Дадиани, Константин Леванович

Константин Леванович Дадиани
Дата рождения	18 октября 1819(1819-10-18)
Дата смерти	25 апреля 1889(1889-04-25) (69 лет)
Принадлежность	Россия Россия
Род войск	кавалерия
Звание	генерал от кавалерии
Сражения/войны	Кавказская война, Крымская война, Русско-турецкая война 1877—1878
Награды и премии	Орден Святой Анны 3-й ст. (1847), Орден Святого Владимира 4-й ст. (1849), Орден Святого Владимира 3-й ст. (1868), Орден Святого Станислава 1-й ст. (1877), Орден Святой Анны 1-й ст. (1877), Орден Белого орла.
Связи	Леван V Дадиани (отец) Давид Дадиани (брат) Григорий Дадиани (брат)

Константин Леванович Дадиани (Дадиан, Дадианов, Дадиани-Мингрельский) (18 октября 1819 — 25 апреля 1889) — грузинский князь из дома Дадиани, русский генерал, участник Кавказской войны.

Младший сын правителя Мегрелии генерал-лейтенанта князя Левана Григорьевича Дадиани (Леван V) и княжны Марты Зурабовны Церетели. Воспитание получил в Пажеском корпусе и по окончании курса был выпущен 8 августа 1839 года хорунжим в Атаманский казачий полк.

В 1842 году Дадиани был назначен в отдельный Кавказский корпус, где в 1844 года участвовал в боях против горцев в Дагестанском отряде. Находясь при своем брате Давиде, правителе Мегрелии, князь Константин, с 1846 по 1848 год, предпринимал поход в Чечню, где неоднократно участвовал в стычках с горцами и за отличие награждён в 1847 году орденом св. Анны 3-й степени с бантом. Во время мятежа, вспыхнувшего в Самурзакане в 1849 году, он оказал немало услуг при подавлении его и за усердие награждён был орденом св. Владимира 4-й степени с мечами.

В феврале 1853 года князь Константин находился в действующем отряде в Большой Чечне, но смерть его брата Давида, последовавшая в августе того же года, заставила его вернуться из отряда в Зугдиди, чтобы занять пост члена регентского совета, назначенного в помощь правительнице Мегрелии, вдове умершего князя, княгине Екатерине Дадиани.

Прибытие князя Константина в Мегрелию совпало с началом враждебных действий турок со стороны Чёрного моря в начале Восточной войны, и он вступил в командование всей мегрельской милицией.

После бомбардировки англичанами Редут-Кале 7 мая 1854 года крепость была занята турками, и среди милиционеров стали всё чаще повторяться случаи измены и дезертирования. 25 октября 1854 года в сражении под Коки и Кахати, длившемся в течение всего дня, князю Константину Дадиану пришлось со своей милицией выдержать напор всего турецкого корпуса, и он при этом проявил чудеса храбрости, увлекая за собою и милиционеров.

После отступления русских войск за реку Цхенис-цхали в Имеретию, мегрельская милиция, охранявшая верхнюю часть Мегрелии, рассеялась по домам, и князю Константину удалось лишь удержать при себе небольшую её часть, с которой он сначала примкнул к Гурийскому отряду, затем охранял правительницу Мингрелии. Узнав, что княгиня Дадиани собирается покинуть Мегрелию и с семейством отправиться в Имеретию, Константин Дадиани, во главе старейших князей, встретил отъезжавшую княгиню на Гординской горе и убедил её не покидать страну в такую критическую минуту, клянясь до последней капли крови защищать и её, и малолетнего владетеля Мегрелии.

После падения Карса князь Константин снова собрал милицию и с ней вместе вошел в состав Гурийского отряда, удачно действуя против турецких войск.

Во время отъезда княгини Дадиани на коронацию императора Александра II в Москву, князь Константин получил большие полномочия в управлении Мегрелии, пользуясь особым доверием правительницы. В 1857 году он был вызван княгиней в Санкт-Петербург, где был милостиво принят императором Александром II и 17 апреля 1858 года назначен флигель-адъютантом.

Во время крестьянского восстания в Мегрелии, под предводительством сельского кузнеца Уты Микава в 1857 году, князь Константин всё время находился при правительнице, но при приезде Кутаисского губернатора генерала Колюбакина, по его предложению, вместе со своим братом Григорием, выехал в Тифлис. 27 марта 1866 года он был произведён в генерал-майоры с зачислением по армейской кавалерии; в 1868 году награждён орденом св. Владимира 3-й степени.

В 1877 году, после начала Русско-турецкой войны, князь Константин находился в действующем отряде на черноморском побережье Кавказа, командуя отрядами и находясь в непрерывных стычках и делах с десантными отрядами неприятеля. В деле 15 июня 1877 года он был контужен осколком гранаты при обстреле береговой линии турецкой эскадрой. За отличие при обороне Кавказского побережья в 1877 году был награждён орденами св. Станислава 1-й степени и св. Анны 1-й степени с мечами.

30 августа 1887 года он был произведён в генерал-лейтенанты с зачислением по Кавказской армии. Среди прочих наград имел орден Белого орла.

Знакомство с Кавказом и его обычаями дало возможность князю Константину в 1887 году занять пост мирового посредника Сенакского уезда Кутаисской губернии и успешно исправлять свои обязанности до самой смерти.

Был женат на своей родственнице — княжне Майе Георгиевне Дадиани, у них были двое сыновей и дочь.

Источники

• Военная энциклопедия / Под ред. В. Ф. Новицкого и др. — СПб.: т-во И. В. Сытина, 1911—1915.
• Гогитидзе М. Грузинский генералитет (1699—1921). — К., 2001.
• Русский биографический словарь: В 25 т. / под наблюдением А. А. Половцова. 1896—1918.
• Список генералам по старшинству. Исправлено по 1 января. — СПб., 1886.

Отрывок, характеризующий Дадиани, Константин Леванович

– Проехать трудно было, ваше сиятельство, – прибавил управляющий. – Как слышно было, ваше сиятельство, что министр пожалует к вашему сиятельству?
Князь повернулся к управляющему и нахмуренными глазами уставился на него.
– Что? Министр? Какой министр? Кто велел? – заговорил он своим пронзительным, жестким голосом. – Для княжны, моей дочери, не расчистили, а для министра! У меня нет министров!
– Ваше сиятельство, я полагал…
– Ты полагал! – закричал князь, всё поспешнее и несвязнее выговаривая слова. – Ты полагал… Разбойники! прохвосты! Я тебя научу полагать, – и, подняв палку, он замахнулся ею на Алпатыча и ударил бы, ежели бы управляющий невольно не отклонился от удара. – Полагал! Прохвосты! – торопливо кричал он. Но, несмотря на то, что Алпатыч, сам испугавшийся своей дерзости – отклониться от удара, приблизился к князю, опустив перед ним покорно свою плешивую голову, или, может быть, именно от этого князь, продолжая кричать: «прохвосты! закидать дорогу!» не поднял другой раз палки и вбежал в комнаты.
Перед обедом княжна и m lle Bourienne, знавшие, что князь не в духе, стояли, ожидая его: m lle Bourienne с сияющим лицом, которое говорило: «Я ничего не знаю, я такая же, как и всегда», и княжна Марья – бледная, испуганная, с опущенными глазами. Тяжелее всего для княжны Марьи было то, что она знала, что в этих случаях надо поступать, как m lle Bourime, но не могла этого сделать. Ей казалось: «сделаю я так, как будто не замечаю, он подумает, что у меня нет к нему сочувствия; сделаю я так, что я сама скучна и не в духе, он скажет (как это и бывало), что я нос повесила», и т. п.
Князь взглянул на испуганное лицо дочери и фыркнул.
– Др… или дура!… – проговорил он.
«И той нет! уж и ей насплетничали», подумал он про маленькую княгиню, которой не было в столовой.
– А княгиня где? – спросил он. – Прячется?…
– Она не совсем здорова, – весело улыбаясь, сказала m llе Bourienne, – она не выйдет. Это так понятно в ее положении.
– Гм! гм! кх! кх! – проговорил князь и сел за стол.
Тарелка ему показалась не чиста; он указал на пятно и бросил ее. Тихон подхватил ее и передал буфетчику. Маленькая княгиня не была нездорова; но она до такой степени непреодолимо боялась князя, что, услыхав о том, как он не в духе, она решилась не выходить.
– Я боюсь за ребенка, – говорила она m lle Bourienne, – Бог знает, что может сделаться от испуга.
Вообще маленькая княгиня жила в Лысых Горах постоянно под чувством страха и антипатии к старому князю, которой она не сознавала, потому что страх так преобладал, что она не могла чувствовать ее. Со стороны князя была тоже антипатия, но она заглушалась презрением. Княгиня, обжившись в Лысых Горах, особенно полюбила m lle Bourienne, проводила с нею дни, просила ее ночевать с собой и с нею часто говорила о свекоре и судила его.
– Il nous arrive du monde, mon prince, [К нам едут гости, князь.] – сказала m lle Bourienne, своими розовенькими руками развертывая белую салфетку. – Son excellence le рrince Kouraguine avec son fils, a ce que j'ai entendu dire? [Его сиятельство князь Курагин с сыном, сколько я слышала?] – вопросительно сказала она.
– Гм… эта excellence мальчишка… я его определил в коллегию, – оскорбленно сказал князь. – А сын зачем, не могу понять. Княгиня Лизавета Карловна и княжна Марья, может, знают; я не знаю, к чему он везет этого сына сюда. Мне не нужно. – И он посмотрел на покрасневшую дочь.
– Нездорова, что ли? От страха министра, как нынче этот болван Алпатыч сказал.
– Нет, mon pere. [батюшка.]
Как ни неудачно попала m lle Bourienne на предмет разговора, она не остановилась и болтала об оранжереях, о красоте нового распустившегося цветка, и князь после супа смягчился.
После обеда он прошел к невестке. Маленькая княгиня сидела за маленьким столиком и болтала с Машей, горничной. Она побледнела, увидав свекора.
Маленькая княгиня очень переменилась. Она скорее была дурна, нежели хороша, теперь. Щеки опустились, губа поднялась кверху, глаза были обтянуты книзу.
– Да, тяжесть какая то, – отвечала она на вопрос князя, что она чувствует.
– Не нужно ли чего?
– Нет, merci, mon pere. [благодарю, батюшка.]
– Ну, хорошо, хорошо.
Он вышел и дошел до официантской. Алпатыч, нагнув голову, стоял в официантской.
– Закидана дорога?
– Закидана, ваше сиятельство; простите, ради Бога, по одной глупости.
Князь перебил его и засмеялся своим неестественным смехом.
– Ну, хорошо, хорошо.
Он протянул руку, которую поцеловал Алпатыч, и прошел в кабинет.
Вечером приехал князь Василий. Его встретили на прешпекте (так назывался проспект) кучера и официанты, с криком провезли его возки и сани к флигелю по нарочно засыпанной снегом дороге.
Князю Василью и Анатолю были отведены отдельные комнаты.
Анатоль сидел, сняв камзол и подпершись руками в бока, перед столом, на угол которого он, улыбаясь, пристально и рассеянно устремил свои прекрасные большие глаза. На всю жизнь свою он смотрел как на непрерывное увеселение, которое кто то такой почему то обязался устроить для него. Так же и теперь он смотрел на свою поездку к злому старику и к богатой уродливой наследнице. Всё это могло выйти, по его предположению, очень хорошо и забавно. А отчего же не жениться, коли она очень богата? Это никогда не мешает, думал Анатоль.
Он выбрился, надушился с тщательностью и щегольством, сделавшимися его привычкою, и с прирожденным ему добродушно победительным выражением, высоко неся красивую голову, вошел в комнату к отцу. Около князя Василья хлопотали его два камердинера, одевая его; он сам оживленно оглядывался вокруг себя и весело кивнул входившему сыну, как будто он говорил: «Так, таким мне тебя и надо!»
– Нет, без шуток, батюшка, она очень уродлива? А? – спросил он, как бы продолжая разговор, не раз веденный во время путешествия.
– Полно. Глупости! Главное дело – старайся быть почтителен и благоразумен с старым князем.
– Ежели он будет браниться, я уйду, – сказал Анатоль. – Я этих стариков терпеть не могу. А?
– Помни, что для тебя от этого зависит всё.
В это время в девичьей не только был известен приезд министра с сыном, но внешний вид их обоих был уже подробно описан. Княжна Марья сидела одна в своей комнате и тщетно пыталась преодолеть свое внутреннее волнение.
«Зачем они писали, зачем Лиза говорила мне про это? Ведь этого не может быть! – говорила она себе, взглядывая в зеркало. – Как я выйду в гостиную? Ежели бы он даже мне понравился, я бы не могла быть теперь с ним сама собою». Одна мысль о взгляде ее отца приводила ее в ужас.