Дайдзёкан

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Дайдзёкан, Дадзёкан или Палата большого государственного совета (яп. 太政官 дайдзё:кан) — высшее государственное учреждение периодов Нара, Хэйан и начала реставрации Мэйдзи в Японии.





История

Разработанная в Кодексе Тайхо в 701 году структура государственного управления находилась в ведении Палаты большого государственного совета Японии — Дайдзёкана. Эта палата, равно как и подчинённые ему министерства, управляла всеми отраслями светской жизни японского государства. Наряду с Дайдзёканом существовал Дзингикан — Палата небесных и земных божеств, ведавшая делами синто, религиозными ритуалами, священничеством и святилищами.

К X-XI векам, ввиду усиления клана Фудзивара, которому традиционно стал принадлежать титул Императорского регента (фактического правителя государства), Дайдзёкан существенно потерял реальную власть, оставаясь в основном хоть и почётной, но формальной структурой.

Ко времени правления императора Комэй (середина XIX века) придворная японская аристократия кугэ начала объединятся с влиятельными провинциальными правителями, ставя перед собой целью укрепление центральной императорской власти и восстановление древних правительственных институтов. Однако необходимость решать насущные политические проблемы не позволила в ту пору пересмотреть и реформировать до реально действенного института управления архаичный Дайдзёкан.

Реставрация Мэйдзи

Несмотря на отсутствие реальной власти у Дайдзёкана в период процветания клана Фудзивара, на протяжении веков указанная государственная структура показала себя достаточно действенным институтом управления государством.

1868

3 января 1868 года указ о реставрации Императорского правления определил новую систему центрального правительства Японии. Предполагалось существование трёх уровней руководящих должностей (三職): главы правительства, старших и младших советников[1]. Председателем правительства стал принц Арисугава Тарухито, родственник несовершеннолетнего Императора Мэйдзи.

На заре эпохи Мэйдзи в Дайдзёкан входили в основном принцы, высшие придворные аристократы, провинциальные правители-даймё и высшая самурайская знать.

Председатель (総裁) Старшие советники (議定) Младшие советники (参与)

10 февраля 1868 года были образованы центральные правительственные учреждения — семь ведомств (七科)[1]. Их председатели (総裁) назначались из рядов старших советников. Эта система называлась «системой трех должностей и семи ведомств» (三職七科制).

Председатель (総裁) Старшие советники (議定) Младшие советники (参与)
Семь ведомств (七科)

25 февраля 1868 года состоялась реорганизация центрального правительства, в результате которой появилась новая «система трех должностей и восьми ведомств» (三職八局制). Ведомства были частично заменены канцеляриями и переименованы. Их председатели (総裁)(督) назначались из рядов старших советников, а их заместители (輔) избирались из состава младших советников. Основным правительственным учреждением выступала Главная канцелярия, которой руководил председатель правительства. Для помощи ему были созданы новые должности вице-председателей правительства, которые заняли Сандзё Санэтоми и Ивакура Томоми. Эта система действовала до 17 июня 1868 года, до вступления в силу указа о государственном устройстве[1].

Председатель (総裁)
  • Заместитель (副総裁)
 Старшие советники (議定) Младшие советники (参与)
Восемь канцелярий (八局)

1868—1869

Основная статья: Сэйтайсё

17 июня 1868 года, с вступлением в силу указа о государственном устройстве, система организации центрального правительства Японии была изменена. Три должности и восемь канцелярий отменили. Зато восстановили древнее название центрального правительства «Дайдзёкан» (Палата большого государственного совета), основали семь центральных ведомств — «советов» (七官) и внедрили по американскому образцу принцип разделения властей[1].

Законодательная власть (■) была представлена Законодательным советом. Она делился на две палаты — Верхнюю и Нижнюю. Нижняя палата состояла из региональных депутатов, возглавлялась председателем и занималась разработкой законопроектов. Верхняя состояла из младших советников, возглавлялась двумя старшими советниками и занималась принятием законопроектов. Судебная власть (■) принадлежала Судебному совету. Его председателю (知事) помогали заместители и судьи (判事). Исполнительная власть (■) была представлена 5-ю советами, главным из которых был Исполнительный совет. Его возглавляли два председателя, которые одновременно занимали должности старших советников. У них было 10 помощников (弁事). Остальные советы исполнительной ветви власти возглавлялись председателями того же уровня, что и председатели Судебного совета[1].

Формально главой правительства был Император Мэйдзи, однако фактически им руководили председатели Исполнительного совета Сандзё Санэтоми и Ивакура Томоми, которые также контролировали Законодательный совет.

Система семи советов действовала до 15 августа 1869 года.

Дайдзёкан (太政官)
Законодательный совет (議政官) Верхняя палата (上局) Старшие • младшие советники
Нижняя палата (下局)1 Председатель (議長) • депутаты (議員)
Исполнительный совет (行政官) Председатели (輔相)
Совет синто (神祇官)

Председатель (知事)
Заместитель (副知事)

Иноземный совет (外国官)
Военный совет (軍務官)
Счётный совет (会計官)
Судебный совет (刑法官)

1 5 декабря 1868 года на основе Нижней палаты был создан Публичный совет (公議所), который был реорганизован 15 августа 1868 года в Палату собрания (集議院).

1869

15 августа 1869 года Императорское правительство обновило свою структуру, взяв за образец организацию правительства японского государства 8 века периода Нара. Разделение властей отменили и установили систему «Дайдзёкан» (太政官制). Она предусматривала существование двух советов (二官) и шести министерств (六省), за что получила название «система двух советов и шести министерств» (二官六省制)

Структура Дайдзёкана в течение 1869—1871 годов. Система двух советов и шести министерств действовала до 29 августа 1871 года.

Совет синто
(神祇官)
  • Председатель (伯)
  • Миссионеры (宣教使)
Дайдзёкан (太政官)
  • Председатель (卿)
  • Старший заместитель(大輔)
  • Младший заместитель(少輔)

1871

С 29 августа 1871 года до 22 декабря 1885 года действовала система трёх палат; частично было восстановлено разделение властей.

1885

Несмотря на то, что с назначением императором Сандзё Санэтоми на пост дайдзё-дайдзина (главного министра страны), реальная власть Дайдзёкана была фактически восстановлена, современные политические реалии диктовали необходимость пересмотра существующих институтов власти и создания новой, более эффективной модели управления.

В декабре 1885 года старая система государственного управления была окончательно упразднена. Вместе с тем, в рамках сохранения придворных традиций, некоторые должности Дайдзёкана были сохранены либо в церемониальных целях, либо с изменением их фактического значения. Например, должность среднего министра (найдайдзина, фактически — министра двора) была оставлена в табели о рангах, однако функционально стала соответствовать должности министра-хранителя печати Японии.


Должности

Главы учреждений:

  • Главный министр — (太政大臣, дайдзё: дайдзин) — дайдзё-дайдзин;
  • «Сведущий в делах Палаты большого государственного совета» — тидайдзё: кандзи;
  • Левый министр — (左大臣) — садайдзин;
  • Правый министр — (右大臣) — удайдзин;
  • Средний министр (министр двора) — (内大臣) — найдайдзин;

Старшие помощники:

  • Старший советник — (大納言) — дайнагон;
  • Средний советник — (中納言, тю: нагон) — тюнагон;
  • Политический советник двора — (参議) — санги.

Младшие помощники:

  • Младший советник — (少納言, сё: нагон) — сёнагон;
  • Главный левый инспектор — (左大弁) — садайбэн (надзирал за работой следующих министерств: среднего, гражданской службы, церемониального и министерства налогов);
  • Главный правый инспектор — (右大弁) — удайбэн (надзирал за работой следующих ведомств: военного министерства, министерства юстиции, государственной казной и императорским двором);
  • Первый помощник левого инспектора — (左中弁, сатю: бэн) — сатюбэн;
  • Первый помощник правого инспектора — (右中弁, утю: бэн) — утюбэн;
  • Второй помощник левого инспектора — (左少弁, сасё: бэн) — сасёбэн;
  • Второй помощник правого инспектора — (右少弁, усё: бэн) — усёбэн;

Мелкие служащие:

  • Внешний секретарь — (外記) — гэки;
  • Первый левый секретарь — (左大史) — садайси;
  • Первый правый секретарь — (右大史) — удайси;
  • Помощники левого и правого секретарей — (史生, сисё:) — сисё

Напишите отзыв о статье "Дайдзёкан"

Примечания

  1. ↑ 1 2 3 4 5  (яп.) [www3.oninet.ne.jp/i_gokan/PRINT/16_meiji_01.htm Реставрация Мэйдзи. Путь к централизованному правительству]

Литература

  • Мещеряков А. Н., Грачев М. В. История древней Японии. — М.: Наталис, 2010. — С. 511. — 544 с. — ISBN 978-5-8062-0327-5.

Ссылки

Отрывок, характеризующий Дайдзёкан

– Нет, это нельзя, – сказала она решительно, всплеснув руками. – Non, Marie, decidement ca ne vous va pas. Je vous aime mieux dans votre petite robe grise de tous les jours. Non, de grace, faites cela pour moi. [Нет, Мари, решительно это не идет к вам. Я вас лучше люблю в вашем сереньком ежедневном платьице: пожалуйста, сделайте это для меня.] Катя, – сказала она горничной, – принеси княжне серенькое платье, и посмотрите, m lle Bourienne, как я это устрою, – сказала она с улыбкой предвкушения артистической радости.
Но когда Катя принесла требуемое платье, княжна Марья неподвижно всё сидела перед зеркалом, глядя на свое лицо, и в зеркале увидала, что в глазах ее стоят слезы, и что рот ее дрожит, приготовляясь к рыданиям.
– Voyons, chere princesse, – сказала m lle Bourienne, – encore un petit effort. [Ну, княжна, еще маленькое усилие.]
Маленькая княгиня, взяв платье из рук горничной, подходила к княжне Марье.
– Нет, теперь мы это сделаем просто, мило, – говорила она.
Голоса ее, m lle Bourienne и Кати, которая о чем то засмеялась, сливались в веселое лепетанье, похожее на пение птиц.
– Non, laissez moi, [Нет, оставьте меня,] – сказала княжна.
И голос ее звучал такой серьезностью и страданием, что лепетанье птиц тотчас же замолкло. Они посмотрели на большие, прекрасные глаза, полные слез и мысли, ясно и умоляюще смотревшие на них, и поняли, что настаивать бесполезно и даже жестоко.
– Au moins changez de coiffure, – сказала маленькая княгиня. – Je vous disais, – с упреком сказала она, обращаясь к m lle Bourienne, – Marieie a une de ces figures, auxquelles ce genre de coiffure ne va pas du tout. Mais du tout, du tout. Changez de grace. [По крайней мере, перемените прическу. У Мари одно из тех лиц, которым этот род прически совсем нейдет. Перемените, пожалуйста.]
– Laissez moi, laissez moi, tout ca m'est parfaitement egal, [Оставьте меня, мне всё равно,] – отвечал голос, едва удерживающий слезы.
M lle Bourienne и маленькая княгиня должны были признаться самим себе, что княжна. Марья в этом виде была очень дурна, хуже, чем всегда; но было уже поздно. Она смотрела на них с тем выражением, которое они знали, выражением мысли и грусти. Выражение это не внушало им страха к княжне Марье. (Этого чувства она никому не внушала.) Но они знали, что когда на ее лице появлялось это выражение, она была молчалива и непоколебима в своих решениях.
– Vous changerez, n'est ce pas? [Вы перемените, не правда ли?] – сказала Лиза, и когда княжна Марья ничего не ответила, Лиза вышла из комнаты.
Княжна Марья осталась одна. Она не исполнила желания Лизы и не только не переменила прически, но и не взглянула на себя в зеркало. Она, бессильно опустив глаза и руки, молча сидела и думала. Ей представлялся муж, мужчина, сильное, преобладающее и непонятно привлекательное существо, переносящее ее вдруг в свой, совершенно другой, счастливый мир. Ребенок свой, такой, какого она видела вчера у дочери кормилицы, – представлялся ей у своей собственной груди. Муж стоит и нежно смотрит на нее и ребенка. «Но нет, это невозможно: я слишком дурна», думала она.
– Пожалуйте к чаю. Князь сейчас выйдут, – сказал из за двери голос горничной.
Она очнулась и ужаснулась тому, о чем она думала. И прежде чем итти вниз, она встала, вошла в образную и, устремив на освещенный лампадой черный лик большого образа Спасителя, простояла перед ним с сложенными несколько минут руками. В душе княжны Марьи было мучительное сомненье. Возможна ли для нее радость любви, земной любви к мужчине? В помышлениях о браке княжне Марье мечталось и семейное счастие, и дети, но главною, сильнейшею и затаенною ее мечтою была любовь земная. Чувство было тем сильнее, чем более она старалась скрывать его от других и даже от самой себя. Боже мой, – говорила она, – как мне подавить в сердце своем эти мысли дьявола? Как мне отказаться так, навсегда от злых помыслов, чтобы спокойно исполнять Твою волю? И едва она сделала этот вопрос, как Бог уже отвечал ей в ее собственном сердце: «Не желай ничего для себя; не ищи, не волнуйся, не завидуй. Будущее людей и твоя судьба должна быть неизвестна тебе; но живи так, чтобы быть готовой ко всему. Если Богу угодно будет испытать тебя в обязанностях брака, будь готова исполнить Его волю». С этой успокоительной мыслью (но всё таки с надеждой на исполнение своей запрещенной, земной мечты) княжна Марья, вздохнув, перекрестилась и сошла вниз, не думая ни о своем платье, ни о прическе, ни о том, как она войдет и что скажет. Что могло всё это значить в сравнении с предопределением Бога, без воли Которого не падет ни один волос с головы человеческой.


Когда княжна Марья взошла в комнату, князь Василий с сыном уже были в гостиной, разговаривая с маленькой княгиней и m lle Bourienne. Когда она вошла своей тяжелой походкой, ступая на пятки, мужчины и m lle Bourienne приподнялись, и маленькая княгиня, указывая на нее мужчинам, сказала: Voila Marie! [Вот Мари!] Княжна Марья видела всех и подробно видела. Она видела лицо князя Василья, на мгновенье серьезно остановившееся при виде княжны и тотчас же улыбнувшееся, и лицо маленькой княгини, читавшей с любопытством на лицах гостей впечатление, которое произведет на них Marie. Она видела и m lle Bourienne с ее лентой и красивым лицом и оживленным, как никогда, взглядом, устремленным на него; но она не могла видеть его, она видела только что то большое, яркое и прекрасное, подвинувшееся к ней, когда она вошла в комнату. Сначала к ней подошел князь Василий, и она поцеловала плешивую голову, наклонившуюся над ее рукою, и отвечала на его слова, что она, напротив, очень хорошо помнит его. Потом к ней подошел Анатоль. Она всё еще не видала его. Она только почувствовала нежную руку, твердо взявшую ее, и чуть дотронулась до белого лба, над которым были припомажены прекрасные русые волосы. Когда она взглянула на него, красота его поразила ее. Анатопь, заложив большой палец правой руки за застегнутую пуговицу мундира, с выгнутой вперед грудью, а назад – спиною, покачивая одной отставленной ногой и слегка склонив голову, молча, весело глядел на княжну, видимо совершенно о ней не думая. Анатоль был не находчив, не быстр и не красноречив в разговорах, но у него зато была драгоценная для света способность спокойствия и ничем не изменяемая уверенность. Замолчи при первом знакомстве несамоуверенный человек и выкажи сознание неприличности этого молчания и желание найти что нибудь, и будет нехорошо; но Анатоль молчал, покачивал ногой, весело наблюдая прическу княжны. Видно было, что он так спокойно мог молчать очень долго. «Ежели кому неловко это молчание, так разговаривайте, а мне не хочется», как будто говорил его вид. Кроме того в обращении с женщинами у Анатоля была та манера, которая более всего внушает в женщинах любопытство, страх и даже любовь, – манера презрительного сознания своего превосходства. Как будто он говорил им своим видом: «Знаю вас, знаю, да что с вами возиться? А уж вы бы рады!» Может быть, что он этого не думал, встречаясь с женщинами (и даже вероятно, что нет, потому что он вообще мало думал), но такой у него был вид и такая манера. Княжна почувствовала это и, как будто желая ему показать, что она и не смеет думать об том, чтобы занять его, обратилась к старому князю. Разговор шел общий и оживленный, благодаря голоску и губке с усиками, поднимавшейся над белыми зубами маленькой княгини. Она встретила князя Василья с тем приемом шуточки, который часто употребляется болтливо веселыми людьми и который состоит в том, что между человеком, с которым так обращаются, и собой предполагают какие то давно установившиеся шуточки и веселые, отчасти не всем известные, забавные воспоминания, тогда как никаких таких воспоминаний нет, как их и не было между маленькой княгиней и князем Васильем. Князь Василий охотно поддался этому тону; маленькая княгиня вовлекла в это воспоминание никогда не бывших смешных происшествий и Анатоля, которого она почти не знала. M lle Bourienne тоже разделяла эти общие воспоминания, и даже княжна Марья с удовольствием почувствовала и себя втянутою в это веселое воспоминание.
– Вот, по крайней мере, мы вами теперь вполне воспользуемся, милый князь, – говорила маленькая княгиня, разумеется по французски, князю Василью, – это не так, как на наших вечерах у Annette, где вы всегда убежите; помните cette chere Annette? [милую Аннет?]
– А, да вы мне не подите говорить про политику, как Annette!
– А наш чайный столик?
– О, да!
– Отчего вы никогда не бывали у Annette? – спросила маленькая княгиня у Анатоля. – А я знаю, знаю, – сказала она, подмигнув, – ваш брат Ипполит мне рассказывал про ваши дела. – О! – Она погрозила ему пальчиком. – Еще в Париже ваши проказы знаю!
– А он, Ипполит, тебе не говорил? – сказал князь Василий (обращаясь к сыну и схватив за руку княгиню, как будто она хотела убежать, а он едва успел удержать ее), – а он тебе не говорил, как он сам, Ипполит, иссыхал по милой княгине и как она le mettait a la porte? [выгнала его из дома?]
– Oh! C'est la perle des femmes, princesse! [Ах! это перл женщин, княжна!] – обратился он к княжне.
С своей стороны m lle Bourienne не упустила случая при слове Париж вступить тоже в общий разговор воспоминаний. Она позволила себе спросить, давно ли Анатоль оставил Париж, и как понравился ему этот город. Анатоль весьма охотно отвечал француженке и, улыбаясь, глядя на нее, разговаривал с нею про ее отечество. Увидав хорошенькую Bourienne, Анатоль решил, что и здесь, в Лысых Горах, будет нескучно. «Очень недурна! – думал он, оглядывая ее, – очень недурна эта demoiselle de compagn. [компаньонка.] Надеюсь, что она возьмет ее с собой, когда выйдет за меня, – подумал он, – la petite est gentille». [малютка – мила.]
Старый князь неторопливо одевался в кабинете, хмурясь и обдумывая то, что ему делать. Приезд этих гостей сердил его. «Что мне князь Василий и его сынок? Князь Василий хвастунишка, пустой, ну и сын хорош должен быть», ворчал он про себя. Его сердило то, что приезд этих гостей поднимал в его душе нерешенный, постоянно заглушаемый вопрос, – вопрос, насчет которого старый князь всегда сам себя обманывал. Вопрос состоял в том, решится ли он когда либо расстаться с княжной Марьей и отдать ее мужу. Князь никогда прямо не решался задавать себе этот вопрос, зная вперед, что он ответил бы по справедливости, а справедливость противоречила больше чем чувству, а всей возможности его жизни. Жизнь без княжны Марьи князю Николаю Андреевичу, несмотря на то, что он, казалось, мало дорожил ею, была немыслима. «И к чему ей выходить замуж? – думал он, – наверно, быть несчастной. Вон Лиза за Андреем (лучше мужа теперь, кажется, трудно найти), а разве она довольна своей судьбой? И кто ее возьмет из любви? Дурна, неловка. Возьмут за связи, за богатство. И разве не живут в девках? Еще счастливее!» Так думал, одеваясь, князь Николай Андреевич, а вместе с тем всё откладываемый вопрос требовал немедленного решения. Князь Василий привез своего сына, очевидно, с намерением сделать предложение и, вероятно, нынче или завтра потребует прямого ответа. Имя, положение в свете приличное. «Что ж, я не прочь, – говорил сам себе князь, – но пусть он будет стоить ее. Вот это то мы и посмотрим».
– Это то мы и посмотрим, – проговорил он вслух. – Это то мы и посмотрим.
И он, как всегда, бодрыми шагами вошел в гостиную, быстро окинул глазами всех, заметил и перемену платья маленькой княгини, и ленточку Bourienne, и уродливую прическу княжны Марьи, и улыбки Bourienne и Анатоля, и одиночество своей княжны в общем разговоре. «Убралась, как дура! – подумал он, злобно взглянув на дочь. – Стыда нет: а он ее и знать не хочет!»
Он подошел к князю Василью.
– Ну, здравствуй, здравствуй; рад видеть.
– Для мила дружка семь верст не околица, – заговорил князь Василий, как всегда, быстро, самоуверенно и фамильярно. – Вот мой второй, прошу любить и жаловать.
Князь Николай Андреевич оглядел Анатоля. – Молодец, молодец! – сказал он, – ну, поди поцелуй, – и он подставил ему щеку.
Анатоль поцеловал старика и любопытно и совершенно спокойно смотрел на него, ожидая, скоро ли произойдет от него обещанное отцом чудацкое.
Князь Николай Андреевич сел на свое обычное место в угол дивана, подвинул к себе кресло для князя Василья, указал на него и стал расспрашивать о политических делах и новостях. Он слушал как будто со вниманием рассказ князя Василья, но беспрестанно взглядывал на княжну Марью.
– Так уж из Потсдама пишут? – повторил он последние слова князя Василья и вдруг, встав, подошел к дочери.
– Это ты для гостей так убралась, а? – сказал он. – Хороша, очень хороша. Ты при гостях причесана по новому, а я при гостях тебе говорю, что вперед не смей ты переодеваться без моего спроса.
– Это я, mon pиre, [батюшка,] виновата, – краснея, заступилась маленькая княгиня.
– Вам полная воля с, – сказал князь Николай Андреевич, расшаркиваясь перед невесткой, – а ей уродовать себя нечего – и так дурна.


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Дайдзёкан&oldid=70493384»