Далия Линли-Чиверс

Далия Линли-Чиверс
Создатель:	Шарлин Харрис
Произведения:	Вампирские тайны
Пол:	Женский
Раса:	Вампир
Семья:	Тодд Свифтфут (муж, покойный)
Прозвище:	Далия

Далия Линли-ЧиверсДалия Линли-Чиверс

Когда-нибудь появится сборник рассказов про Далию. Я люблю Далию. Шарлин Харрис

Далия (англ. Dahlia [dɑ:lɪə]) — литературный персонаж из «Вампирских тайн», серии книг о Суки Стакхаус пера Шарлин Харрис. Однако, на одной странице с Суки Далия появляется только в романе «Сплошь мертвецы».

Далия — главная героиня растущего числа не относящихся к Суки рассказов и компьютерной игры, действие которых всё же происходит в той же вымышленной вселенной. Она — вампирша и живёт в Родосе, штат Айова.

В рассказе «Бекон» говорится, что её настоящее имя было слишком трудным для написания и произнесения в XX веке, поэтому около 1925 года она для собственного удобства изменила его на имя Далия.

В 1940, во время Лондонского блица, Далия взяла себе фамилию, чтобы получить документы. С тех пор её полное имя — Далия Линли-Чиверс (англ. Dahlia Lynley-Chivers).

В рассказе «Подземелье Далии» она говорит людям, что она "наверное" была вампиром уже девятьсот лет, при этом регулярно повторяется, что она очень старая и даже древняя.

Далия... чрезвычайно старый вампир. Она носила множество личин. Шарлин Харрис

Читателям даются и другие намёки на действительный возраст Далии. Например, она считает своё знание некоторых "мёртвых" языков очень полезным. В том же рассказе говорится, что её подруга Талия — также родом из Греции — настолько древняя, что "раз или два" встречалась с Одиссеем.

Человеческая жизнь

Далия — гречанка. Это практически всё, что нам о ней известно. Когда она была девочкой, у них с братом был один на двоих учитель, но обучение прекратилось, когда было решено, что девушке более глубокое образование ни к чему. Она стала вампиром в возрасте восемнадцати лет.

Описание внешности

Далия миниатюрна и красива. Автор говорит словами Суки, что у вампирши "самая прямая спина и самые длинные волнистые волосы", которые девушка когда-либо видела («Сплошь мертвецы»).

У Далии большие зелёные глаза, а лицо описывается как круглое или круглое с острым подбородком. Далия на самом деле крошечная: её рост всего 4 фута 9 дюймов («Рождество по-вампирски»). Она носит "шпильки" при любой возможности и очень тщательно подбирает одежду.

У неё есть редкий дар летать — совсем как у её "сестры по гнезду" Гленды или мужа Суки по вампирскому обычаю Эрика Нортмана, шерифа одной из "вотчин" в штате Луизиана.

Черты характера

Суки показалось, что Далия очень "прямолинейна в своих суждениях". Она так же упоминает, что Далия держалась очень "царственно" в обществе Софи-Энн Леклерк, вампирской королевы Луизианы. Далия исключительно уверена в собственных силах, уме и способности нанести смертельный удар. Обычно она очень собрана, а в её характере — жестокость и мстительность. Далию редко можно увидеть с улыбкой на лице (как правило, перед доброй битвой), но у неё есть мрачное чувство юмора. Сразу же после смерти мужа у Далии были трудности с контролем настроений.

Личные взаимоотношения

В «Спутнике Суки Стакхаус» говорится, что Далия "любит мужчин и высокие каблуки". Читатели постоянно видят Далию вовлечённой в романтические взаимоотношения или ищущей их. Несмотря на своё ярко выраженное отвращение ко всему невампирскому, она с одинаковой готовностью замечает силу, смелость и физическую красоту в мужских особях любого вида: вампирах, людях и оборотнях.

В рассказе «Безвкусица» Далия знакомится со своим будущим мужем Тоддом — оборотнем, лейтенантом стаи Быстроногов (Свифтфут — англ. Swift-Foot). После около двух лет счастливой совместной жизни Тодда убивают, а Далия мстит за него.

В рассказе «Рождество по-вампирски» читатели узнают, что она встречается с вампиром Мацудо Катамори (англ. Matsudo Katamori).

У Далии есть лучшая подруга — вампирша Таффи, замужем за Доном Свифтфутом (англ. Don Swiftfoot), вожаком стаи оборотней. Упоминается, что Таффи и Далия дружат уже около двух столетий, и у них много общих воспоминаний. На свадьбе Таффи и Дона Далия выступает в роли подружки невесты, а заодно и ответственной за безопасность со стороны вампиров.

После взаимного спасения жизней друг друга Далия становится в некотором роде другом пожарных из тридцать четвёртой бригады.

Положение в вампирской иерархии

В рассказах не упоминается род её занятий, но Далия говорит своему будущему мужу Тодду, что выполняет поручения лидера своего "гнезда" и делает вклады в его состояние. Лидер "гнезда" — он же вампирский шериф Родоса — Седрик Диминг (англ. Cedric Deeming). Ко времени первой встречи читателей с Далией она уже провела под его руководством 20 лет и выступала в роли ответственного за безопасность.

Далия достаточно уважаема в вампирском сообществе, чтобы быть приглашённой в число судей во время саммита в Родосе (одновременно с ней заседание вели Билл Комптон и неустановленный вампир со светлыми волосами). После взрывов в гостинице Pyramid of Gizeh Далия со своей подругой Таффи назначены Седриком провести расследование.

В игре «Смертельная жажда света» Далия снова выступает в роли следователя. Позже, в рассказе «Смерть от рук Далии», она вместе с бывшим полицейским Мацудо Катамори назначены новым шерифом Хоакином вести ещё одно расследование.

Хронология Далии

1. Безвкусица

   Начинается за две недели до свадьбы Таффи, а заканчивается почти год спустя свадьбой Далии и Тодда.

2. Бекон

   Происходит примерно через год после «Безвкусицы», начинается примерно через полмесяца после смерти Тодда.

3. Сплошь мертвецы, глава 16

   24 сентября 2005 года (согласно хронологии вселенной Суки Стакхаус). Далия принимает участие в заседании вампирского суда в качестве одного из судей.

4. Подземелье Далии

   Начинается 25 сентября 2005 года (согласно хронологии вселенной Суки Стакхаус), после заката.

5. Смертельная жажда света (компьютерная игра)

   Седрик — всё ещё шериф Родоса, штат Айова.

6. Смерть от рук Далии

   Вводит нового вампирского шерифа Родоса и нового любовника Далии. Происходит через шесть лет после Откровения вампиров, так что его можно датировать 2008 годом (согласно хронологии вселенной Суки Стакхаус). Это вступает в резкое противоречие с датированием следующего, казалось бы, рождественского рассказа.

Просто я никогда и не думала попытаться увязать рассказы о Далии с хронологией книг о Суки. Прошу прощения за то, что указала противоречащие даты, но не сомневаюсь в том, что могла так сделать. Далия не стареет и не меняется, так что рассказы, по-моему, могут отстоять на год-два. Шарлин Харрис

7. Рождество по-вампирски

Происходит примерно 17 декабря 2006 года (говорится, что прошёл примерно год с событий «Подземелья Далии»). Кроме прочего в рассказе описываются введённые новым шерифом правила.

Компьютерная игра Dying For Daylight

Шарлин Харрис... вонзила клыки в поле казуальных игр. Мерлина МакГоверн

Описание игры

Игра «Смертельная жажда света» (англ. Dying for Daylight) была создана Nikitova Games под руководством знаменитого разработчика игр Джейн Дженсен. Выпущена 11 февраля 2011 года компанией I-play.

Сама Шарлин Харрис влияла на создание облика Далии и "выбрала историю", которую использовали I-play. Заглавная песня „Young Goodman“ была написана Робертом Хоумсом (англ. Robert Holmes) и исполнена его группой „The Scarlet Furies“. Тони Лимер, вице-президент I-play по маркетингу сказал в интервью, что игра "в гораздо большей степени приключение, чем поиск скрытых объектов".

Первая, уже выпущенная часть компьютерного квеста Далии состоит из четырёх последовательных эпизодов. Во второй части игры должны быть ещё четыре эпизода, и, по словам господина Лимера, тайна будет раскрыта в самом последнем из них.

Думаю, что из Далии получается такой отличный персонаж, потому что она всегда готова к действию, хорошо развита физически, и на неё приятно смотреть... Она никогда не колеблется, действуя мгновенно, а мне кажется, что это очень хорошее качество для протагониста в видео-игре. Шарлин Харрис

Сюжет

В дневное время, на публике был замечен вампир. Далия получает от своего шерифа Седрика Диминга специальное поручение найти легендарное зелье, которое позволяет вампирам выходить на дневной свет, не сгорая до тла. Далия и сама заинтересована в раскрытии тайны, потому что эта древняя модница мечтает ходить днём за покупками в Тиффани. Для того, чтобы выполнить поручение, Далии приходится отправиться в Вампирский квартал в Новом Орлеане и расследовать загадочные события, произошедшие там. Оказывается, что разворачиваются адские страсти, и многие вампиры претерпели "окончательную смерть".

Отрывок, характеризующий Далия Линли-Чиверс

В избе, мимо которой проходили солдаты, собралось высшее начальство, и за чаем шел оживленный разговор о прошедшем дне и предполагаемых маневрах будущего. Предполагалось сделать фланговый марш влево, отрезать вице короля и захватить его.
Когда солдаты притащили плетень, уже с разных сторон разгорались костры кухонь. Трещали дрова, таял снег, и черные тени солдат туда и сюда сновали по всему занятому, притоптанному в снегу, пространству.
Топоры, тесаки работали со всех сторон. Все делалось без всякого приказания. Тащились дрова про запас ночи, пригораживались шалашики начальству, варились котелки, справлялись ружья и амуниция.
Притащенный плетень осьмою ротой поставлен полукругом со стороны севера, подперт сошками, и перед ним разложен костер. Пробили зарю, сделали расчет, поужинали и разместились на ночь у костров – кто чиня обувь, кто куря трубку, кто, донага раздетый, выпаривая вшей.


Казалось бы, что в тех, почти невообразимо тяжелых условиях существования, в которых находились в то время русские солдаты, – без теплых сапог, без полушубков, без крыши над головой, в снегу при 18° мороза, без полного даже количества провианта, не всегда поспевавшего за армией, – казалось, солдаты должны бы были представлять самое печальное и унылое зрелище.
Напротив, никогда, в самых лучших материальных условиях, войско не представляло более веселого, оживленного зрелища. Это происходило оттого, что каждый день выбрасывалось из войска все то, что начинало унывать или слабеть. Все, что было физически и нравственно слабого, давно уже осталось назади: оставался один цвет войска – по силе духа и тела.
К осьмой роте, пригородившей плетень, собралось больше всего народа. Два фельдфебеля присели к ним, и костер их пылал ярче других. Они требовали за право сиденья под плетнем приношения дров.
– Эй, Макеев, что ж ты …. запропал или тебя волки съели? Неси дров то, – кричал один краснорожий рыжий солдат, щурившийся и мигавший от дыма, но не отодвигавшийся от огня. – Поди хоть ты, ворона, неси дров, – обратился этот солдат к другому. Рыжий был не унтер офицер и не ефрейтор, но был здоровый солдат, и потому повелевал теми, которые были слабее его. Худенький, маленький, с вострым носиком солдат, которого назвали вороной, покорно встал и пошел было исполнять приказание, но в это время в свет костра вступила уже тонкая красивая фигура молодого солдата, несшего беремя дров.
– Давай сюда. Во важно то!
Дрова наломали, надавили, поддули ртами и полами шинелей, и пламя зашипело и затрещало. Солдаты, придвинувшись, закурили трубки. Молодой, красивый солдат, который притащил дрова, подперся руками в бока и стал быстро и ловко топотать озябшими ногами на месте.
– Ах, маменька, холодная роса, да хороша, да в мушкатера… – припевал он, как будто икая на каждом слоге песни.
– Эй, подметки отлетят! – крикнул рыжий, заметив, что у плясуна болталась подметка. – Экой яд плясать!
Плясун остановился, оторвал болтавшуюся кожу и бросил в огонь.
– И то, брат, – сказал он; и, сев, достал из ранца обрывок французского синего сукна и стал обвертывать им ногу. – С пару зашлись, – прибавил он, вытягивая ноги к огню.
– Скоро новые отпустят. Говорят, перебьем до копца, тогда всем по двойному товару.
– А вишь, сукин сын Петров, отстал таки, – сказал фельдфебель.
– Я его давно замечал, – сказал другой.
– Да что, солдатенок…
– А в третьей роте, сказывали, за вчерашний день девять человек недосчитали.
– Да, вот суди, как ноги зазнобишь, куда пойдешь?
– Э, пустое болтать! – сказал фельдфебель.
– Али и тебе хочется того же? – сказал старый солдат, с упреком обращаясь к тому, который сказал, что ноги зазнобил.
– А ты что же думаешь? – вдруг приподнявшись из за костра, пискливым и дрожащим голосом заговорил востроносенький солдат, которого называли ворона. – Кто гладок, так похудает, а худому смерть. Вот хоть бы я. Мочи моей нет, – сказал он вдруг решительно, обращаясь к фельдфебелю, – вели в госпиталь отослать, ломота одолела; а то все одно отстанешь…
– Ну буде, буде, – спокойно сказал фельдфебель. Солдатик замолчал, и разговор продолжался.
– Нынче мало ли французов этих побрали; а сапог, прямо сказать, ни на одном настоящих нет, так, одна названье, – начал один из солдат новый разговор.
– Всё казаки поразули. Чистили для полковника избу, выносили их. Жалости смотреть, ребята, – сказал плясун. – Разворочали их: так живой один, веришь ли, лопочет что то по своему.
– А чистый народ, ребята, – сказал первый. – Белый, вот как береза белый, и бравые есть, скажи, благородные.
– А ты думаешь как? У него от всех званий набраны.
– А ничего не знают по нашему, – с улыбкой недоумения сказал плясун. – Я ему говорю: «Чьей короны?», а он свое лопочет. Чудесный народ!
– Ведь то мудрено, братцы мои, – продолжал тот, который удивлялся их белизне, – сказывали мужики под Можайским, как стали убирать битых, где страженья то была, так ведь что, говорит, почитай месяц лежали мертвые ихние то. Что ж, говорит, лежит, говорит, ихний то, как бумага белый, чистый, ни синь пороха не пахнет.
– Что ж, от холода, что ль? – спросил один.
– Эка ты умный! От холода! Жарко ведь было. Кабы от стужи, так и наши бы тоже не протухли. А то, говорит, подойдешь к нашему, весь, говорит, прогнил в червях. Так, говорит, платками обвяжемся, да, отворотя морду, и тащим; мочи нет. А ихний, говорит, как бумага белый; ни синь пороха не пахнет.
Все помолчали.
– Должно, от пищи, – сказал фельдфебель, – господскую пищу жрали.
Никто не возражал.
– Сказывал мужик то этот, под Можайским, где страженья то была, их с десяти деревень согнали, двадцать дён возили, не свозили всех, мертвых то. Волков этих что, говорит…
– Та страженья была настоящая, – сказал старый солдат. – Только и было чем помянуть; а то всё после того… Так, только народу мученье.
– И то, дядюшка. Позавчера набежали мы, так куда те, до себя не допущают. Живо ружья покидали. На коленки. Пардон – говорит. Так, только пример один. Сказывали, самого Полиона то Платов два раза брал. Слова не знает. Возьмет возьмет: вот на те, в руках прикинется птицей, улетит, да и улетит. И убить тоже нет положенья.
– Эка врать здоров ты, Киселев, посмотрю я на тебя.
– Какое врать, правда истинная.
– А кабы на мой обычай, я бы его, изловимши, да в землю бы закопал. Да осиновым колом. А то что народу загубил.
– Все одно конец сделаем, не будет ходить, – зевая, сказал старый солдат.
Разговор замолк, солдаты стали укладываться.
– Вишь, звезды то, страсть, так и горят! Скажи, бабы холсты разложили, – сказал солдат, любуясь на Млечный Путь.
– Это, ребята, к урожайному году.
– Дровец то еще надо будет.
– Спину погреешь, а брюха замерзла. Вот чуда.
– О, господи!
– Что толкаешься то, – про тебя одного огонь, что ли? Вишь… развалился.
Из за устанавливающегося молчания послышался храп некоторых заснувших; остальные поворачивались и грелись, изредка переговариваясь. От дальнего, шагов за сто, костра послышался дружный, веселый хохот.
– Вишь, грохочат в пятой роте, – сказал один солдат. – И народу что – страсть!
Один солдат поднялся и пошел к пятой роте.
– То то смеху, – сказал он, возвращаясь. – Два хранцуза пристали. Один мерзлый вовсе, а другой такой куражный, бяда! Песни играет.
– О о? пойти посмотреть… – Несколько солдат направились к пятой роте.


Пятая рота стояла подле самого леса. Огромный костер ярко горел посреди снега, освещая отягченные инеем ветви деревьев.
В середине ночи солдаты пятой роты услыхали в лесу шаги по снегу и хряск сучьев.
– Ребята, ведмедь, – сказал один солдат. Все подняли головы, прислушались, и из леса, в яркий свет костра, выступили две, держащиеся друг за друга, человеческие, странно одетые фигуры.
Это были два прятавшиеся в лесу француза. Хрипло говоря что то на непонятном солдатам языке, они подошли к костру. Один был повыше ростом, в офицерской шляпе, и казался совсем ослабевшим. Подойдя к костру, он хотел сесть, но упал на землю. Другой, маленький, коренастый, обвязанный платком по щекам солдат, был сильнее. Он поднял своего товарища и, указывая на свой рот, говорил что то. Солдаты окружили французов, подстелили больному шинель и обоим принесли каши и водки.
Ослабевший французский офицер был Рамбаль; повязанный платком был его денщик Морель.
Когда Морель выпил водки и доел котелок каши, он вдруг болезненно развеселился и начал не переставая говорить что то не понимавшим его солдатам. Рамбаль отказывался от еды и молча лежал на локте у костра, бессмысленными красными глазами глядя на русских солдат. Изредка он издавал протяжный стон и опять замолкал. Морель, показывая на плечи, внушал солдатам, что это был офицер и что его надо отогреть. Офицер русский, подошедший к костру, послал спросить у полковника, не возьмет ли он к себе отогреть французского офицера; и когда вернулись и сказали, что полковник велел привести офицера, Рамбалю передали, чтобы он шел. Он встал и хотел идти, но пошатнулся и упал бы, если бы подле стоящий солдат не поддержал его.
– Что? Не будешь? – насмешливо подмигнув, сказал один солдат, обращаясь к Рамбалю.
– Э, дурак! Что врешь нескладно! То то мужик, право, мужик, – послышались с разных сторон упреки пошутившему солдату. Рамбаля окружили, подняли двое на руки, перехватившись ими, и понесли в избу. Рамбаль обнял шеи солдат и, когда его понесли, жалобно заговорил:
– Oh, nies braves, oh, mes bons, mes bons amis! Voila des hommes! oh, mes braves, mes bons amis! [О молодцы! О мои добрые, добрые друзья! Вот люди! О мои добрые друзья!] – и, как ребенок, головой склонился на плечо одному солдату.
Между тем Морель сидел на лучшем месте, окруженный солдатами.
Морель, маленький коренастый француз, с воспаленными, слезившимися глазами, обвязанный по бабьи платком сверх фуражки, был одет в женскую шубенку. Он, видимо, захмелев, обнявши рукой солдата, сидевшего подле него, пел хриплым, перерывающимся голосом французскую песню. Солдаты держались за бока, глядя на него.
– Ну ка, ну ка, научи, как? Я живо перейму. Как?.. – говорил шутник песенник, которого обнимал Морель.
Vive Henri Quatre,
Vive ce roi vaillanti –
[Да здравствует Генрих Четвертый!
Да здравствует сей храбрый король!
и т. д. (французская песня) ]
пропел Морель, подмигивая глазом.
Сe diable a quatre…
– Виварика! Виф серувару! сидябляка… – повторил солдат, взмахнув рукой и действительно уловив напев.
– Вишь, ловко! Го го го го го!.. – поднялся с разных сторон грубый, радостный хохот. Морель, сморщившись, смеялся тоже.
– Ну, валяй еще, еще!
Qui eut le triple talent,
De boire, de battre,
Et d'etre un vert galant…
[Имевший тройной талант,
пить, драться
и быть любезником…]
– A ведь тоже складно. Ну, ну, Залетаев!..
– Кю… – с усилием выговорил Залетаев. – Кью ю ю… – вытянул он, старательно оттопырив губы, – летриптала, де бу де ба и детравагала, – пропел он.
– Ай, важно! Вот так хранцуз! ой… го го го го! – Что ж, еще есть хочешь?
– Дай ему каши то; ведь не скоро наестся с голоду то.
Опять ему дали каши; и Морель, посмеиваясь, принялся за третий котелок. Радостные улыбки стояли на всех лицах молодых солдат, смотревших на Мореля. Старые солдаты, считавшие неприличным заниматься такими пустяками, лежали с другой стороны костра, но изредка, приподнимаясь на локте, с улыбкой взглядывали на Мореля.
– Тоже люди, – сказал один из них, уворачиваясь в шинель. – И полынь на своем кореню растет.
– Оо! Господи, господи! Как звездно, страсть! К морозу… – И все затихло.
Звезды, как будто зная, что теперь никто не увидит их, разыгрались в черном небе. То вспыхивая, то потухая, то вздрагивая, они хлопотливо о чем то радостном, но таинственном перешептывались между собой.