Давыдов, Юрий Николаевич

Юрий Николаевич Давыдов
Дата рождения:	31 июля 1929(1929-07-31)
Место рождения:	Каменец-Подольский, СССР
Дата смерти:	21 апреля 2007(2007-04-21) (77 лет)
Место смерти:	Москва, Российская Федерация
Страна:	СССР СССР→Россия Россия
Научная сфера:	социология
Место работы:	Институт социологии РАН
Учёная степень:	доктор философских наук
Учёное звание:	профессор
Альма-матер:	Саратовский университет Институт философии АН СССР
Известные ученики:	А. Ф. Филиппов
Известен как:	социолог, философ
Награды и премии:

Ю́рий Никола́евич Давы́дов (31 июля 1929 года, Каменец-Подольский — 21 апреля 2007 года, Москва) — советский и российский философ, социолог. Специалист по проблемам истории и теории социологии, социальной философии, этики, истории философии и искусства. Основатель крупной отечественной школы в области истории и теории социологии. Разработчик новой версии теории социологии искусства, представлявшей собой попытку перевести на более конкретный уровень ряд проблем, которые до того считались прерогативой эстетики и философии искусства. Автор ряда фундаментальных работ по истории социальной философии и социологии ХIХ—ХХ вв. Занимался также социальными и философскими аспектами проблемы свободы, нравственности, взаимодействия искусства и общества. Доктор философских наук, профессор. Заведующий сектором истории и теории социологии Института социологии РАН.

Биография

Родился 31 июля 1929 года в Каменец-Подольске.

В 1952 году окончил исторический факультет Саратовского университета.

В 1958 году окончил аспирантуру Института философии АН СССР и защитил диссертацию на соискание учёной степени кандидата философских наук по теме «Борьба вокруг гегелевской „Феноменологии духа“ в западной философии XIX — второй половины XX веков».

Работал младшим научным сотрудников в секторе истории философии Института философии АН СССР.

В 1956—1958 годах написал ряд статей, посвящённых общим принципам историко-философского анализа и, в частности, «Феноменологии духа» (одна из них была опубликована в качестве предисловия к т.4 «Сочинений» Гегеля).

В 1959—1962 годах работал старшим научным редактором издательства «Советская энциклопедия» — участвовал в написании статей («Вульгарный социологизм», «Иррационализм», «Монизм» и др.), организации и выпуске первых томов пятитомной «Философской энциклопедии».

Преподавал на философском факультете МГУ имени М. В. Ломоносова.

В 1963—1965 годах работал заведующим сектором философии Фундаментальной библиотеки по общественным наукам АН СССР.

В 1965—1970 годах заведовал сектором эстетики Института истории Министерства культуры СССР.

С 1970 года работал в Институте социологии АН СССР/РАН главный научный сотрудник, заведующий сектором истории социологии и общей социологии.

В 1977 году защитил диссертацию на соискание учёной степени доктора философских наук по теме «Критика социально-философских воззрений Франкфуртской школы».

Ответственный редактор книги «История теоретической социологии» в 4 т. (М., 1995—2000) и автор большинства разделов и глав этого издания.

Научная деятельность

В начале своей научной деятельности Ю. Н. Давыдов написал цикл статей, посвящённых критическому анализу неогегельянства. Итогом этого промежутка стала монография «Труд и свобода», которая была позднее переведена на немецкий, итальянский и другие языки. Её выход и дала основание некоторым зарубежным учёным считать Ю. Н. Давыдова одним из основателей русско-советской (полуофициальной) версии неомарксизма. Также занимался руководил ряда научно-библиографических изданий по истории философии. Продолжал занятия в области социальной философии и начал исследовать вопросы связанные с социологией искусства, что нашло своё выражение социологическом истолковании античной эстетики, а также критическому анализу современной западной теории социологии искусства. Была написана серия статей посвящённая Теодору Адорно. Также Ю. Н. Давыдов разрабатывал собственную концепцию теории социологии искусства перенеся на новый уровень ряд проблем, которые раннее были областью исследований эстетики и философии искусства. Этому кругу вопросов был посвящён цикл из трёх монографий, а также большое число статей. В это же время разрабатывалась проблематика, относящаяся к области типологизации восприятия искусства обществами различными эпох и социальных страт.

Переход Ю. Н. Давыдова от эстетико-социологического анализа различных типов отношения к искусству и художественной культуре вообще к более широкому — социально-философскому и теоретико-социологическому рассмотрению современного заппадного сознания в целом. Главным здесь встановится проблематика своеобразия современного западного сознания, рассмотренного в его эволюции и новейших тенденциях. Средоточием оказывается гедонистически-потребительский тип сознания, который решительно противостоит традиции, заложенной протестантизмом и его «хозяйственной этикой». Именно поэтому Ю. Н. Давыдов более кропотливо занялся вопросами социологии культуры вообще и социологией современной западной культуры в частности.

Начиная с 1980 года Ю. Н. Давыдов глубоко занимался историей социальной философии и теории социологии, в особенности социологии Макса Вебера. Он известен также своими литературно-критическими и публицистическими работами. В последние годы опубликованы две серии его статей — о тоталитаризме и о судьбах трудовой этики в постсоветской России (ж. «Наука и жизнь», «Вопросы философии», «Диалог» и др.), а также проблемам трудовой этики.

В начале 2000-х областью научных исследований Ю. Н. Давыдова стал новый русский капитализм как проблема теоретической социологии.

Семья

Муж известного историка философии и социологии Пиамы Гайденко. Дети от первого брака с Ниной Александровной Давыдовой (Цеделер) Дочь Елена Юрьевна Давыдова Сын Андрей Юрьевич Давыдов

Научные труды

Монографии

• Давыдов Ю. Н. Искусство и элита. — М.: Искусство, 1966.
• Давыдов Ю. Н. Искусство и революция: Толстой и Блок, Маяковский и Эйзенштейн. — М., 1967 (кн. вышла только на англ. и яп. языках).
• Давыдов Ю. Н. Искусство как социологический феномен. К характеристике эстетико-политических взглядов Платона и Аристотеля. — М.: Наука, 1968.
• Давыдов Ю. Н. Эстетика нигилизма (искусство и «новые левые»). — М.: Искусство, 1975.
• Давыдов Ю. Н. «Бегство от свободы». — М., 1978
• Давыдов Ю. Н., Роднянская И. Б. Социология контркультуры: критический анализ. — М.: Наука, 1980.
• Давыдов Ю. Н. Неомарксизм и проблема социологии культуры. — М., 1980.
• Давыдов Ю. Н. Социология контркультуры: инфантилизм как тип миросозерцания и социальная болезнь. — М.,1980.
• [ Давыдов Ю. Н. и др. ] Буржуазная социология на исходе XX века : Критика новейших тенденций / Отв. ред. В. Н. Иванов. — М.: Наука, 1986.
• [ Давыдов Ю. Н. и др. ] США глазами американских социологов. Политика, идеология, массовое сознание. Кн. 2 / Ред. В. Н. Иванов, Ю. Н. Давыдов. — М.: Наука, 1988.
• Давыдов Ю. Н. Этика любви и метафизика своеволия (проблемы нравственной философии). — М.:Молодая гвардия, 1989.
• Давыдов Ю. Н., Гайденко П. П. История и рациональность. Социология Макса Вебера и веберовский ренессанс. — М.: Политиздат, 1991. — ISBN 5-250-00757-0; Изд.3-е. — М.:КомКнига, 2010. — ISBN 978-5-484-01084-4
• Давыдов Ю. Н. Макс Вебер и современная теоретическая социология: Актуальные проблемы веберовского социологического учения. — М.: Мартис, 1998.  — 510 с. — ISBN 5-7248-0056-X
• [ Давыдов Ю. Н. и др. ] [ecsocman.hse.ru/text/19156525/ Критика современной буржуазной теоретической социологии] / Ред. Г. В. Осипов. — М.: Наука, 2003.

Статьи

• Давыдов Ю. Н. Царь Эдип, Платон и Аристотель // Вопросы литературы. — 1964. — № 1.
• Давыдов Ю. Н. Идея рациональности в социологии музыки Теодора Адорно // Кризис буржуазной культуры и музыка. — М.: Музыка, 1976. — С. 49—105.
• Давыдов Ю. Н. Арьергардные бои музыкального «авангарда» // Кризис буржуазной культуры и музыка. — М.: Музыка, 1983. — С. 67—125.
• Давыдов Ю. Н. «Картины мира» и типы рациональности: Новые подходы к изучению социологического наследия Макса Вебера [: послесловие] // Вебер М. Избранные произведения / Сост. и общ. ред. Ю. Н. Давыдова, предисл. П. П. Гайденко. — М.: Прогресс, 1990. — 808 с. — С.735—770. — ISBN 5-01-001584-6 (Социологич. мысль Запада)
• Давыдов Ю. Н. [ecsocman.hse.ru/data/133/645/1219/053.DAVYDOV.pdf Уточнение понятия «интеллигенция»]; [ecsocman.hse.ru/data/144/645/1219/058.DAVYDOV.pdf Современная российская ситуация в свете веберовской типологии капитализма] // Куда идёт Россия? Альтернативы общественного развития. 1 : Международный симпозиум 17-19 декабря 1993 г. / Под общ. ред. Т. И. Заславской, Л. А. Арутюнян. — М.: Интерпракс, 1994. C. 244—245; 266—277. — ISBN 5-85235-109-1
• Давыдов Ю. Н. Вебер и Булгаков (христианская аскеза и трудовая этика) // Вопросы философии. — 1994. — № 2.
• Давыдов Ю. Н. [ecsocman.hse.ru/data/448/877/1219/davidoff-veber-rationality-article-1.pdf М. Вебер и проблема интерпретации рациональности] // Вопросы социологии. — 1996. — № 6. С.71—77.

Литература

• Алексеев П. В. [www.az-libr.ru/index.htm?Persons&0B5/84e77bbb/0001/df1d6672 Давыдов, Юрий Николаевич] // Философы России XIX-XX столетий. Биографии, идеи, труды. — 4-е изд., перераб. и доп. — М.: Академический проект, 2002. — 1152 с. — ISBN 5-8291-0148-3.
• Писатели Москвы: Биобиблиографический справочник. — М.: Московский рабочий, 1987. — С. 131.

Ссылки

• [www.ecsocman.edu.ru/db/msg/49055.html Давыдов, Юрий Николаевич]. ecsocman.edu.ru. Проверено 21 декабря 2009. [www.webcitation.org/65eZdZCWs Архивировано из первоисточника 23 февраля 2012].
• [www.ecsocman.edu.ru/db/msg/1792.html Русскоязычная библиография трудов д.филос.н., проф., заведующего сектором теории и истории социологии ИС РАН Ю.Н. Давыдова ]. ecsocman.edu.ru. Проверено 21 декабря 2009. [www.webcitation.org/65eZerI2M Архивировано из первоисточника 23 февраля 2012].
• [www.isras.ru/publ_mainlist.html?fid=Давыдов_Ю.Н. Список трудов Ю.Н. Давыдова]. www.isras.ru. Проверено 9 июля 2010. [www.webcitation.org/65eZfbLUT Архивировано из первоисточника 23 февраля 2012].

Отрывок, характеризующий Давыдов, Юрий Николаевич

– Ну, и слава Богу, засиделись.


Кутузов отступил к Вене, уничтожая за собой мосты на реках Инне (в Браунау) и Трауне (в Линце). 23 го октября .русские войска переходили реку Энс. Русские обозы, артиллерия и колонны войск в середине дня тянулись через город Энс, по сю и по ту сторону моста.
День был теплый, осенний и дождливый. Пространная перспектива, раскрывавшаяся с возвышения, где стояли русские батареи, защищавшие мост, то вдруг затягивалась кисейным занавесом косого дождя, то вдруг расширялась, и при свете солнца далеко и ясно становились видны предметы, точно покрытые лаком. Виднелся городок под ногами с своими белыми домами и красными крышами, собором и мостом, по обеим сторонам которого, толпясь, лилися массы русских войск. Виднелись на повороте Дуная суда, и остров, и замок с парком, окруженный водами впадения Энса в Дунай, виднелся левый скалистый и покрытый сосновым лесом берег Дуная с таинственною далью зеленых вершин и голубеющими ущельями. Виднелись башни монастыря, выдававшегося из за соснового, казавшегося нетронутым, дикого леса; далеко впереди на горе, по ту сторону Энса, виднелись разъезды неприятеля.
Между орудиями, на высоте, стояли спереди начальник ариергарда генерал с свитским офицером, рассматривая в трубу местность. Несколько позади сидел на хоботе орудия Несвицкий, посланный от главнокомандующего к ариергарду.
Казак, сопутствовавший Несвицкому, подал сумочку и фляжку, и Несвицкий угощал офицеров пирожками и настоящим доппелькюмелем. Офицеры радостно окружали его, кто на коленах, кто сидя по турецки на мокрой траве.
– Да, не дурак был этот австрийский князь, что тут замок выстроил. Славное место. Что же вы не едите, господа? – говорил Несвицкий.
– Покорно благодарю, князь, – отвечал один из офицеров, с удовольствием разговаривая с таким важным штабным чиновником. – Прекрасное место. Мы мимо самого парка проходили, двух оленей видели, и дом какой чудесный!
– Посмотрите, князь, – сказал другой, которому очень хотелось взять еще пирожок, но совестно было, и который поэтому притворялся, что он оглядывает местность, – посмотрите ка, уж забрались туда наши пехотные. Вон там, на лужку, за деревней, трое тащут что то. .Они проберут этот дворец, – сказал он с видимым одобрением.
– И то, и то, – сказал Несвицкий. – Нет, а чего бы я желал, – прибавил он, прожевывая пирожок в своем красивом влажном рте, – так это вон туда забраться.
Он указывал на монастырь с башнями, видневшийся на горе. Он улыбнулся, глаза его сузились и засветились.
– А ведь хорошо бы, господа!
Офицеры засмеялись.
– Хоть бы попугать этих монашенок. Итальянки, говорят, есть молоденькие. Право, пять лет жизни отдал бы!
– Им ведь и скучно, – смеясь, сказал офицер, который был посмелее.
Между тем свитский офицер, стоявший впереди, указывал что то генералу; генерал смотрел в зрительную трубку.
– Ну, так и есть, так и есть, – сердито сказал генерал, опуская трубку от глаз и пожимая плечами, – так и есть, станут бить по переправе. И что они там мешкают?
На той стороне простым глазом виден был неприятель и его батарея, из которой показался молочно белый дымок. Вслед за дымком раздался дальний выстрел, и видно было, как наши войска заспешили на переправе.
Несвицкий, отдуваясь, поднялся и, улыбаясь, подошел к генералу.
– Не угодно ли закусить вашему превосходительству? – сказал он.
– Нехорошо дело, – сказал генерал, не отвечая ему, – замешкались наши.
– Не съездить ли, ваше превосходительство? – сказал Несвицкий.
– Да, съездите, пожалуйста, – сказал генерал, повторяя то, что уже раз подробно было приказано, – и скажите гусарам, чтобы они последние перешли и зажгли мост, как я приказывал, да чтобы горючие материалы на мосту еще осмотреть.
– Очень хорошо, – отвечал Несвицкий.
Он кликнул казака с лошадью, велел убрать сумочку и фляжку и легко перекинул свое тяжелое тело на седло.
– Право, заеду к монашенкам, – сказал он офицерам, с улыбкою глядевшим на него, и поехал по вьющейся тропинке под гору.
– Нут ка, куда донесет, капитан, хватите ка! – сказал генерал, обращаясь к артиллеристу. – Позабавьтесь от скуки.
– Прислуга к орудиям! – скомандовал офицер.
И через минуту весело выбежали от костров артиллеристы и зарядили.
– Первое! – послышалась команда.
Бойко отскочил 1 й номер. Металлически, оглушая, зазвенело орудие, и через головы всех наших под горой, свистя, пролетела граната и, далеко не долетев до неприятеля, дымком показала место своего падения и лопнула.
Лица солдат и офицеров повеселели при этом звуке; все поднялись и занялись наблюдениями над видными, как на ладони, движениями внизу наших войск и впереди – движениями приближавшегося неприятеля. Солнце в ту же минуту совсем вышло из за туч, и этот красивый звук одинокого выстрела и блеск яркого солнца слились в одно бодрое и веселое впечатление.


Над мостом уже пролетели два неприятельские ядра, и на мосту была давка. В средине моста, слезши с лошади, прижатый своим толстым телом к перилам, стоял князь Несвицкий.
Он, смеючись, оглядывался назад на своего казака, который с двумя лошадьми в поводу стоял несколько шагов позади его.
Только что князь Несвицкий хотел двинуться вперед, как опять солдаты и повозки напирали на него и опять прижимали его к перилам, и ему ничего не оставалось, как улыбаться.
– Экой ты, братец, мой! – говорил казак фурштатскому солдату с повозкой, напиравшему на толпившуюся v самых колес и лошадей пехоту, – экой ты! Нет, чтобы подождать: видишь, генералу проехать.
Но фурштат, не обращая внимания на наименование генерала, кричал на солдат, запружавших ему дорогу: – Эй! землячки! держись влево, постой! – Но землячки, теснясь плечо с плечом, цепляясь штыками и не прерываясь, двигались по мосту одною сплошною массой. Поглядев за перила вниз, князь Несвицкий видел быстрые, шумные, невысокие волны Энса, которые, сливаясь, рябея и загибаясь около свай моста, перегоняли одна другую. Поглядев на мост, он видел столь же однообразные живые волны солдат, кутасы, кивера с чехлами, ранцы, штыки, длинные ружья и из под киверов лица с широкими скулами, ввалившимися щеками и беззаботно усталыми выражениями и движущиеся ноги по натасканной на доски моста липкой грязи. Иногда между однообразными волнами солдат, как взбрызг белой пены в волнах Энса, протискивался между солдатами офицер в плаще, с своею отличною от солдат физиономией; иногда, как щепка, вьющаяся по реке, уносился по мосту волнами пехоты пеший гусар, денщик или житель; иногда, как бревно, плывущее по реке, окруженная со всех сторон, проплывала по мосту ротная или офицерская, наложенная доверху и прикрытая кожами, повозка.
– Вишь, их, как плотину, прорвало, – безнадежно останавливаясь, говорил казак. – Много ль вас еще там?
– Мелион без одного! – подмигивая говорил близко проходивший в прорванной шинели веселый солдат и скрывался; за ним проходил другой, старый солдат.
– Как он (он – неприятель) таперича по мосту примется зажаривать, – говорил мрачно старый солдат, обращаясь к товарищу, – забудешь чесаться.
И солдат проходил. За ним другой солдат ехал на повозке.
– Куда, чорт, подвертки запихал? – говорил денщик, бегом следуя за повозкой и шаря в задке.
И этот проходил с повозкой. За этим шли веселые и, видимо, выпившие солдаты.
– Как он его, милый человек, полыхнет прикладом то в самые зубы… – радостно говорил один солдат в высоко подоткнутой шинели, широко размахивая рукой.
– То то оно, сладкая ветчина то. – отвечал другой с хохотом.
И они прошли, так что Несвицкий не узнал, кого ударили в зубы и к чему относилась ветчина.
– Эк торопятся, что он холодную пустил, так и думаешь, всех перебьют. – говорил унтер офицер сердито и укоризненно.
– Как оно пролетит мимо меня, дяденька, ядро то, – говорил, едва удерживаясь от смеха, с огромным ртом молодой солдат, – я так и обмер. Право, ей Богу, так испужался, беда! – говорил этот солдат, как будто хвастаясь тем, что он испугался. И этот проходил. За ним следовала повозка, непохожая на все проезжавшие до сих пор. Это был немецкий форшпан на паре, нагруженный, казалось, целым домом; за форшпаном, который вез немец, привязана была красивая, пестрая, с огромным вымем, корова. На перинах сидела женщина с грудным ребенком, старуха и молодая, багроворумяная, здоровая девушка немка. Видно, по особому разрешению были пропущены эти выселявшиеся жители. Глаза всех солдат обратились на женщин, и, пока проезжала повозка, двигаясь шаг за шагом, и, все замечания солдат относились только к двум женщинам. На всех лицах была почти одна и та же улыбка непристойных мыслей об этой женщине.
– Ишь, колбаса то, тоже убирается!
– Продай матушку, – ударяя на последнем слоге, говорил другой солдат, обращаясь к немцу, который, опустив глаза, сердито и испуганно шел широким шагом.
– Эк убралась как! То то черти!
– Вот бы тебе к ним стоять, Федотов.
– Видали, брат!
– Куда вы? – спрашивал пехотный офицер, евший яблоко, тоже полуулыбаясь и глядя на красивую девушку.
Немец, закрыв глаза, показывал, что не понимает.
– Хочешь, возьми себе, – говорил офицер, подавая девушке яблоко. Девушка улыбнулась и взяла. Несвицкий, как и все, бывшие на мосту, не спускал глаз с женщин, пока они не проехали. Когда они проехали, опять шли такие же солдаты, с такими же разговорами, и, наконец, все остановились. Как это часто бывает, на выезде моста замялись лошади в ротной повозке, и вся толпа должна была ждать.
– И что становятся? Порядку то нет! – говорили солдаты. – Куда прешь? Чорт! Нет того, чтобы подождать. Хуже того будет, как он мост подожжет. Вишь, и офицера то приперли, – говорили с разных сторон остановившиеся толпы, оглядывая друг друга, и всё жались вперед к выходу.
Оглянувшись под мост на воды Энса, Несвицкий вдруг услышал еще новый для него звук, быстро приближающегося… чего то большого и чего то шлепнувшегося в воду.
– Ишь ты, куда фатает! – строго сказал близко стоявший солдат, оглядываясь на звук.
– Подбадривает, чтобы скорей проходили, – сказал другой неспокойно.
Толпа опять тронулась. Несвицкий понял, что это было ядро.
– Эй, казак, подавай лошадь! – сказал он. – Ну, вы! сторонись! посторонись! дорогу!
Он с большим усилием добрался до лошади. Не переставая кричать, он тронулся вперед. Солдаты пожались, чтобы дать ему дорогу, но снова опять нажали на него так, что отдавили ему ногу, и ближайшие не были виноваты, потому что их давили еще сильнее.
– Несвицкий! Несвицкий! Ты, г'ожа! – послышался в это время сзади хриплый голос.
Несвицкий оглянулся и увидал в пятнадцати шагах отделенного от него живою массой двигающейся пехоты красного, черного, лохматого, в фуражке на затылке и в молодецки накинутом на плече ментике Ваську Денисова.
– Вели ты им, чег'тям, дьяволам, дать дог'огу, – кричал. Денисов, видимо находясь в припадке горячности, блестя и поводя своими черными, как уголь, глазами в воспаленных белках и махая невынутою из ножен саблей, которую он держал такою же красною, как и лицо, голою маленькою рукой.
– Э! Вася! – отвечал радостно Несвицкий. – Да ты что?
– Эскадг'ону пг'ойти нельзя, – кричал Васька Денисов, злобно открывая белые зубы, шпоря своего красивого вороного, кровного Бедуина, который, мигая ушами от штыков, на которые он натыкался, фыркая, брызгая вокруг себя пеной с мундштука, звеня, бил копытами по доскам моста и, казалось, готов был перепрыгнуть через перила моста, ежели бы ему позволил седок. – Что это? как баг'аны! точь в точь баг'аны! Пг'очь… дай дог'огу!… Стой там! ты повозка, чог'т! Саблей изг'ублю! – кричал он, действительно вынимая наголо саблю и начиная махать ею.