Дакини

Дакини (санскр. डाकिनी, ḍākinī ^IAST; тиб. mkha 'gro; монг. дагина; кит. 空行母) — в кашмирском шиваизме и тантрическом буддизме женские духи, носительницы тайных учений.

Функции

Индуизм

В традиционной индуистской мифологии дакини — демонические существа женского пола, составляющие свиту богини Кали. Это злобные и вредоносные духи женского пола, которые пьют кровь младенцев, насылают на людей безумие, портят скот и причиняют множество бедствий. Они называются также ашрапами (кровопийцы) и представляют собой одно из звеньев особой мифологической иерархии кровожадных богинь, почитаемых шиваитами. Дакини посвящали людей в тайны Дхармы. Их изображали в достаточно неприглядном виде, что было связано с их яростным неприятием человеческого стремления продлить существование в сансаре.

Буддизм Ваджраяны

В учениях буддийских тантрических школ дакини — спутницы божеств-йидамов (Найратмья, Курукулла, Ваджрайогини, Ваджраварахи, Симхамукха и т. д.). Несмотря на свой зачастую гневный или уродливый облик, считаются воплощениями женского начала и почитаются как защитницы стремящихся к Пробуждению и носительницы высшего знания. Также они являются одним из трёх корней в тантрическом буддизме, то есть для практика ваджраяны они выступают объектом прибежища. Литература Ваджраяны содержит множество легенд о том, как дакини посвящали буддийских йогинов в неизвестные ранее учения.

В народном религиозном культе Тибета дакини отождествлены с богинями добуддийского пантеона; например, в Ладакхе до сих пор существует обычай приглашать на свадьбу 500 тысяч дакини, которые, по поверью, приносят счастье молодоженам. Обычно дакини изображаются в виде прекрасных обнаженных женщин или уродливых старух, а также женщин с головами животных. Атрибуты дакини — жезл кхатванга, дигуг и капала. Они носят корону и ожерелье из черепов, их тела покрыты бесчисленными ожерельями из человеческих костей.

Основной тип легенд, где фигурируют дакини — это рассказы о том, как дакини являются медитирующему отшельнику и открывают ему суть духовных практик. Так, например, Наро-дакини связана с махасиддхой Наропой, который получил от неё духовные знания и создал ритуал её почитания — «Садхану Наро Кхечари». Считается, что верующие, которые успешно занимаются её практикой и поют её призывания и мантры, могут предотвратить войну, болезни, бедствия и голод, а также способны преодолеть всевозможные враждебные силы.

Покинув мирскую жизнь, Наропа получил посвящение от настоятеля Буддхасараны и затем предпринял путешествие в Наланду, огромный монастырский университет в Бихаре, где изучал читтаматру и философию мадхьямики. Со временем он достиг положения видного учёного в Наланде, став в конечном итоге одним из четырёх «стражников» четырёх ворот этого заведения. В то время он был известен как Абхаякирти (санскр. Abhayakīrti, букв. «Слава Бесстрашия»).

И в этот момент посредством благословения дакини Наропе было внушено желание оставить монастырь. Однажды, когда он читал книгу, перед ним упала тень, и, подняв взгляд, Наропа увидел перед собой мерзкую старуху. Когда ведьма спросила, что он читает, он ответил, что читает сутру и тантру. Тогда старуха спросила, понимает ли он истинное значение текста, и Наропа ответил: «Я понимаю слова и значение». Этот ответ привёл ведьму в бешенство, и вне себя от раздражения она обвинила его во лжи. Наропа, вынужденный признать справедливость этого обвинения, в тот же момент осознал, что эта женщина — дакини. Тогда Наропа спросил её, кто же знает истинное значение, и та ответила, что это знает только её брат Тилопа, и что именно он должен стать гуру Наропы. Когда она растаяла в воздухе, Наропа понял, что у него нет другого выхода, кроме как оставить Наланду и искать Тилопу, под руководством которого он впоследствии добился всех высших и обычных реализаций.

Женщины-дакини

В тантрической практике Ваджраяны дакини может называться женщина-лама, обладающая признаками дакини при рождении, как в монашестве, так и в миру. Каждая такая женщина считается земным воплощением дакини. В начале XX века дакини была объявлена супруга монгольского Богдо-хана, хатун Дондогдулам.

Существует также символический язык дакини, многие из обнаруженных тертонами ранее сокрытых текстов практик написаны именно на нём.

См. также

• Курукулла
• [www.hi-braa.spb.ru/buddism/painting/section6b.php Буддийская живопись: иконометрия, будды, бодхисаттвы, идамы, дхармапалы…]
• [taoktagon.narod.ru/dakini.htm Дакини]

Отрывок, характеризующий Дакини

В числе отбитых Денисовым и Долоховым русских пленных был Пьер Безухов.


О той партии пленных, в которой был Пьер, во время всего своего движения от Москвы, не было от французского начальства никакого нового распоряжения. Партия эта 22 го октября находилась уже не с теми войсками и обозами, с которыми она вышла из Москвы. Половина обоза с сухарями, который шел за ними первые переходы, была отбита казаками, другая половина уехала вперед; пеших кавалеристов, которые шли впереди, не было ни одного больше; они все исчезли. Артиллерия, которая первые переходы виднелась впереди, заменилась теперь огромным обозом маршала Жюно, конвоируемого вестфальцами. Сзади пленных ехал обоз кавалерийских вещей.
От Вязьмы французские войска, прежде шедшие тремя колоннами, шли теперь одной кучей. Те признаки беспорядка, которые заметил Пьер на первом привале из Москвы, теперь дошли до последней степени.
Дорога, по которой они шли, с обеих сторон была уложена мертвыми лошадьми; оборванные люди, отсталые от разных команд, беспрестанно переменяясь, то присоединялись, то опять отставали от шедшей колонны.
Несколько раз во время похода бывали фальшивые тревоги, и солдаты конвоя поднимали ружья, стреляли и бежали стремглав, давя друг друга, но потом опять собирались и бранили друг друга за напрасный страх.
Эти три сборища, шедшие вместе, – кавалерийское депо, депо пленных и обоз Жюно, – все еще составляли что то отдельное и цельное, хотя и то, и другое, и третье быстро таяло.
В депо, в котором было сто двадцать повозок сначала, теперь оставалось не больше шестидесяти; остальные были отбиты или брошены. Из обоза Жюно тоже было оставлено и отбито несколько повозок. Три повозки были разграблены набежавшими отсталыми солдатами из корпуса Даву. Из разговоров немцев Пьер слышал, что к этому обозу ставили караул больше, чем к пленным, и что один из их товарищей, солдат немец, был расстрелян по приказанию самого маршала за то, что у солдата нашли серебряную ложку, принадлежавшую маршалу.
Больше же всего из этих трех сборищ растаяло депо пленных. Из трехсот тридцати человек, вышедших из Москвы, теперь оставалось меньше ста. Пленные еще более, чем седла кавалерийского депо и чем обоз Жюно, тяготили конвоирующих солдат. Седла и ложки Жюно, они понимали, что могли для чего нибудь пригодиться, но для чего было голодным и холодным солдатам конвоя стоять на карауле и стеречь таких же холодных и голодных русских, которые мерли и отставали дорогой, которых было велено пристреливать, – это было не только непонятно, но и противно. И конвойные, как бы боясь в том горестном положении, в котором они сами находились, не отдаться бывшему в них чувству жалости к пленным и тем ухудшить свое положение, особенно мрачно и строго обращались с ними.
В Дорогобуже, в то время как, заперев пленных в конюшню, конвойные солдаты ушли грабить свои же магазины, несколько человек пленных солдат подкопались под стену и убежали, но были захвачены французами и расстреляны.
Прежний, введенный при выходе из Москвы, порядок, чтобы пленные офицеры шли отдельно от солдат, уже давно был уничтожен; все те, которые могли идти, шли вместе, и Пьер с третьего перехода уже соединился опять с Каратаевым и лиловой кривоногой собакой, которая избрала себе хозяином Каратаева.
С Каратаевым, на третий день выхода из Москвы, сделалась та лихорадка, от которой он лежал в московском гошпитале, и по мере того как Каратаев ослабевал, Пьер отдалялся от него. Пьер не знал отчего, но, с тех пор как Каратаев стал слабеть, Пьер должен был делать усилие над собой, чтобы подойти к нему. И подходя к нему и слушая те тихие стоны, с которыми Каратаев обыкновенно на привалах ложился, и чувствуя усилившийся теперь запах, который издавал от себя Каратаев, Пьер отходил от него подальше и не думал о нем.
В плену, в балагане, Пьер узнал не умом, а всем существом своим, жизнью, что человек сотворен для счастья, что счастье в нем самом, в удовлетворении естественных человеческих потребностей, и что все несчастье происходит не от недостатка, а от излишка; но теперь, в эти последние три недели похода, он узнал еще новую, утешительную истину – он узнал, что на свете нет ничего страшного. Он узнал, что так как нет положения, в котором бы человек был счастлив и вполне свободен, так и нет положения, в котором бы он был бы несчастлив и несвободен. Он узнал, что есть граница страданий и граница свободы и что эта граница очень близка; что тот человек, который страдал оттого, что в розовой постели его завернулся один листок, точно так же страдал, как страдал он теперь, засыпая на голой, сырой земле, остужая одну сторону и пригревая другую; что, когда он, бывало, надевал свои бальные узкие башмаки, он точно так же страдал, как теперь, когда он шел уже босой совсем (обувь его давно растрепалась), ногами, покрытыми болячками. Он узнал, что, когда он, как ему казалось, по собственной своей воле женился на своей жене, он был не более свободен, чем теперь, когда его запирали на ночь в конюшню. Из всего того, что потом и он называл страданием, но которое он тогда почти не чувствовал, главное были босые, стертые, заструпелые ноги. (Лошадиное мясо было вкусно и питательно, селитренный букет пороха, употребляемого вместо соли, был даже приятен, холода большого не было, и днем на ходу всегда бывало жарко, а ночью были костры; вши, евшие тело, приятно согревали.) Одно было тяжело в первое время – это ноги.