Дайкокуя Кодаю

Дайкокуя Кодаю

大黒屋 光太夫

Члены экипажа «Синсё-мару» Дайкокуя Кодаю (слева) и Исокити по возвращении в Японию.

Дайкокуя Кодаю (яп. 大黒屋 光太夫 Дайкокуя Ко:даю:, 1751 год — 28 мая 1828 года) — купец, вместе с другими японцами унесённый в море на корабле «Синсё-мару» и после высадки на берег проведший около 10 лет в России.

Попадание в Российскую империю

Его корабль «Синсё-мару» после семимесячного плавания в 1783 году достиг суши в районе Алеутских островов. Японцы высадились на острове Амчитка. За время пребывания в открытом море из семнадцати членов экипажа погиб один; ещё семеро скончались за четыре года своего проживания на Амчитке, а трое — в 1787—1788 годах на Камчатке. В 1788 году выжившие они были переправлены в Охотск, оттуда — сначала в Якутск, а затем в Иркутск. Под предлогом возвращения потерпевших кораблекрушение на родину была организована миссия по установлению российско-японских отношений во главе с Адамом Лаксманом.

За время же пребывания в России Дайкокуя сдружился с путешественником Эриком Лаксманом, неоднократно встречался с Екатериной II и её окружением и помогал в составлении новых карт Японии.

Встретивший Кодаю на Камчатке французский путешественник Лессепс так его описывал:

«В его внешнем облике нет ничего странного, и наружность его даже приятна; глаза у него не раскосые, как у китайцев, нос прямой, ровный, и он часто бреет бороду. Ростом он около пяти футов и довольно хорошего телосложения.

Он занимает среди своих соотечественников высокое положение, но это обстоятельство в значительно меньшей мере характеризует его, чем живость его натуры и мягкость в обхождении… Непринуждённость, с какой он входит в дом губернатора и других особ, показалась бы у нас дерзкой или в крайнем случае грубой. Он тот час же располагается со всеми удобствами и садится на первый же предложенный стул. Он просит за столом, чего хочет, или сам берет то, что находится недалеко от него…

Он обладает большой понятливостью и с завидной быстротой воспринимает любую новость, которую вы хотите ему сообщить. Он очень любопытный и внимательный наблюдатель. Я был уверен, что он ведёт подробнейшую запись всего, что видит и что с ним произошло. Его ответы отличаются остроумием, он держит себя естественно и приветливо. Он не отличается ни малейшей скрытностью, напротив, высказывает с предельной откровенностью своё мнение о каждом…»

Литература

XVIII века

• Кацурагава Х. Краткие вести о скитаниях в северных водах («Хокуса монряку»). Перевод с японского, комментарий и приложение В. М. Константинова / Отв. ред. В. Н. Горегляд. — М.: Наука, 1978. — (Памятники письменности Востока. XLI). — 3000 экз.
• Оросиякоку суймудан (Сны о России). Издание текста, перевод, вступительная статья и комментарии В. М. Константинова / Под редакцией академика Н. И. Конрада. — М.: Наука, 1961. — (Памятники литературы народов Востока. Тексты. Малая серия. XI). — 1200 экз.

XIX—XXI веков

Книги

• Кин Д. Японцы открывают Европу. 1720—1830. — М. : Наука, 1972. — 207 с. — 30 000 экз.
• Накамура С. Японцы и русские. Из истории контактов / Общая редакция д-ра ист. наук Б. Г. Сапожникова. — М. : Прогресс, 1983. — 304 с. — 50 000 экз.
• Файнберг Э. Я. Русско-японские отношения в 1697—1875 гг. — М. : Издательство восточной литературы, 1960. — 312 с. — 1500 экз.</span>
• Черевко К. Е. [www.rusinst.ru/docs/books/K.E.Cherevko-Rossiya_na_rubejah_Yaponii.pdf Россия на рубежах Японии, Китая и США (2-я половина XVII — начало XXI века)] : [[web.archive.org/web/20150608081715/www.rusinst.ru/docs/books/K.E.Cherevko-Rossiya_na_rubejah_Yaponii.pdf арх.] 8 июня 2015] / Отв. ред. О. А. Платонов. — М. : Институт русской цивилизации, 2010. — 688 с. — ISBN 978-5-902725-52-7.</span>

Статьи

• Бондаренко И. П. [eprints.lib.hokudai.ac.jp/dspace/bitstream/2115/8072/1/KJ00000034033.pdf Знал ли Дайкокуя Кодаю русский язык? (Лингвопрагматический анализ книги Кацурагавы Хосю «Хокуса бунряку»] : [[web.archive.org/web/20150819090123/eprints.lib.hokudai.ac.jp/dspace/bitstream/2115/8072/1/KJ00000034033.pdf арх.] 19 августа 2015] // Acta Slavica Iaponica. — 1994. — № 12. — С. 205—228.</span>
• Файнберг Э. Я. Экспедиция Лаксмана в Японию (1792—1793) // Труды Московского института востоковедения. — 1947. — № 5.</span>

Художественная

• Ясуси Иноуэ. Сны о России / Пер. с яп. Б. В. Раскина. Предисл. И. Фонякова. — М.: Наука, Главная редакция восточной литературы, 1980. — 232 с.

Отрывок, характеризующий Дайкокуя Кодаю

– А чорт их знает? Всех побил! Пропадай всё! – отвечали ему по русски, по немецки и по чешски толпы бегущих и непонимавших точно так же, как и он, того, что тут делалось.
– Бей немцев! – кричал один.
– А чорт их дери, – изменников.
– Zum Henker diese Ruesen… [К чорту этих русских…] – что то ворчал немец.
Несколько раненых шли по дороге. Ругательства, крики, стоны сливались в один общий гул. Стрельба затихла и, как потом узнал Ростов, стреляли друг в друга русские и австрийские солдаты.
«Боже мой! что ж это такое? – думал Ростов. – И здесь, где всякую минуту государь может увидать их… Но нет, это, верно, только несколько мерзавцев. Это пройдет, это не то, это не может быть, – думал он. – Только поскорее, поскорее проехать их!»
Мысль о поражении и бегстве не могла притти в голову Ростову. Хотя он и видел французские орудия и войска именно на Праценской горе, на той самой, где ему велено было отыскивать главнокомандующего, он не мог и не хотел верить этому.


Около деревни Праца Ростову велено было искать Кутузова и государя. Но здесь не только не было их, но не было ни одного начальника, а были разнородные толпы расстроенных войск.
Он погонял уставшую уже лошадь, чтобы скорее проехать эти толпы, но чем дальше он подвигался, тем толпы становились расстроеннее. По большой дороге, на которую он выехал, толпились коляски, экипажи всех сортов, русские и австрийские солдаты, всех родов войск, раненые и нераненые. Всё это гудело и смешанно копошилось под мрачный звук летавших ядер с французских батарей, поставленных на Праценских высотах.
– Где государь? где Кутузов? – спрашивал Ростов у всех, кого мог остановить, и ни от кого не мог получить ответа.
Наконец, ухватив за воротник солдата, он заставил его ответить себе.
– Э! брат! Уж давно все там, вперед удрали! – сказал Ростову солдат, смеясь чему то и вырываясь.
Оставив этого солдата, который, очевидно, был пьян, Ростов остановил лошадь денщика или берейтора важного лица и стал расспрашивать его. Денщик объявил Ростову, что государя с час тому назад провезли во весь дух в карете по этой самой дороге, и что государь опасно ранен.
– Не может быть, – сказал Ростов, – верно, другой кто.
– Сам я видел, – сказал денщик с самоуверенной усмешкой. – Уж мне то пора знать государя: кажется, сколько раз в Петербурге вот так то видал. Бледный, пребледный в карете сидит. Четверню вороных как припустит, батюшки мои, мимо нас прогремел: пора, кажется, и царских лошадей и Илью Иваныча знать; кажется, с другим как с царем Илья кучер не ездит.
Ростов пустил его лошадь и хотел ехать дальше. Шедший мимо раненый офицер обратился к нему.
– Да вам кого нужно? – спросил офицер. – Главнокомандующего? Так убит ядром, в грудь убит при нашем полку.
– Не убит, ранен, – поправил другой офицер.
– Да кто? Кутузов? – спросил Ростов.
– Не Кутузов, а как бишь его, – ну, да всё одно, живых не много осталось. Вон туда ступайте, вон к той деревне, там всё начальство собралось, – сказал этот офицер, указывая на деревню Гостиерадек, и прошел мимо.
Ростов ехал шагом, не зная, зачем и к кому он теперь поедет. Государь ранен, сражение проиграно. Нельзя было не верить этому теперь. Ростов ехал по тому направлению, которое ему указали и по которому виднелись вдалеке башня и церковь. Куда ему было торопиться? Что ему было теперь говорить государю или Кутузову, ежели бы даже они и были живы и не ранены?
– Этой дорогой, ваше благородие, поезжайте, а тут прямо убьют, – закричал ему солдат. – Тут убьют!
– О! что говоришь! сказал другой. – Куда он поедет? Тут ближе.
Ростов задумался и поехал именно по тому направлению, где ему говорили, что убьют.
«Теперь всё равно: уж ежели государь ранен, неужели мне беречь себя?» думал он. Он въехал в то пространство, на котором более всего погибло людей, бегущих с Працена. Французы еще не занимали этого места, а русские, те, которые были живы или ранены, давно оставили его. На поле, как копны на хорошей пашне, лежало человек десять, пятнадцать убитых, раненых на каждой десятине места. Раненые сползались по два, по три вместе, и слышались неприятные, иногда притворные, как казалось Ростову, их крики и стоны. Ростов пустил лошадь рысью, чтобы не видать всех этих страдающих людей, и ему стало страшно. Он боялся не за свою жизнь, а за то мужество, которое ему нужно было и которое, он знал, не выдержит вида этих несчастных.
Французы, переставшие стрелять по этому, усеянному мертвыми и ранеными, полю, потому что уже никого на нем живого не было, увидав едущего по нем адъютанта, навели на него орудие и бросили несколько ядер. Чувство этих свистящих, страшных звуков и окружающие мертвецы слились для Ростова в одно впечатление ужаса и сожаления к себе. Ему вспомнилось последнее письмо матери. «Что бы она почувствовала, – подумал он, – коль бы она видела меня теперь здесь, на этом поле и с направленными на меня орудиями».
В деревне Гостиерадеке были хотя и спутанные, но в большем порядке русские войска, шедшие прочь с поля сражения. Сюда уже не доставали французские ядра, и звуки стрельбы казались далекими. Здесь все уже ясно видели и говорили, что сражение проиграно. К кому ни обращался Ростов, никто не мог сказать ему, ни где был государь, ни где был Кутузов. Одни говорили, что слух о ране государя справедлив, другие говорили, что нет, и объясняли этот ложный распространившийся слух тем, что, действительно, в карете государя проскакал назад с поля сражения бледный и испуганный обер гофмаршал граф Толстой, выехавший с другими в свите императора на поле сражения. Один офицер сказал Ростову, что за деревней, налево, он видел кого то из высшего начальства, и Ростов поехал туда, уже не надеясь найти кого нибудь, но для того только, чтобы перед самим собою очистить свою совесть. Проехав версты три и миновав последние русские войска, около огорода, окопанного канавой, Ростов увидал двух стоявших против канавы всадников. Один, с белым султаном на шляпе, показался почему то знакомым Ростову; другой, незнакомый всадник, на прекрасной рыжей лошади (лошадь эта показалась знакомою Ростову) подъехал к канаве, толкнул лошадь шпорами и, выпустив поводья, легко перепрыгнул через канаву огорода. Только земля осыпалась с насыпи от задних копыт лошади. Круто повернув лошадь, он опять назад перепрыгнул канаву и почтительно обратился к всаднику с белым султаном, очевидно, предлагая ему сделать то же. Всадник, которого фигура показалась знакома Ростову и почему то невольно приковала к себе его внимание, сделал отрицательный жест головой и рукой, и по этому жесту Ростов мгновенно узнал своего оплакиваемого, обожаемого государя.