были объявлены 4 апреля.
Содержание
- 1 Победители и номинанты
- 1.1 Лучший фильм
- 1.2 Лучшая режиссура
- 1.3 Лучший дебют в режиссуре
- 1.4 Лучший сценарий
- 1.5 Лучший продюсер
- 1.6 Лучшая женская роль
- 1.7 Лучшая мужская роль
- 1.8 Лучшая женская роль второго плана
- 1.9 Лучшая мужская роль второго плана
- 1.10 Лучшая операторская работа
- 1.11 Лучшая музыка
- 1.12 Лучшая песня
- 1.13 Лучшая художественная постановка
- 1.14 Лучший костюм
- 1.15 Лучший монтаж
- 1.16 Лучший звук
- 1.17 Лучшие визуальные эффекты
- 1.18 Лучший документальный фильм
- 1.19 Лучший короткометражный фильм
- 1.20 Лучший европейский фильм
- 1.21 Лучший иностранный фильм
- 1.22 Premio Film Commission Torino Piemonte
- 1.23 Premio David Giovani
- 1.24 David del cinquantenario
- 2 Ссылки
Победители и номинанты
Лучший фильм
- Кайман, режиссёр Нанни Моретти
- Мой лучший враг, режиссёр Карло Вердоне
- Ночь накануне экзаменов, режиссёр Фаусто Брицци
- Криминальный роман, режиссёр Микеле Плачидо
- Земля, режиссёр Серджо Рубини
Лучшая режиссура
- Нанни Моретти — Кайман
- Антонио Капуано — Война Марио
- Микеле Плачидо — Криминальный роман
- Серджо Рубини — Земля
- Карло Вердоне — Мой лучший враг
Лучший дебют в режиссуре
- Фаусто Брицци — Ночь накануне экзаменов
- Витторио Морони — Ты должно быть волк
- Франческо Мунци — Саймир
- Фаусто Паравидино — Техас
- Стефано Пазетто — Tartarughe sul dorso
Лучший сценарий
- Стефано Рулли, Сандро Петралья, Джанкарло Де Катальдо в сотрудничестве с Микеле Плачидо — Криминальный роман
- Нанни Моретти, Франческо Пикколо, Federica Pontremoli — Кайман
- Сильвио Муччино, Паскуале Пластино, Сильвия Ранфаньи и Карло Вердоне — Мой лучший враг
- Фаусто Брицци, Массимилиано Бруно, Марко Мартани — Ночь накануне экзаменов
- Анджело Пасквини, Карла Каваллуцци, Серджо Рубини — Земля
Лучший продюсер
- Анджело Барбагалло, Нанни Моретти, Джанфранко Барбагалло с Sacher Film — Кайман
- Франческа Чима, Никола Джулиано и Доменико Прокаччи — Война Марио
- Аурелио Де Лаурентис, Маурицио Амати и Луиджи Де Лаурентиис — Мой лучший враг
- Федерика Лучизано, Фульвио Лучизано — Italian International Film, Джаннандреа Пекорелли — Aurora Film e TV с RAICINEMA — Ночь накануне экзаменов
- Марко Кименц, Фабио Конверси, Теренс Поттер, — Криминальный роман
Лучшая женская роль
- Валерия Голино — Война Марио
- Маргерита Буй — Кайман
- Кристиана Капотонди — Ночь накануне экзаменов
- Джованна Меццоджорно — Зверь в сердце
- Ана Катерина Морарью — Мой лучший враг
Лучшая мужская роль
- Сильвио Орландо — Кайман
- Антонио Альбанезе — Вторая брачная ночь
- Фабрицио Бентивольо — Земля
- Ким Росси Стюарт — Криминальный роман
- Карло Вердоне — Мой лучший враг
Лучшая женская роль второго плана
- Анджела Финоккьяро — Зверь в сердце
- Изабелла Феррари — Прощай любимая
- Мариза Мерлини — Вторая брачная ночь
- Стефания Рокка — Зверь в сердце
- Жазмин Тринка — Кайман
Лучшая мужская роль второго плана
- Пьерфранческо Фавино — Криминальный роман
- Джорджо Фалетти — Ночь накануне экзаменов
- Нери Маркоре — Вторая брачная ночь
- Нанни Моретти — Кайман
- Серджо Рубини — Земля
Лучшая операторская работа
- Лука Бигацци — Криминальный роман
- Арнальдо Катинари — Кайман
- Фабио Чанкетти — Земля
- Данило Дезидери — Мой лучший враг
- Марчелло Монтарси — Ночь накануне экзаменов
Лучшая музыка
- Франко Пьерсанти — Кайман
- Горан Брегович — Дни одиночества
- Паоло Буонвино — Криминальный роман
- Неграмаро (Фабио Бароверо, Simone Fabroni, Рой Пачи, Луис Сичильяно) — Лихорадка
- Бруно Дзамбрини — Ночь накануне экзаменов
Лучшая песня
- Insieme a te non ci sto più, для Катерина Казелли — Прощай любимая
- Forever Blues, для Лино Патруно — Forever Blues
- I giorni dell’abbandono, для Горан Брегович — Дни одиночества
- Solo per te, для Джулиано Санджорджи — Лихорадка
- You Can Never Hold Back Spring, для Том Уэйтс и Кэтлин Бреннан — Тигр и снег
Лучшая художественная постановка
- Паола Коменчини — Криминальный роман
- Джанкарло Базили — Кайман
- Андреа Кризанти — Прощай любимая
- Карло Де Марино — Огонь в моём сердце
- Маурицио Маркителли — Мой лучший враг
Лучший костюм
- Николетта Таранта — Криминальный роман
- Франческо Кривеллини — Вторая брачная ночь
- Annalisa Giacci — Огонь в моём сердце
- Татьяна Романофф — Мой лучший враг
- Лина Нерли Тавиани — Кайман
Лучший монтаж
- Эсмеральда Калабрия — Криминальный роман
- Освальдо Баргеро — Лихорадка
- Клаудио Ди Мауро — Мой лучший враг
- Лучана Пандолфелли — Ночь накануне экзаменов
- Чечилия Дзанузо — Зверь в сердце
Лучший звук
- Алессандро Занон — Кайман
- Бенито Алькимеде, Маурицио Грасси — Ночь накануне экзаменов
- Гаэтано Карито — Мой лучший враг
- Mario Iaquone — Криминальный роман
- Бруно Пуппаро — Зверь в сердце
Лучшие визуальные эффекты
- Proxima — Криминальный роман
- Francesco Sabelli — RSG Effetti speciali — Зверь в сердце
- E.D.I. (Effetti Digitali Italiani) — Лихорадка
- Guido Pappadà — Огонь в моём сердце
- Simone Silvestri — Piano 17
- UBIK — Тигр и снег
Лучший документальный фильм
- Un inguaribile amore, режиссёр Джованни Ковини
- Codice a sbarre, режиссёр Ивано Де Маттео
- Dentro Roma, режиссёр Франческо Костабайл
- Tanalibera tutti, режиссёр Вито Пальмиери
- Zakaria, режиссёр Джанлука Де Серио и Массимилиано Де Серио
Лучший короткометражный фильм
- Un inguaribile amore, режиссёр Джованни Ковини
- Codice a sbarre, режиссёр Ивано Де Маттео
- Dentro Roma, режиссёр Франческо Костабайл
- Tanalibera tutti, режиссёр Вито Пальмиери
- Zakaria, режиссёр Джанлука Де Серио и Массимилиано Де Серио
Лучший европейский фильм
- Матч-пойнт, режиссёр Вуди Аллен
- Дитя, режиссёр Братья Дарденн
- Миссис Хендерсон представляет, режиссёр Стивен Фрирз
- Птицы 2: Путешествие на край света, режиссёр Люк Жаке
- Скрытое, режиссёр Михаэль Ханеке
Лучший иностранный фильм
- Столкновение, режиссёр Пол Хаггис
- Оправданная жестокость, режиссёр Дэвид Кроненберг
- Доброй ночи и удачи, режиссёр Джордж Клуни
- Горбатая гора, режиссёр Энг Ли
- Цоци, режиссёр Гэвин Худ
Premio Film Commission Torino Piemonte
- Война Марио, режиссёр Антонио Капуано
- Кайман, режиссёр Нанни Моретти
- Если рождён, уже не спрячешься, режиссёр Марко Туллио Джордана
- Саймир, режиссёр Франческо Мунци
- Земля, режиссёр Серджо Рубини
Premio David Giovani
- Криминальный роман, режиссёр Микеле Плачидо
- Зверь в сердце, режиссёр Кристина Коменчини
- Никогда не будет, как раньше, режиссёр Джакомо Кампиотти
- Мой лучший враг, режиссёр Карло Вердоне
- Ночь накануне экзаменов, режиссёр Фаусто Брицци
David del cinquantenario
- Джина Лоллобриджида
- Пьеро Този
- Джузеппе Ротунно
- Эннио Морриконе
- Дино Де Лаурентис
- Франческо Рози
- Сузо Чекки д’Амико
- Марио Гарбулья
Напишите отзыв о статье "Давид ди Донателло 2006"
Ссылки
- [www.daviddidonatello.it/ Сайт премии]
- [www.filmweb.pl/awards/David+di+Donatello/2006 Кинопремия Давид ди Донателло 2006 на сайте FilmWeb]
- [www.imdb.com/event/ev0000203/2006 Кинопремия Давид ди Донателло 2006 на сайте IMDB]
| ||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Давид ди Донателло 2006
Ростов стоял недалеко от трубачей и издалека своими зоркими глазами узнал государя и следил за его приближением. Когда государь приблизился на расстояние 20 ти шагов и Николай ясно, до всех подробностей, рассмотрел прекрасное, молодое и счастливое лицо императора, он испытал чувство нежности и восторга, подобного которому он еще не испытывал. Всё – всякая черта, всякое движение – казалось ему прелестно в государе.Остановившись против Павлоградского полка, государь сказал что то по французски австрийскому императору и улыбнулся.
Увидав эту улыбку, Ростов сам невольно начал улыбаться и почувствовал еще сильнейший прилив любви к своему государю. Ему хотелось выказать чем нибудь свою любовь к государю. Он знал, что это невозможно, и ему хотелось плакать.
Государь вызвал полкового командира и сказал ему несколько слов.
«Боже мой! что бы со мной было, ежели бы ко мне обратился государь! – думал Ростов: – я бы умер от счастия».
Государь обратился и к офицерам:
– Всех, господа (каждое слово слышалось Ростову, как звук с неба), благодарю от всей души.
Как бы счастлив был Ростов, ежели бы мог теперь умереть за своего царя!
– Вы заслужили георгиевские знамена и будете их достойны.
«Только умереть, умереть за него!» думал Ростов.
Государь еще сказал что то, чего не расслышал Ростов, и солдаты, надсаживая свои груди, закричали: Урра! Ростов закричал тоже, пригнувшись к седлу, что было его сил, желая повредить себе этим криком, только чтобы выразить вполне свой восторг к государю.
Государь постоял несколько секунд против гусар, как будто он был в нерешимости.
«Как мог быть в нерешимости государь?» подумал Ростов, а потом даже и эта нерешительность показалась Ростову величественной и обворожительной, как и всё, что делал государь.
Нерешительность государя продолжалась одно мгновение. Нога государя, с узким, острым носком сапога, как носили в то время, дотронулась до паха энглизированной гнедой кобылы, на которой он ехал; рука государя в белой перчатке подобрала поводья, он тронулся, сопутствуемый беспорядочно заколыхавшимся морем адъютантов. Дальше и дальше отъезжал он, останавливаясь у других полков, и, наконец, только белый плюмаж его виднелся Ростову из за свиты, окружавшей императоров.
В числе господ свиты Ростов заметил и Болконского, лениво и распущенно сидящего на лошади. Ростову вспомнилась его вчерашняя ссора с ним и представился вопрос, следует – или не следует вызывать его. «Разумеется, не следует, – подумал теперь Ростов… – И стоит ли думать и говорить про это в такую минуту, как теперь? В минуту такого чувства любви, восторга и самоотвержения, что значат все наши ссоры и обиды!? Я всех люблю, всем прощаю теперь», думал Ростов.
Когда государь объехал почти все полки, войска стали проходить мимо его церемониальным маршем, и Ростов на вновь купленном у Денисова Бедуине проехал в замке своего эскадрона, т. е. один и совершенно на виду перед государем.
Не доезжая государя, Ростов, отличный ездок, два раза всадил шпоры своему Бедуину и довел его счастливо до того бешеного аллюра рыси, которою хаживал разгоряченный Бедуин. Подогнув пенящуюся морду к груди, отделив хвост и как будто летя на воздухе и не касаясь до земли, грациозно и высоко вскидывая и переменяя ноги, Бедуин, тоже чувствовавший на себе взгляд государя, прошел превосходно.
Сам Ростов, завалив назад ноги и подобрав живот и чувствуя себя одним куском с лошадью, с нахмуренным, но блаженным лицом, чортом , как говорил Денисов, проехал мимо государя.
– Молодцы павлоградцы! – проговорил государь.
«Боже мой! Как бы я счастлив был, если бы он велел мне сейчас броситься в огонь», подумал Ростов.
Когда смотр кончился, офицеры, вновь пришедшие и Кутузовские, стали сходиться группами и начали разговоры о наградах, об австрийцах и их мундирах, об их фронте, о Бонапарте и о том, как ему плохо придется теперь, особенно когда подойдет еще корпус Эссена, и Пруссия примет нашу сторону.
Но более всего во всех кружках говорили о государе Александре, передавали каждое его слово, движение и восторгались им.
Все только одного желали: под предводительством государя скорее итти против неприятеля. Под командою самого государя нельзя было не победить кого бы то ни было, так думали после смотра Ростов и большинство офицеров.
Все после смотра были уверены в победе больше, чем бы могли быть после двух выигранных сражений.
На другой день после смотра Борис, одевшись в лучший мундир и напутствуемый пожеланиями успеха от своего товарища Берга, поехал в Ольмюц к Болконскому, желая воспользоваться его лаской и устроить себе наилучшее положение, в особенности положение адъютанта при важном лице, казавшееся ему особенно заманчивым в армии. «Хорошо Ростову, которому отец присылает по 10 ти тысяч, рассуждать о том, как он никому не хочет кланяться и ни к кому не пойдет в лакеи; но мне, ничего не имеющему, кроме своей головы, надо сделать свою карьеру и не упускать случаев, а пользоваться ими».
В Ольмюце он не застал в этот день князя Андрея. Но вид Ольмюца, где стояла главная квартира, дипломатический корпус и жили оба императора с своими свитами – придворных, приближенных, только больше усилил его желание принадлежать к этому верховному миру.
Он никого не знал, и, несмотря на его щегольской гвардейский мундир, все эти высшие люди, сновавшие по улицам, в щегольских экипажах, плюмажах, лентах и орденах, придворные и военные, казалось, стояли так неизмеримо выше его, гвардейского офицерика, что не только не хотели, но и не могли признать его существование. В помещении главнокомандующего Кутузова, где он спросил Болконского, все эти адъютанты и даже денщики смотрели на него так, как будто желали внушить ему, что таких, как он, офицеров очень много сюда шляется и что они все уже очень надоели. Несмотря на это, или скорее вследствие этого, на другой день, 15 числа, он после обеда опять поехал в Ольмюц и, войдя в дом, занимаемый Кутузовым, спросил Болконского. Князь Андрей был дома, и Бориса провели в большую залу, в которой, вероятно, прежде танцовали, а теперь стояли пять кроватей, разнородная мебель: стол, стулья и клавикорды. Один адъютант, ближе к двери, в персидском халате, сидел за столом и писал. Другой, красный, толстый Несвицкий, лежал на постели, подложив руки под голову, и смеялся с присевшим к нему офицером. Третий играл на клавикордах венский вальс, четвертый лежал на этих клавикордах и подпевал ему. Болконского не было. Никто из этих господ, заметив Бориса, не изменил своего положения. Тот, который писал, и к которому обратился Борис, досадливо обернулся и сказал ему, что Болконский дежурный, и чтобы он шел налево в дверь, в приемную, коли ему нужно видеть его. Борис поблагодарил и пошел в приемную. В приемной было человек десять офицеров и генералов.
В то время, как взошел Борис, князь Андрей, презрительно прищурившись (с тем особенным видом учтивой усталости, которая ясно говорит, что, коли бы не моя обязанность, я бы минуты с вами не стал разговаривать), выслушивал старого русского генерала в орденах, который почти на цыпочках, на вытяжке, с солдатским подобострастным выражением багрового лица что то докладывал князю Андрею.
– Очень хорошо, извольте подождать, – сказал он генералу тем французским выговором по русски, которым он говорил, когда хотел говорить презрительно, и, заметив Бориса, не обращаясь более к генералу (который с мольбою бегал за ним, прося еще что то выслушать), князь Андрей с веселой улыбкой, кивая ему, обратился к Борису.
Борис в эту минуту уже ясно понял то, что он предвидел прежде, именно то, что в армии, кроме той субординации и дисциплины, которая была написана в уставе, и которую знали в полку, и он знал, была другая, более существенная субординация, та, которая заставляла этого затянутого с багровым лицом генерала почтительно дожидаться, в то время как капитан князь Андрей для своего удовольствия находил более удобным разговаривать с прапорщиком Друбецким. Больше чем когда нибудь Борис решился служить впредь не по той писанной в уставе, а по этой неписанной субординации. Он теперь чувствовал, что только вследствие того, что он был рекомендован князю Андрею, он уже стал сразу выше генерала, который в других случаях, во фронте, мог уничтожить его, гвардейского прапорщика. Князь Андрей подошел к нему и взял за руку.
