Давным-давно (пьеса)
| Давным-давно | |
| Жанр: | |
|---|---|
| Автор: | |
| Язык оригинала: | |
| Дата написания: |
1941 |
«Давным-давно» (другое название — «Питомцы славы») — пьеса Александра Гладкова, написанная в 1940 году и впервые поставленная в 1941. Героическая комедия в стихах. Переведена на многие языки и много лет идет на сценах разных театров. Алексей Дмитриевич Попов был удостоен Сталинской премии за постановку спектакля по данной пьесе.
Содержание
Из истории создания пьесы
Сам автор написал о создании «Давным-давно» такие строки:
Когда мы с братом были маленькими, мама прочитала нам за две зимы вслух «Дети капитана Гранта» и «Войну и мир». Светосила детского воображения такова, что мне потом часто казалось, что я помню 1812 год; не книгу, не роман, а именно 1812 год с людьми, красками, звуками — помню, вижу, слышу, как нечто реально бывшее в моей жизни. Поэтому когда осенью 1940-го я задумал написать пьесу о 1812 годе, то каким-то образом в моем воображении соединились в одно давние впечатления о «Детях капитана Гранта» и «Войне и мире» и я понял, что хочу написать очень веселую пьесу. <…> В процессе работы у меня был свой «рабочий эпиграф». Он красовался на титульном листе пьесы, но, когда она пошла в отдел распространения и в печать, я снял его. Этот эпиграф — две строчки из стихов Дениса Давыдова: «Роскошествуй, веселая толпа, в живом и братском своеволье!» — как мне казалось, удивительно точно выражал дух «Давным-давно», её живопись, гармонию, но началась война и переакцентировала направленность пьесы.[1]
Сначала пьеса имела название «Питомцы славы».
Существует мнение, что прототип Шуры Азаровой — кавалерист-девица Надежда Дурова. Сам Гладков это отрицал.[1]
Постановки пьесы
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
В этом разделе не хватает ссылок на источники информации. Информация должна быть проверяема, иначе она может быть поставлена под сомнение и удалена.
Вы можете отредактировать эту статью, добавив ссылки на авторитетные источники. Эта отметка установлена 13 января 2016 года. |
- август 1941 — радиопостановка. Актёры Мария Бабанова (Шурочка Азарова), Дмитрий Орлов и Сергей Мартинсон читали пьесу в прямом эфире. Звучала она из уличных репродукторов между фронтовыми сводками[2].
- 1942 — Ташкент, Театр Революции (Шурочка Азарова — Мария Бабанова).
- 7 ноября 1941 — осаждённый Ленинград (под названием «Питомцы славы»), Театр Николая Акимова (Шурочка Азарова — Елена Юнгер).
- эвакуация 1942 (Свердловск), Театр Красной Армии; режиссёр — Алексей Попов, композитор — Тихон Хренников. Шурочка Азарова — Любовь Добржанская.
- в 1962 году был снят фильм «Гусарская баллада»; режиссёр — Эльдар Рязанов. Композитор — Тихон Хренников. Шурочка Азарова — Лариса Голубкина[3].
- 1964 — Театр Советской Армии. Режиссёр — Алексей Попов. Композитор — Тихон Хренников (в главной роли — Лариса Голубкина).
- 4 апреля 1979 — Ленинград, Театр оперы и балета им. Кирова. Балет «Гусарская баллада» Тихона Хренникова. (Художественный руководитель — Олег Виноградов, хореограф — Дмитрий Брянцев).
- 30 марта 1980 — Москва, Большой театр — балет «Гусарская баллада». (Художественный руководитель — Олег Виноградов, хореограф — Дмитрий Брянцев)[4].
- 2005 — Театр Советской Армии. Режиссёр-постановщик — Борис Морозов. Композитор — Тихон Хренников (в главной роли — Татьяна Морозова).
Сюжет
Действие происходит в 1812 году. Юная Шура, воспитанница отставного майора Азарова, «заочно» помолвлена с поручиком Дмитрием Ржевским. Он приезжает в поместье майора к 17-летию невесты, но совсем не рад предстоящей (и первой) встрече с Шурой, представляя её жеманной модницей. Однако Шура прекрасно ездит верхом и метко стреляет. На маскарад, посвящённый её дню рождения, она надевает мундир корнета, и поручик принимает её за юношу-военного.
Шура представляется «своим собственным» кузеном и узнаёт, как её жених относится к предстоящей свадьбе. Затем она встречается с поручиком в женском наряде, притворно жеманясь и оправдывая его наихудшие ожидания. Во время бала в дом приезжают курьеры с известием о начале войны. Поручик, как и все военные, быстро уезжает — он должен вернуться в свой полк. Шура не намерена оставаться дома с рукоделием и этой же ночью убегает из дома в мундире корнета — сражаться за Родину. Зимой в партизанском отряде она встречает поручика, а через некоторое время между ними вспыхивает ссора, которая должна привести к неминуемой дуэли.
Проблема авторства
В своей книге воспоминаний Эльдар Рязанов рассказывает, что при подготовке экранизации пьесы «Давным-давно» (1962 год) у него состоялся разговор с Юрием Шевкуненко, известным тогда драматургом и директором Второго творческого объединения киностудии «Мосфильм». Шевкуненко в 1942 году участвовал (как актёр Театра Красной Армии) в постановке пьесы. По словам Шевкуненко, тогда было замечено, что А. К. Гладков уклонялся от всех просьб внести в текст пьесы даже самые ничтожные переделки. «У нас в театре, тогда в Свердловске, в 1942 году, во время репетиций, у всех сложилось мнение, что пьесу написал не Гладков»[5].
При написании сценария фильма «Гусарская баллада» Рязанов попросил Гладкова дописать несколько мелких эпизодов, тот пообещал это сделать и скрылся на несколько месяцев. Долгие уговоры ни к чему не привели, кроме новых обещаний, и Рязанову пришлось дописать стихи для текста сценария самому. В своей книге Рязанов выразил мнение, что Гладков не был автором пьесы, а также высказал предположение, что «Гладков получил эту пьесу в тюрьме от человека, который никогда не вышел на свободу»[6]. Предположение о пребывании Гладкова в тюрьме до войны оспаривается рядом источников[7]. В интервью 2009 года Рязанов подтвердил свою уверенность, что настоящий автор пьесы — не Гладков[8]. Однако прямых подтверждений эта версия не имеет.
Напишите отзыв о статье "Давным-давно (пьеса)"
Литература
- Рязанов Э. А. Неподведённые итоги. — М.: Вагриус, 2005. — 640 с. — ISBN 5-7027-0509-2
Ссылки
- Гладков А. К. [lib.ru/PXESY/GLADKOW_A/dawnym_dawno.txt Давным-давно. (Текст пьесы)]
Примечания
- ↑ 1 2 [www.kulichki.ru/gusary/istoriya/iskusstvo/kinoteatr/gladkov.html Александр Гладков. Воспоминания]
- ↑ [www.tvkultura.ru/news.html?cid=178&fb_xd_fragment&id=967610 100 лет со дня рождения драматурга Александра Гладкова]
- ↑ [black-mile.livejournal.com/139650.html «Гусарская баллада» полвека спустя]
- ↑ [www.khrennikov.ru/biography/ Тихон Хренников]
- ↑ Рязанов Э. А. Неподведённые итоги. — С. 136.
- ↑ Рязанов Э. А. Неподведённые итоги. — С. 146.
- ↑ [nasledie-rus.ru/red_port/Gladkov01.php Преданный мастер]
- ↑ [www.rg.ru/2009/12/02/ryazanov.html Поэзия — сплошной обман… Эльдар Рязанов снял необычный фильм]
Отрывок, характеризующий Давным-давно (пьеса)
Через полтора часа времени большинство игроков уже шутя смотрели на свою собственную игру.
Вся игра сосредоточилась на одном Ростове. Вместо тысячи шестисот рублей за ним была записана длинная колонна цифр, которую он считал до десятой тысячи, но которая теперь, как он смутно предполагал, возвысилась уже до пятнадцати тысяч. В сущности запись уже превышала двадцать тысяч рублей. Долохов уже не слушал и не рассказывал историй; он следил за каждым движением рук Ростова и бегло оглядывал изредка свою запись за ним. Он решил продолжать игру до тех пор, пока запись эта не возрастет до сорока трех тысяч. Число это было им выбрано потому, что сорок три составляло сумму сложенных его годов с годами Сони. Ростов, опершись головою на обе руки, сидел перед исписанным, залитым вином, заваленным картами столом. Одно мучительное впечатление не оставляло его: эти ширококостые, красноватые руки с волосами, видневшимися из под рубашки, эти руки, которые он любил и ненавидел, держали его в своей власти.
«Шестьсот рублей, туз, угол, девятка… отыграться невозможно!… И как бы весело было дома… Валет на пе… это не может быть!… И зачем же он это делает со мной?…» думал и вспоминал Ростов. Иногда он ставил большую карту; но Долохов отказывался бить её, и сам назначал куш. Николай покорялся ему, и то молился Богу, как он молился на поле сражения на Амштетенском мосту; то загадывал, что та карта, которая первая попадется ему в руку из кучи изогнутых карт под столом, та спасет его; то рассчитывал, сколько было шнурков на его куртке и с столькими же очками карту пытался ставить на весь проигрыш, то за помощью оглядывался на других играющих, то вглядывался в холодное теперь лицо Долохова, и старался проникнуть, что в нем делалось.
«Ведь он знает, что значит для меня этот проигрыш. Не может же он желать моей погибели? Ведь он друг был мне. Ведь я его любил… Но и он не виноват; что ж ему делать, когда ему везет счастие? И я не виноват, говорил он сам себе. Я ничего не сделал дурного. Разве я убил кого нибудь, оскорбил, пожелал зла? За что же такое ужасное несчастие? И когда оно началось? Еще так недавно я подходил к этому столу с мыслью выиграть сто рублей, купить мама к именинам эту шкатулку и ехать домой. Я так был счастлив, так свободен, весел! И я не понимал тогда, как я был счастлив! Когда же это кончилось, и когда началось это новое, ужасное состояние? Чем ознаменовалась эта перемена? Я всё так же сидел на этом месте, у этого стола, и так же выбирал и выдвигал карты, и смотрел на эти ширококостые, ловкие руки. Когда же это совершилось, и что такое совершилось? Я здоров, силен и всё тот же, и всё на том же месте. Нет, это не может быть! Верно всё это ничем не кончится».
Он был красен, весь в поту, несмотря на то, что в комнате не было жарко. И лицо его было страшно и жалко, особенно по бессильному желанию казаться спокойным.
Запись дошла до рокового числа сорока трех тысяч. Ростов приготовил карту, которая должна была итти углом от трех тысяч рублей, только что данных ему, когда Долохов, стукнув колодой, отложил ее и, взяв мел, начал быстро своим четким, крепким почерком, ломая мелок, подводить итог записи Ростова.
– Ужинать, ужинать пора! Вот и цыгане! – Действительно с своим цыганским акцентом уж входили с холода и говорили что то какие то черные мужчины и женщины. Николай понимал, что всё было кончено; но он равнодушным голосом сказал:
– Что же, не будешь еще? А у меня славная карточка приготовлена. – Как будто более всего его интересовало веселье самой игры.
«Всё кончено, я пропал! думал он. Теперь пуля в лоб – одно остается», и вместе с тем он сказал веселым голосом:
– Ну, еще одну карточку.
– Хорошо, – отвечал Долохов, окончив итог, – хорошо! 21 рубль идет, – сказал он, указывая на цифру 21, рознившую ровный счет 43 тысяч, и взяв колоду, приготовился метать. Ростов покорно отогнул угол и вместо приготовленных 6.000, старательно написал 21.
– Это мне всё равно, – сказал он, – мне только интересно знать, убьешь ты, или дашь мне эту десятку.
Долохов серьезно стал метать. О, как ненавидел Ростов в эту минуту эти руки, красноватые с короткими пальцами и с волосами, видневшимися из под рубашки, имевшие его в своей власти… Десятка была дана.
– За вами 43 тысячи, граф, – сказал Долохов и потягиваясь встал из за стола. – А устаешь однако так долго сидеть, – сказал он.
– Да, и я тоже устал, – сказал Ростов.
Долохов, как будто напоминая ему, что ему неприлично было шутить, перебил его: Когда прикажете получить деньги, граф?
Ростов вспыхнув, вызвал Долохова в другую комнату.
– Я не могу вдруг заплатить всё, ты возьмешь вексель, – сказал он.
– Послушай, Ростов, – сказал Долохов, ясно улыбаясь и глядя в глаза Николаю, – ты знаешь поговорку: «Счастлив в любви, несчастлив в картах». Кузина твоя влюблена в тебя. Я знаю.
«О! это ужасно чувствовать себя так во власти этого человека», – думал Ростов. Ростов понимал, какой удар он нанесет отцу, матери объявлением этого проигрыша; он понимал, какое бы было счастье избавиться от всего этого, и понимал, что Долохов знает, что может избавить его от этого стыда и горя, и теперь хочет еще играть с ним, как кошка с мышью.
– Твоя кузина… – хотел сказать Долохов; но Николай перебил его.
– Моя кузина тут ни при чем, и о ней говорить нечего! – крикнул он с бешенством.
– Так когда получить? – спросил Долохов.
– Завтра, – сказал Ростов, и вышел из комнаты.
Сказать «завтра» и выдержать тон приличия было не трудно; но приехать одному домой, увидать сестер, брата, мать, отца, признаваться и просить денег, на которые не имеешь права после данного честного слова, было ужасно.
Дома еще не спали. Молодежь дома Ростовых, воротившись из театра, поужинав, сидела у клавикорд. Как только Николай вошел в залу, его охватила та любовная, поэтическая атмосфера, которая царствовала в эту зиму в их доме и которая теперь, после предложения Долохова и бала Иогеля, казалось, еще более сгустилась, как воздух перед грозой, над Соней и Наташей. Соня и Наташа в голубых платьях, в которых они были в театре, хорошенькие и знающие это, счастливые, улыбаясь, стояли у клавикорд. Вера с Шиншиным играла в шахматы в гостиной. Старая графиня, ожидая сына и мужа, раскладывала пасьянс с старушкой дворянкой, жившей у них в доме. Денисов с блестящими глазами и взъерошенными волосами сидел, откинув ножку назад, у клавикорд, и хлопая по ним своими коротенькими пальцами, брал аккорды, и закатывая глаза, своим маленьким, хриплым, но верным голосом, пел сочиненное им стихотворение «Волшебница», к которому он пытался найти музыку.
Волшебница, скажи, какая сила
Влечет меня к покинутым струнам;
Какой огонь ты в сердце заронила,
Какой восторг разлился по перстам!
Пел он страстным голосом, блестя на испуганную и счастливую Наташу своими агатовыми, черными глазами.
– Прекрасно! отлично! – кричала Наташа. – Еще другой куплет, – говорила она, не замечая Николая.
«У них всё то же» – подумал Николай, заглядывая в гостиную, где он увидал Веру и мать с старушкой.
– А! вот и Николенька! – Наташа подбежала к нему.
– Папенька дома? – спросил он.
– Как я рада, что ты приехал! – не отвечая, сказала Наташа, – нам так весело. Василий Дмитрич остался для меня еще день, ты знаешь?
