Давлетшин, Губай Давлеткиреевич

Губай Киреевич Давлетшин башк. Ғөбәй Кирәй улы Дәүләтшин<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Нарком просвещения БАССР (1935—1937)
Рождение:	29 декабря 1893(1893-12-29) деревня Ташбулатово (ныне Таш-Кустяново) Имелеевской волости Пугачевского уезда Самарской губернии (ныне Большеглушицкий район Самарской области) Российская империя
Смерть:	10 июля 1938(1938-07-10) (44 года) Уфа БАССР
Супруга:	Давлетшина, Хадия Лутфулловна
Партия:	член РСДРП(б) c 1917 года

Губай (Губайдулла) Киреевич Давлетшин (др. варианты написания отчества — Ахметкиреевич; башк. Ғөбәй (Ғөбәйҙулла) Кирәй улы Дәүләтшин; 1893—1938) — башкирский писатель, государственный и общественный деятель.

Краткая биография

Давлетшин Губайдулла Киреевич родился 29 декабря 1893 года в деревне Ташбулатово Имелеевская волости Пугачевского уезда Самарской губернии (ныне д. Таш-Кустяново Большеглушицкий район Самарской области) Российская империя. Обучался в Казанской учительской школе.

С началом Первой мировой войны, Губай Давлетшин становится солдатом царской армии и находился на фронте.

В феврале 1917 года в армии его избирают делегатом для участия в I Всероссийском съезде мусульман в Москве и в том же году Давлетшин вступает в ряды РСДРП(б). Является одним из организаторов Временного революционного совета Башкурдистана. Работал в газете «Башкурдистан».

В начале 20-х годах он работал в Самарском губернском комитете РКП(б). В 1922 году Губай Давлеткиреевич избирается членом комиссии и работает в Центральном Комитете Татаро-Башкирского Бюро при ЦК РКП(б). В конце 1922 года по просьбе Башкирского обкома РКП(б), он был переведен в Башкирскую АССР. В республике Давлетшина назначают начальником политотдела Зилаирского зерносовхоза (ныне Баймакского района Башкортостана), а затем секретарём Аргаяшского кантонного комитета партии.

В 1924-1927 гг. — заместитель комиссара просвещения Башкирской АССР.

В 1928 году его назначают главным редактором Башкирского книжного издательства.

С апреля по ноябрь 1935 года — директор Башкирского государственного педагогического института имени К. А. Тимирязева.

В ноябре 1935 года Давлетшина Губая назначают комиссаром народного просвещения БАССР. На своём посту он внес значительный вклад в дело обучения учащихся республики на родном языке и открытию новых национальных школ.

С 1936 года являлся главным редактором журнала «Башкортостан укытыусыхы».

В 1937 году Давлетшин Губай Киреевич был репрессирован по обвинению в «национализме» и в июле следующего года расстрелян. Реабилитирован в 1957 году.

Писательская деятельность

В 1920-е годы вышли в свет первые рассказы Давлетшина: «Бедная жизнь» о ток-суранских башкирах, «Гость» — произведение, где создаются запоминающиеся образы крестьян. Повесть «Зильский», по мнению Р. З. Шакурова — одно из лучших произведений башкирской прозы 1920-х годов, где отражена классовая борьба в башкирской деревне в период установления Советской власти. В 1936 году Губай Давлеткиреевич опубликовал некоторые главы из романа «Коммуна».

Ссылки

• [encycl.bash-portal.ru/davlet_ga.htm Статья в Башкортостан: краткая энциклопедия]
• [urgaza.ru/library-portal/articles/206/1920/ Нарком просвещения Губай Давлетшин]
• [urgaza.ru/library-portal/articles/214/1875/ К вопросу о родственных связях Губая и Габбаса Давлетшиных]
• [urgaza.ru/library-portal/articles/195/1781/ Деятельность Губая Киреевича Давлетшина в Зилаирском зерносовхозе Баймакского района]
• [башкирская-энциклопедия.рф/index.php/read/8-statya/4305-d-l-tshin-b-j-d-l-tkir-j-uly Статья в Башкирской энциклопедии] (башк.)

Отрывок, характеризующий Давлетшин, Губай Давлеткиреевич

– Вы знаете Софи, кузину? Я люблю ее, я обещал жениться и женюсь на ней… Поэтому вы видите, что про это не может быть и речи, – нескладно и краснея говорил Николай.
– Mon cher, mon cher, как же ты судишь? Да ведь у Софи ничего нет, а ты сам говорил, что дела твоего папа очень плохи. А твоя maman? Это убьет ее, раз. Потом Софи, ежели она девушка с сердцем, какая жизнь для нее будет? Мать в отчаянии, дела расстроены… Нет, mon cher, ты и Софи должны понять это.
Николай молчал. Ему приятно было слышать эти выводы.
– Все таки, ma tante, этого не может быть, – со вздохом сказал он, помолчав немного. – Да пойдет ли еще за меня княжна? и опять, она теперь в трауре. Разве можно об этом думать?
– Да разве ты думаешь, что я тебя сейчас и женю. Il y a maniere et maniere, [На все есть манера.] – сказала губернаторша.
– Какая вы сваха, ma tante… – сказал Nicolas, целуя ее пухлую ручку.


Приехав в Москву после своей встречи с Ростовым, княжна Марья нашла там своего племянника с гувернером и письмо от князя Андрея, который предписывал им их маршрут в Воронеж, к тетушке Мальвинцевой. Заботы о переезде, беспокойство о брате, устройство жизни в новом доме, новые лица, воспитание племянника – все это заглушило в душе княжны Марьи то чувство как будто искушения, которое мучило ее во время болезни и после кончины ее отца и в особенности после встречи с Ростовым. Она была печальна. Впечатление потери отца, соединявшееся в ее душе с погибелью России, теперь, после месяца, прошедшего с тех пор в условиях покойной жизни, все сильнее и сильнее чувствовалось ей. Она была тревожна: мысль об опасностях, которым подвергался ее брат – единственный близкий человек, оставшийся у нее, мучила ее беспрестанно. Она была озабочена воспитанием племянника, для которого она чувствовала себя постоянно неспособной; но в глубине души ее было согласие с самой собою, вытекавшее из сознания того, что она задавила в себе поднявшиеся было, связанные с появлением Ростова, личные мечтания и надежды.
Когда на другой день после своего вечера губернаторша приехала к Мальвинцевой и, переговорив с теткой о своих планах (сделав оговорку о том, что, хотя при теперешних обстоятельствах нельзя и думать о формальном сватовстве, все таки можно свести молодых людей, дать им узнать друг друга), и когда, получив одобрение тетки, губернаторша при княжне Марье заговорила о Ростове, хваля его и рассказывая, как он покраснел при упоминании о княжне, – княжна Марья испытала не радостное, но болезненное чувство: внутреннее согласие ее не существовало более, и опять поднялись желания, сомнения, упреки и надежды.
В те два дня, которые прошли со времени этого известия и до посещения Ростова, княжна Марья не переставая думала о том, как ей должно держать себя в отношении Ростова. То она решала, что она не выйдет в гостиную, когда он приедет к тетке, что ей, в ее глубоком трауре, неприлично принимать гостей; то она думала, что это будет грубо после того, что он сделал для нее; то ей приходило в голову, что ее тетка и губернаторша имеют какие то виды на нее и Ростова (их взгляды и слова иногда, казалось, подтверждали это предположение); то она говорила себе, что только она с своей порочностью могла думать это про них: не могли они не помнить, что в ее положении, когда еще она не сняла плерезы, такое сватовство было бы оскорбительно и ей, и памяти ее отца. Предполагая, что она выйдет к нему, княжна Марья придумывала те слова, которые он скажет ей и которые она скажет ему; и то слова эти казались ей незаслуженно холодными, то имеющими слишком большое значение. Больше же всего она при свидании с ним боялась за смущение, которое, она чувствовала, должно было овладеть ею и выдать ее, как скоро она его увидит.
Но когда, в воскресенье после обедни, лакей доложил в гостиной, что приехал граф Ростов, княжна не выказала смущения; только легкий румянец выступил ей на щеки, и глаза осветились новым, лучистым светом.
– Вы его видели, тетушка? – сказала княжна Марья спокойным голосом, сама не зная, как это она могла быть так наружно спокойна и естественна.