Дагон

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Даго́н (др.-евр. דָּגוֹן; от др.-евр. דָּגָן — злак или по народной этимологии от ивр.דג — рыба‏‎[1]) — западносемитское божество, национальный бог филистимлян после заселения ими Ханаана.

Также «Дагон» — древнееврейская форма имени божества Даган, упоминающегося в аккадских источниках и текстах Мари, Эблы и Угарита[2].





Этимология

Предположительно имя бога связано с др.-евр. דגן («даган», зерно). Санхуниатон писал что дагон значит siton (по-греч. зерно), далее пояснял: «Дагона, после изобретения им плуга, назвали Зевс Аротрий». Аротрий означает «пахарь, относящихся к сельскому хозяйству».

Связь с др.-евр. דג («даг», рыба) основана на народной этимологии. Ещё одна гипотеза предполагает, что имя Даган имеет общий корень с араб. ‎ dagana — «быть облачным». В соответствии с этимологией, предполагают, что Даган — это бог сельского хозяйства, «податель пищи», божество рыбоводства, или божество дождя.

Мифология

Дагон в первую очередь выступал как бог земледелия и плодородия, изобрёл плуг, научил людей сеять зерно и печь хлеб[3].

В традиции толкования Библии Дагон связывается по народной этимологии с ивритским словом даг (рыба), а само божество описывается как получеловек-полурыба. В современности эта трактовка слилась с субкультурой «Мифы Ктулху», где Дагон —- фантастический бог рыб и вождь гуманоидов-амфибий.

Генеалогия

Сын Неба и Земли; брат Бетила, Эла и Атланта.[3] Имел приёмного сына Демарунта (от наложницы бога неба, отнятой Элом при битве богов), который, сочетавшись с Астартой, стал отцом Мелькарта.[3]

В Угарите отец бога Ваала.

История

Впервые упоминается в аккадских документах (XXIII век до н. э.) как верховное божество у населения правого берега среднего Евфрата. Первое упоминание о культе Дагона у семитов Древней Сирии и Ханаана содержится в документах XVXIV веков до н. э., обнаруженных в Угарите.

Храмы Дагона находились в главных городах среднего Евфрата — Мари и Тирка. Важное значение культ Дагона имел в Вавилоне в царствование Хаммурапи[1].

На распространенность культа Дагона в Ханаане указывает упоминание в Библии селений с названием Бет-Дагон на землях колен Иехуды и Ашера[4].

Культ Дагона был перенят филистимлянами как национальное божество (1Цар. 5:1-7). В Библии говорится, как устраивают праздник в честь Дагона (Суд. 16:23); о разрушении Самсоном храма Дагона в Газе (Суд. 16:23-30), а также о том, что после битвы у горы Гилбоа филистимляне выставили тело (I Хрон. 10:10) и голову (1Пар. 10:10, ср. 1Цар. 31:10) Саула на обозрение в храме Дагона и Астарты. Храм Дагона в Ашдоде был разрушен Ионатаном Хасмонеем (I Макк. 10:83-84). Культ Дагона в Ашдоде был активен после исчезновения филистимлян (1 Макк. 10:83).

Имя божества присутствует в личных именах аккадских царей (Иддин-Даган, Ишме-Даган). В текстах Саргона Аккадского Даган выступает как глава шумеро-аккадского пантеона и владелец областей Мари и Эблы. Одна из надписей гласит: «Саргон, царь, падет ниц перед Даганом в Туттуле. Он [Даган] отдаст ему верхние земли: Мари, Ялмути и Эблу, а также кедровый лес и серебряные горы».

В Эбле он играет важную роль в культе, упоминается с эпитетами «господин» и «господин Туттула». Храмы, праздники и даже части города Эбла были посвящены Дагану.

Даган хорошо засвидетельствован в текстах Мари как один из основных божеств амореев старовавилонской верхней Месопотамии.

Большие культовые центры Дагана располагались в Терка и в Туттуле. Даган в текстах Мари часто связан с деятельностью экстатиков-пророков, получавших в храме Дагана оракулы, адресованные царю.

В угаритских текстах Дагон встречается редко. Он играет небольшую и довольно неясную роль в поэме о Никкале, где упомянут как отец лунного божества Йариха.

У него нет активной роли в главных мифах и легендах, где он лишь упомянут как отец Баала. Даган встречается в угаритских списках жертвоприношений и в подобных текстах, что, вероятно, подтверждает его важность в угаритской религии. Из текста двух стел, найденных во дворе большого храма, следует, что Дагону приносили в нём жертвы, что может означать, что один из двух основных храмов Угарита был храмом Дагана.

Однако ни один текст не дает точное указание на природу этого божества.

Сопоставления

  • У ханаанеев Дагон, по-видимому, отождествлялся с Илем — «отцом богов»[1].
  • Филон из Библа (1 в. н. э.), составивший описание финикийских верований по древним источникам, отождествляет Дагона с Хроносом — отцом богов греческого пантеона[1].
  • Этимология, связанная с «рыбой», связывает его с богом шумеро-аккадской мифологии Эа.

Использование в популярной культуре

Об объектах культуры, трактующих Дагона как бога рыбоводства и фантастического аналога Посейдона см.:

Использование в науке

По результатом голосования, проведённого Международным астрономическим союзом, в 2015 году были присвоены собственные имена самым известным экзопланетам (а также некоторым звёздам с планетными системами)[5], включая Фомальгаут b. У родительской звезды уже было имя, а планете дали название Дагон в честь семитского божества.

Напишите отзыв о статье "Дагон"

Примечания

  1. 1 2 3 4 [www.eleven.co.il/article/11360 Дагон] — статья из Электронной еврейской энциклопедии
  2. [www.academia.edu/1093046/La_figura_de_Dagan La figura de Dagan | Lluís Feliu — Academia.edu]
  3. 1 2 3 «Мифы народов мира» Н. А. Кун, Ю. Б. Циркин, В. Я. Петру / Москва, Астрель, 2006
  4. (ИбН. 15:41, 19:27)
  5. [nameexoworlds.iau.org/names NameExoWorlds]. nameexoworlds.iau.org. Проверено 5 марта 2016.

Источники

  • K. van der Toorn, Bob Becking, Pieter Willem van der Horst Dictionary of deities and demons in the Bible DDD, Eerdmans Publishing, 1999, ISBN 0-8028-2491-9
  • David Noel Freedman, Allen C. Myers, Astrid B. Beck Eerdmans dictionary of the Bible, Eerdmans Publishing, 2000, ISBN 0-8028-2400-5
  • Lluís Feliu, Wilfred G. E. Watson The God Dagan in Bronze Age Syria, BRILL, 2003, ISBN 90-04-13158-2

Литература

Отрывок, характеризующий Дагон

Борис остановился посереди комнаты, оглянулся, смахнул рукой соринки с рукава мундира и подошел к зеркалу, рассматривая свое красивое лицо. Наташа, притихнув, выглядывала из своей засады, ожидая, что он будет делать. Он постоял несколько времени перед зеркалом, улыбнулся и пошел к выходной двери. Наташа хотела его окликнуть, но потом раздумала. «Пускай ищет», сказала она себе. Только что Борис вышел, как из другой двери вышла раскрасневшаяся Соня, сквозь слезы что то злобно шепчущая. Наташа удержалась от своего первого движения выбежать к ней и осталась в своей засаде, как под шапкой невидимкой, высматривая, что делалось на свете. Она испытывала особое новое наслаждение. Соня шептала что то и оглядывалась на дверь гостиной. Из двери вышел Николай.
– Соня! Что с тобой? Можно ли это? – сказал Николай, подбегая к ней.
– Ничего, ничего, оставьте меня! – Соня зарыдала.
– Нет, я знаю что.
– Ну знаете, и прекрасно, и подите к ней.
– Соооня! Одно слово! Можно ли так мучить меня и себя из за фантазии? – говорил Николай, взяв ее за руку.
Соня не вырывала у него руки и перестала плакать.
Наташа, не шевелясь и не дыша, блестящими главами смотрела из своей засады. «Что теперь будет»? думала она.
– Соня! Мне весь мир не нужен! Ты одна для меня всё, – говорил Николай. – Я докажу тебе.
– Я не люблю, когда ты так говоришь.
– Ну не буду, ну прости, Соня! – Он притянул ее к себе и поцеловал.
«Ах, как хорошо!» подумала Наташа, и когда Соня с Николаем вышли из комнаты, она пошла за ними и вызвала к себе Бориса.
– Борис, подите сюда, – сказала она с значительным и хитрым видом. – Мне нужно сказать вам одну вещь. Сюда, сюда, – сказала она и привела его в цветочную на то место между кадок, где она была спрятана. Борис, улыбаясь, шел за нею.
– Какая же это одна вещь ? – спросил он.
Она смутилась, оглянулась вокруг себя и, увидев брошенную на кадке свою куклу, взяла ее в руки.
– Поцелуйте куклу, – сказала она.
Борис внимательным, ласковым взглядом смотрел в ее оживленное лицо и ничего не отвечал.
– Не хотите? Ну, так подите сюда, – сказала она и глубже ушла в цветы и бросила куклу. – Ближе, ближе! – шептала она. Она поймала руками офицера за обшлага, и в покрасневшем лице ее видны были торжественность и страх.
– А меня хотите поцеловать? – прошептала она чуть слышно, исподлобья глядя на него, улыбаясь и чуть не плача от волненья.
Борис покраснел.
– Какая вы смешная! – проговорил он, нагибаясь к ней, еще более краснея, но ничего не предпринимая и выжидая.
Она вдруг вскочила на кадку, так что стала выше его, обняла его обеими руками, так что тонкие голые ручки согнулись выше его шеи и, откинув движением головы волосы назад, поцеловала его в самые губы.
Она проскользнула между горшками на другую сторону цветов и, опустив голову, остановилась.
– Наташа, – сказал он, – вы знаете, что я люблю вас, но…
– Вы влюблены в меня? – перебила его Наташа.
– Да, влюблен, но, пожалуйста, не будем делать того, что сейчас… Еще четыре года… Тогда я буду просить вашей руки.
Наташа подумала.
– Тринадцать, четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать… – сказала она, считая по тоненьким пальчикам. – Хорошо! Так кончено?
И улыбка радости и успокоения осветила ее оживленное лицо.
– Кончено! – сказал Борис.
– Навсегда? – сказала девочка. – До самой смерти?
И, взяв его под руку, она с счастливым лицом тихо пошла с ним рядом в диванную.


Графиня так устала от визитов, что не велела принимать больше никого, и швейцару приказано было только звать непременно кушать всех, кто будет еще приезжать с поздравлениями. Графине хотелось с глазу на глаз поговорить с другом своего детства, княгиней Анной Михайловной, которую она не видала хорошенько с ее приезда из Петербурга. Анна Михайловна, с своим исплаканным и приятным лицом, подвинулась ближе к креслу графини.
– С тобой я буду совершенно откровенна, – сказала Анна Михайловна. – Уж мало нас осталось, старых друзей! От этого я так и дорожу твоею дружбой.
Анна Михайловна посмотрела на Веру и остановилась. Графиня пожала руку своему другу.
– Вера, – сказала графиня, обращаясь к старшей дочери, очевидно, нелюбимой. – Как у вас ни на что понятия нет? Разве ты не чувствуешь, что ты здесь лишняя? Поди к сестрам, или…
Красивая Вера презрительно улыбнулась, видимо не чувствуя ни малейшего оскорбления.
– Ежели бы вы мне сказали давно, маменька, я бы тотчас ушла, – сказала она, и пошла в свою комнату.
Но, проходя мимо диванной, она заметила, что в ней у двух окошек симметрично сидели две пары. Она остановилась и презрительно улыбнулась. Соня сидела близко подле Николая, который переписывал ей стихи, в первый раз сочиненные им. Борис с Наташей сидели у другого окна и замолчали, когда вошла Вера. Соня и Наташа с виноватыми и счастливыми лицами взглянули на Веру.
Весело и трогательно было смотреть на этих влюбленных девочек, но вид их, очевидно, не возбуждал в Вере приятного чувства.
– Сколько раз я вас просила, – сказала она, – не брать моих вещей, у вас есть своя комната.
Она взяла от Николая чернильницу.
– Сейчас, сейчас, – сказал он, мокая перо.
– Вы всё умеете делать не во время, – сказала Вера. – То прибежали в гостиную, так что всем совестно сделалось за вас.
Несмотря на то, или именно потому, что сказанное ею было совершенно справедливо, никто ей не отвечал, и все четверо только переглядывались между собой. Она медлила в комнате с чернильницей в руке.
– И какие могут быть в ваши года секреты между Наташей и Борисом и между вами, – всё одни глупости!
– Ну, что тебе за дело, Вера? – тихеньким голоском, заступнически проговорила Наташа.
Она, видимо, была ко всем еще более, чем всегда, в этот день добра и ласкова.
– Очень глупо, – сказала Вера, – мне совестно за вас. Что за секреты?…
– У каждого свои секреты. Мы тебя с Бергом не трогаем, – сказала Наташа разгорячаясь.
– Я думаю, не трогаете, – сказала Вера, – потому что в моих поступках никогда ничего не может быть дурного. А вот я маменьке скажу, как ты с Борисом обходишься.
– Наталья Ильинишна очень хорошо со мной обходится, – сказал Борис. – Я не могу жаловаться, – сказал он.
– Оставьте, Борис, вы такой дипломат (слово дипломат было в большом ходу у детей в том особом значении, какое они придавали этому слову); даже скучно, – сказала Наташа оскорбленным, дрожащим голосом. – За что она ко мне пристает? Ты этого никогда не поймешь, – сказала она, обращаясь к Вере, – потому что ты никогда никого не любила; у тебя сердца нет, ты только madame de Genlis [мадам Жанлис] (это прозвище, считавшееся очень обидным, было дано Вере Николаем), и твое первое удовольствие – делать неприятности другим. Ты кокетничай с Бергом, сколько хочешь, – проговорила она скоро.