Дальнейшее расширение Европейского союза

Тема этой статьи ограничена дальнейшим расширением. О расширении Евросоюза в целом, а также об истории расширения см. Расширение Европейского союза.

Дальнейшее расширение Европейского союза открыто для любой европейской демократической страны со свободным рынком, имеющей желание и возможности для приведения законодательства в соответствие с правом ЕС. С момента основания Евросоюза как Европейского объединения угля и стали в 1952 году прошедшие расширения увеличили число стран-участников с шести до двадцати восьми. Условия вступления включены в Копенгагенские критерии, согласованы в 1992 году и закреплены в Маастрихтском договоре (статья 49). Является ли страна европейской, определяется политической оценкой, проводимой институтами ЕС.

В настоящий момент пять стран имеют статус кандидата: Македония (подала заявку в 2004 году), Албания (в 2009), Сербия (в 2009), Турция (в 1987) и Черногория (в 2008), при этом Македония и Албания ещё не начали переговоров по присоединению. Государства Западных Балкан подписали Соглашение о стабилизации и ассоциации, которое уже вступило в силу для Албании, Македонии, Сербии и Черногории и которое обычно предшествует подаче заявления на членство. Стоит отметить, что Черногория является второй после Хорватии по уровню соответствия Копенгагенским критериям, и, согласно предположениям экспертов, её вступление могло произойти до 2014 года. Исландия подала заявку в 2009 году, но в мае 2013 года новое исландское правительство приняло решение о замораживании переговоров о вступлении страны в ЕС.

В случае Восточной Европы Хизер Грейб, представитель Центра европейских реформ, сказала: «Беларусь слишком авторитарна, Молдова слишком бедна, Украина слишком велика, а Россия слишком страшна для ЕС, чтобы рассматривать их потенциальное членство в ближайшее время». Тем не менее, все страны Восточного партнёрства в той или иной степени проявили интерес к вступлению в ЕС в долгосрочной перспективе.

Страны в текущей программе расширения

В настоящее время на повестке дня Евросоюза — принятие Турции и Западных Балкан. Турция имеет долгую историю евроинтеграции, и переговоры по вступлению могут занять ещё много лет. Страны Западных Балкан Евросоюз поручился принять после произошедших в них гражданских войн, и в данный момент две страны уже вступили в ЕС, четыре являются кандидатами, оставшиеся — заключили договоры ассоциации, предшествующие вступлению.

Остальные страны Восточной и Западной Европы не включены в текущую программу расширения, но либо стремятся к членству, либо теоретически могут подать заявление, если изменится их внешняя политика или Евросоюз даст понять, что сфера расширения теперь распространяется и на них. Следует также отметить, что темпы расширения замедлены из-за двусторонних споров на Балканах, проблем с институциональными реформами ЕС, а также сложностей с адаптацией странами acquis communautaire (принятой на сегодня совокупности правовых норм ЕС). В 2014 году будущий глава Еврокомиссии Жан-Клод Юнкер на слушаниях в Европарламенте заявил, что в ближайшие пять лет расширения не ожидается.

Страна	Статус	Договор ассоциации	Заявление на членство	Статус кандидата	Начало переговоров
Албания Албания	4 !кандидат	12 июня 2006 (ССА)	28 апреля 2009	24 июня 2014	—
Босния и Герцеговина Босния и Герцеговина	5 !ассоциированный член	16 июня 2008 (ССА)	15 февраля 2016	—	—
Республика Косово (по РСБООН 1244)	6 !ратификация ассоциации	27 октября 2015 (ССА)	—	—	—
Македония Македония	4 !кандидат	9 апреля 2001 (ССА)	22 марта 2004	17 декабря 2005	—
Сербия Сербия	2 !переговоры	29 апреля 2008 (ССА)	22 декабря 2009	1 марта 2012	21 января 2014
Турция Турция	2 !переговоры	12 сентября 1963 (СА)	14 апреля 1987	12 декабря 1999	3 октября 2005
Черногория Черногория	2 !переговоры	15 октября 2007 (ССА)	15 декабря 2008	17 декабря 2010	29 июня 2012

Официальные кандидаты

На сегодня заявления пяти стран приняты и официально рассмотрены, и странам присвоен статус кандидата. Эти страны начали или начнут в скором времени процесс вступления, приводя своё законодательство в соответствие с правовыми нормами ЕС. Македония, Черногория и Сербия подали заявление недавно, при этом все три страны были частью Югославии (Босния и Герцеговина также планирует вступить в Евросоюз). Турция имеет статус кандидата с 1999 года, подав заявление на вступление в 1987. Причина столь долгого процесса — сложности по приведению страны к стандартам ЕС, а также проблемы политического характера, сопровождающие вступление. Албания получила статус кандидата в 2014 году.

Албания

В 2000 году Албания была официально признана в качестве «потенциальной страны-кандидата» на вступление в Европейский союз, в 2003 году стороны начали переговоры по подписанию Соглашения о стабилизации и ассоциации. 12 июня 2006 года стороны подписали это Соглашение, тем самым завершив первый важный шаг к полноправному членству Албании в ЕС. 28 апреля 2009 года Албания подала заявку на вступление в Европейский союз. 8 ноября 2010 года Совет Европейского союза одобрил введение безвизового режима для граждан Албании желающих посетить страны Европейского союза с туристической целью, 10 декабря 2010 года это решение официально вступило в силу. 24 июня 2014 года Албания получила официальный статус страны-кандидата на вступление в Европейский союз.

Македония

Македония стала соискателем членства в Союзе 22 марта 2004 года. 9 ноября 2005 Европейская комиссия рекомендовала страну к статусу кандидата. 17 декабря лидеры стран ЕС, следуя рекомендации, официально присвоили стране запрашиваемый статус, но дата начала переговоров по вступлению пока не была объявлена.

Охридское соглашение поддерживает мир и порядок в обстановке этнической напряжённости с присутствующем на западе страны албанским меньшинством, добившимся значительной автономии. В отличие от Сербии суверенитет сохраняется на всей территории. Премьер-министр Никола Груевский предположил, что страна может присоединиться в 2012-м или 2013-м. Тем не менее, подтверждения датам со стороны ЕС нет.

17 декабря 2005 года Европейский совет одобрил и поприветствовал достижения в реформировании страны и осуществлении договоров (Копенгагенские критерии, Соглашение о стабилизации и ассоциации, Охридское соглашение).

Между республикой и её южным соседом и членом ЕС Грецией продолжается спор по поводу наименования страны. Греция отвергает имя «Македония», потому что по её мнению оно подразумевает территориальные претензии на северную область Греции, Македонию (см. Спор о названии Македонии). По этой причине ЕС использует для упоминания страны поддерживаемый Грецией временный термин «Бывшая Югославская Республика Македония». Поскольку Греция неоднократно подтвердила, что использует право заблокировать вступление без предварительного соглашения, решение спора стало одним из предусловий для вступления в Союз. Кроме того ставят под сомнение кандидатуру страны опасения по поводу сложностей в достижении европейских стандартов в нормах права и экономики, а также насилие и беспорядки во время парламентских выборов 2008 года.

Сербия

Хотя Сербия получила статус кандидата в члены ЕС, а Евросоюз является основным внешнеторговым партнером Белграда (двусторонний товарооборот в 2013 году достиг 16,3 млрд евро), процесс вступления страны в ЕС идет медленно. Основными препятствиями являются низкий уровень развития экономики страны (пострадавшей от войн и санкций 1990-х годов), нерешенность косовской проблемы, а также отказ Белграда присоединиться к санкциям против России. На присоединение Сербии к ЕС Брюссель тратит немалые деньги - например, в 2007 - 2013 годах в рамках Инструмента для помощи в присоединении было выделено 1,1 млрд евро.

Турция

В последние годы вопрос Турции в отношении ЕС стал темой большой важности и значительной неоднозначности. Турция — один из основателей Совета Европы с 1949 года и, благодаря подписанному 12 сентября 1963 года Соглашению об ассоциации между ЕЭС и Турцией, является «ассоциированным членом» Европейского союза и его предшественников с 1964-го. Страна формально подала заявление на вступление 14 апреля 1987, но понадобилось 12 лет, чтобы получить статус кандидата на саммите Хельсинки 1999-го года. После саммита в Брюсселе 17 декабря 2004 (вслед за крупным расширением 2004-го года) Европейский совет объявил официальной датой начала переговоров по вступлению Турции 3 октября 2005. Процесс проверки законодательства начался 20 октября 2005 и завершился 18 октября 2006.

По классификации ЦРУ Турция является развитой страной с седьмой по размеру экономикой в Совете Европы и пятнадцатой в мире, входит в таможенный союз с ЕС с момента вступления в силу соглашения о Таможенном союзе между Турцией и ЕС в 1996. Турция — один из членов-основателей ОЭСР (1961), ОБСЕ (1971), а также ассоциативный член Западноевропейского союза с 1992-го года. Помимо этого Турция — член-основатель Большой индустриальной двадцатки (1999), которая имеет тесные связи с Евросоюзом. Страна также входит в состав региональной группы ООН «Западная Европа и другие государства».

Сторонники вступления страны в ЕС утверждают, что являясь ключевой силой в регионе и имея крупную экономику и вторые по величине в НАТО вооружённые силы, Турция усилит позицию ЕС в роли глобального геостратегического игрока. Учитывая географическое положение Турции, её экономические, политические, культурные и исторические связи в регионах, богатыми полезными ресурсами, это непосредственно в геополитической сфере влияния Евросоюза: Восточное Средиземное и Черноморское побережья, Средний Восток, Каспийское море и Центральная Азия.

По словам Карла Бильдта, министра иностранных дел Швеции, «(Вступление Турции) даст ЕС решающую роль для стабилизации восточной части Средиземноморья и Чёрного моря, что несомненно в стратегических интересах Европы». Великобритания — одна из ключевых стран, поддерживающих вступление Турции. В мае 2008-го, королева Елизавета II во время визита в Турцию сообщила, что «Турция играет роль моста между Западом и Востоком в критическое для ЕС и всего мира время».

Помимо этого сторонники вступления утверждают, что Турция выполнила большинство условий для вступления. Некоторые также настаивают, что ЕС больше не может отказывать Турции, так как она находится в статусе кандидата уже больше шестнадцати лет и добилась большого прогресса в защите прав человека для того, чтобы удовлетворить условия вступления.

Тем не менее в Евросоюзе также существует оппозиция вступлению Турции, в частности поддерживаемая бывшим президентом Франции Николя Саркози и канцлером Германии Ангелой Меркель. Противники вступления утверждают, что с законодательством, подобным потенциально репрессивной 301-й статье Уголовного кодекса Турции (статья, запрещающая «оскорбление турецкой идентичности», реформированная 30 апреля 2008 года), и значительной ролью армии в политике Турции, осуществляемой через Совет национальной безопасности Турции (эта структура была также реформирована 23 июля 2003 года в соответствии с требованиями ЕС), Турция не соблюдает ключевых принципов, ожидаемых от либеральной демократии, таких как, например, свобода слова. Помимо этого, значительная численность населения Турции изменит баланс сил в представительных европейских учреждениях. По присоединению к ЕС семидесятимиллионное население позволит иметь второе по величине представительство в Европарламенте. Согласно демографическим прогнозам, Турция станет самой населённой страной Европы к 2020-му году, обогнав Германию.

Валери Жискар д’Эстен выступил против вступления опасаясь, что членство Турции может затронуть дальнейшие планы расширения, в особенности, увеличив число желающих вступить стран. По его мнению, вслед за Турцией в Союз могут попроситься страны Ближнего Востока и Северной Африки, и, в первую очередь, Марокко. Марокко уже было отказано в членстве на основании географического положения, и Турция, в отличие от Марокко, располагает территорией в Европе. В январе 2007-го Николя Саркози, будучи кандидатом в президенты, сообщил, что «у Европы есть определенные границы, и далеко не все страны могут стать её полноправными членами, это касается и Турции, которой нет места в Евросоюзе; безграничное расширение ЕС может привести к разрушению европейского политического союза». Кроме того, некоторые возражают вступлению страны, являющейся в большой степени мусульманской. В 2004-м году будущий Председатель Европейского совета Херман Ван Ромпёй заявил: «Турция — не часть Европы и никогда не станет её частью. Расширение ЕС за счет Турции не может быть приравнено к любым расширениям, имевшим место в прошлом. Универсальные ценности, которые воплощают могущество Европы и которые являются фундаментальными ценностями христианства, потеряют силу с присоединением большого исламского государства — такого, как Турция».

Лишь малая часть территории Турции находится в Европе, как её общепринято географически определять. Также в Европе расположена большая часть крупнейшего города страны, Стамбула. Член ЕС Кипр располагается к югу от Анатолии и является частью континентального шельфа полуострова, таким образом географически находясь в Азии.

Ещё одной проблемой является греко-турецкий конфликт. Евросоюз и большинство стран мира считают северную треть Кипра частью Республики Кипр. Однако de facto эта часть острова контролируется правительством Северного Кипра, признанным Турцией. Турция, в свою очередь, не признаёт правительство Республики Кипр, затягивая решение конфликта, предлагаемое ООН, а также содержит на территории Северного Кипра 40 000 турецких военнослужащих. Инициированный ООН план Аннана по объединению острова был поддержан ЕС и Турцией. Проведённые в апреле 2004-го референдумы дали противоположные результаты по частям острова: будучи поддержанным турками-киприотами план был отвергнут киприотами-греками.

Черногория

В ходе референдума о независимости 21 мая 2006 года большинство голосов было отдано за выход из Союза Сербии и Черногории. После провозглашения независимости Черногория официально подала заявку на членство в Европейском союзе 15 декабря 2008 года. Однако, новопровозглашённое государство продолжает испытывать проблемы в сферах экологии, законодательства и борьбы с преступностью, которые могут замедлить или усложнить достижение цели.

Черногория без договорённости с ЕС использует евро с момента его выхода в 2002-м, ранее используя немецкую марку. Переговоры о Соглашении о стабилизации и ассоциации начались в сентябре 2006-го. ССА было подписано 15 октября 2007 года и вступило в силу 1 мая 2010-го после того, как все 27 стран ЕС его ратифицировали.

Список вопросов, касающихся выполнения страной критериев вступления и степени соответствия праву ЕС, был послан Европейской комиссией правительству Черногории 22 июля 2009 года; ответ получен 9 декабря 2009 года. Еврокомиссия рекомендовала Совету министров присвоить стране статус кандидата 9 ноября 2010-го, после чего 17 декабря 2010-го Черногория стала официальным кандидатом на вступление в ЕС.

Большинство жителей страны выступают за присоединение к Евросоюзу: согласно опросам 76,2 % населения за вступление и лишь 9,8 % — против.

29 июня 2012 года лидеры стран Евросоюза одобрили начало переговоров о вступлении Черногории в ЕС.

Страны в текущей программе расширения

Босния и Герцеговина

Косово

Косово и ЕС подписали соглашение о стабилизации и ассоциации 27 октября 2015 года, а 21 января 2016 года Европарламент ратифицировал его. Однако подаче полноценной заявки на вступление мешает, прежде всего, нерешенный международно-правовой статус Косова. Пять стран — членов ЕС (Греция, Испания, Кипр, Румыния, Словакия) не признают независимость Косова и считают его частью Сербии, тогда как вступление новых стран в Союз возможно с согласия только всех его членов.

Страны вне текущей программы расширения

Страны ЕАСТ

См. также: Европейская ассоциация свободной торговли и Европейская экономическая зона

Исландия, Лихтенштейн, Норвегия и Швейцария участвуют в ассоциации свободной торговли (ЕАСТ), развиваемой параллельно ЕС. Большинство бывших членов вышли из ЕАСТ, чтобы присоединиться к ЕС, и оставшиеся страны, за исключением Швейцарии, образовали с Союзом Европейскую экономическую зону.

Исландия

Исландия подала заявку на членство в союзе вследствие экономического спада. Данный шаг идёт вразрез с традиционным скептицизмом Исландии по поводу присоединения к ЕС, и исход референдума зависит в большой степени от того, сможет ли правительство убедить своих граждан в необходимости присоединения. До этого отношения с ЕС определялись её членством в Европейской экономической зоне, предоставляющим доступ к общему рынку ЕС, и Шенгенским соглашением. Как результат, Исландское право уже включает значительную часть торгового права ЕС и ожидается, что переговоры о присоединении завершатся быстро (однако, исследование, проведённое в 2005-м году секретариатом ЕАСТ, показало, что точный процент включения законодательства ЕС составляет лишь 6,5 %).

Как и в Норвегии, основной аргумент Исландии против членства в союзе — страх потерять контроль над своими рыбными ресурсами. Однако, финансовый кризис 2008 года заставил правящую партию, Партию независимости, пересмотреть свои позиции и согласиться начать переговоры после проведения общенационального референдума (в дополнение к референдуму по вопросу о присоединении). При этом бывшая премьер-министр страны Йоханна Сигурдардоттир и меньшая, не входящая в правящую коалицию, Прогрессивная партия поддержали лишь заключительный референдум. Вопрос о переговорах был поставлен на голосование в парламенте Исландии в июле 2009 года и утвержден (без проведения референдума о начале переговоров) с небольшим перевесом 16 июля 2009 года. Заявка шведскому председательству в совете ЕС, датированная тем же днём, была принята к рассмотрению в совете 27 июля. 8 сентября Еврокомиссия послала Исландии список из 2500 вопросов, касающихся выполнения страной критериев вступления и степени соответствия праву ЕС, ответы на которые были присланы 22 октября 2009 года. 9 ноября был выбран главный представитель для предстоящих переговоров, Стефан Хаукур Йоханессон, посол Исландии в Бельгии. В феврале 2010-го европейский комиссар по вопросам расширения рекомендовал Совету ЕС начать переговоры с Исландией, после чего 17 июня 2010 стране был присвоен статус кандидата, а 27 июля — начаты переговоры.

Новое исландское правительство в мае 2013 г. приняло решение о замораживании переговоров о вступлении страны в ЕС. 13 июня министр иностранных дел Гуннар Браги Свенссон проинформировал Еврокомиссию о том что правительство Исландии отзывает свою заявку на вступление в Европейский Союз. На июнь 2013 года согласно опросам вступление Исландии в Европейский союз поддерживает менее четверти населения страны.

В феврале 2014 года кабинет министров Исландии подробно изучил доклад Института экономических исследований, в котором рассказывается о ситуации в Евросоюзе и о последствиях, которые могут возникнуть в случае присоединения страны к данной структуре. Вследствие этого правительство Исландии одобрило инициативу неприсоединения к ЕС. Кроме того, власти решили отказаться от проведения референдума по поводу того, стоит ли стране продолжать переговоры с Евросоюзом. Согласно последнему опросу, более 60 % населения Исландии выступает против интеграции в ЕС.

5 января 2015 года премьер-министр Исландии Сигмундур Давид Гуннлаугссон заявил, что намерен в начале текущего года отозвать заявку на членство его страны в Евросоюзе. 12 марта 2015 года это было сделано.

Лихтенштейн

Лихтенштейн входит в Европейскую экономическую зону наряду с Исландией и Норвегией и, таким образом, тесно интегрирован с Евросоюзом. Находясь при этом в таможенном и валютном союзе со Швейцарией, страна может соответственно рассмотреть возможность присоединиться к ЕС, если такое решение примет Швейцария. Например, Лихтенштейн подписал Шенгенское соглашение вслед за Швейцарией.

Норвегия

Население Норвегии дважды на национальных референдумах (1972 и 1994) отвергало предложение о вступлении в ЕС, страна осталась в ЕАСТ.

Швейцария

В замороженном состоянии долгое время находилась заявка Швейцарии, вступление которой было остановлено референдумом. Эта страна, тем не менее, присоединилась к Шенгенскому соглашению с 1 января 2007 года. 1 января 2011 года президентом страны снова стала Мишлин Кальми-Ре, поддерживающая идею вступления Швейцарии в Европейский союз, однако во время своего первого визита в должности президента в январе 2011-го сообщила, что членство в ЕС, как и переход к системе автоматического применения права ЕС, неприемлемы для альпийской конфедерации. 27 июня 2016 года совет ЕС получил уведомление об отзыве заявки на вступление.

Карликовые государства

В Западной Европе расположено пять карликовых государств: Андорра, Ватикан, Лихтенштейн, Монако и Сан-Марино. Лихтенштейн является членом ЕАСТ (см. соответствующий раздел). Андорра, Ватикан, Монако и Сан-Марино подписали соглашения, позволяющие им не только использовать евро, но и чеканить собственные монеты. Все они также де-факто участвуют в Шенгенском соглашении либо имеют почти полностью открытую границу с ЕС и тесные отношения с граничащими государствами. Например, Монако в полной мере является частью таможенной территории ЕС через Францию и использует большую часть права ЕС в отношении НДС и акцизов.

Европейская политика соседства

См. также: Европейская политика соседства

Для ближайших стран к востоку и югу от Евросоюза провозглашена Европейская политика соседства, включающая программы Восточного партнёрства и Евро-средиземноморского партнёрства.

Страны Восточного партнёрства

См. также: Восточное партнёрство

С момента распада СССР бывшие советские республики Восточной Европы и Закавказья рассматривались потенциальными кандидатами для расширения ЕС. Эти государства не входят в текущую программу расширения, но включены в программу «Восточное партнёрство» Евросоюза.

Азербайджан

С 1993 г. Азербайджан заявил о своей заинтересованности в отношениях с ЕС и приступил к планированию связей с ним в различных областях. В 1996 г. Президент Азербайджанской Республики Г. Алиев подписал «Соглашение о партнерстве и сотрудничестве» и установил официальные связи.

Армения

Армения ранее заявляла о намерениях в отношении европейской интеграции и даже декларировала вступление в ЕС долгосрочной целью, участвуя в программе «Европейской политики соседства» с 2004-го года, а в «Восточном партнёрстве» — с момента его создания в 2009-м. Проведённый в 2005-м году опрос населения показал, что почти две трети населения страны желали бы видеть страну в ЕС.

Армения долгие годы имеет тесные отношения с Россией, заявляя, как в 2006-м, так и в 2010-м, что альтернативы им нет. В 2013 году президент Армении Серж Саргсян заявил об отказе от курса на евроинтеграцию. 10 октября 2014 года Армения вступила в Таможенный союз ЕАЭС. 2 января 2015 года Армения официально вступила в Евразийский экономический союз (ЕАЭС).

Белоруссия

Евросоюз неоднократно осуждал белорусское правительство за авторитарность государственного правления, несоответствие выборов общеевропейским демократическим нормам и вполне реальные нарушения прав человека и гражданина в республике и даже вводил санкции в отношении страны, вследствие чего Белоруссия имеет напряжённые отношения с ЕС. Кроме того, текущее правительство выбрало курс на интеграцию с Россией в рамках Союзного государства.

Тем не менее, в мае 2009-го Евросоюз пригласил Белоруссию в программу «Восточное партнёрство». Однако, после президентских выборов 19 декабря 2010 года, не признанных ОБСЕ, Евросоюзом и странами Северной Америки демократическими, и последовавших за выборами арестом участников оппозиционного митинга министры иностранных дел Швеции, Чехии, Польши и Германии в совместной статье заявили, что продолжение сотрудничества с Лукашенко «в настоящий момент выглядит пустой тратой сил и времени».

6 июля 2010 года Белоруссия вступила в Таможенный союз ЕАЭС. 1 января 2015 года Белоруссия вступила в Евразийский экономический союз, являясь, наряду с Казахстаном и Россией, страной-основателем этой организации.

Однако за активную интеграцию с Европейским Союзом высказывается подавляющее большинство политиков и политических партий, позиционирующих себя как оппозиция действующему режиму А. Г. Лукашенко, конечной целью своих программ декларируя вступление Белоруссии в ЕС. В случае смены политического режима и прихода к власти в Белоруссии ныне оппозиционных движений подача заявки на ступление Белоруссии в ЕС представляется вполне вероятной. По оценкам независимых социологов среди граждан Белоруссии более популярной является интеграция с ЕС, нежели с Россией.

Грузия

О своём намерении вступить в ЕС неоднократно заявляло новое руководство Грузии, но никаких конкретных документов, которые обеспечивали хотя бы начало переговорного процесса по этому вопросу, пока ещё не подписано и, скорее всего, не будет подписано до тех пор, пока не будет урегулирован конфликт с частично признанными государствами Южная Осетия и Абхазия.

В мае 2010 года глава представительства Евросоюза в России Фернандо Валенсуэла заявил, что в обозримой перспективе присоединения Грузии к Евросоюзу не будет.

В июле 2010 года в Батуми стартовали переговоры представителей ЕС и Грузии по поводу заключения двустороннего соглашения об ассоциации.

25 февраля 2013 года Грузия получила план действий по либерализации визового режима с ЕС.

На Вильнюсском саммите 29 ноября 2013 года состоялась церемония парафирования соглашения об ассоциации между Грузией и Евросоюзом. Кроме того, грузинская сторона подписала второе соглашение, предполагающее вовлечение страны в операции по управлению кризисами.

27 июня 2014 года состоялась церемония подписания соглашения об ассоциации. Сейчас идёт процесс ратификации данного договора.

Молдавия

Аналогичная проблема с продвижением к евроинтеграции существует и у Республики Молдова — руководство непризнанной Приднестровской Молдавской Республики не поддерживает стремление Молдавии вступить в Евросоюз. И, хотя Молдавия не входит в официальную программу расширения, в ноябре 2010 года премьер-министр республики Влад Филат заявил, что Молдавия подаст заявку на вступление в Евросоюз в 2011 году.

27 июня 2014 года состоялась церемония подписания соглашения об ассоциации. Сейчас идёт процесс ратификации данного договора.

Украина

Стремление Украины к евроинтеграции проявилось во внешней политике страны в конце 2004-го с приходом к власти Виктора Ющенко, сделавшего программные заявления о постановке четырёх главных задач: получении статуса страны с рыночной экономикой, вступлении в ВТО, получение статуса ассоциированного члена ЕС, а затем — полноправного. Признание Украины страной с рыночной экономикой произошло 1 декабря 2005 года, а 16 мая 2008-го страна стала 152-м членом ВТО. Вместе с тем, несмотря на постоянную поддержку членства Украины со стороны европарламентариев, тон резолюций Европарламента отражает оценки политической ситуации и развитии демократии в стране: если резолюция 2005 года призывает предоставить стране четкую перспективу с возможностью вступления в ЕС, а в резолюции февраля 2010-го, помимо признания права страны подать заявку о членстве, предлагается предоставить Еврокомиссии мандат на разработку плана действий по отмене визового режима для Украины, то резолюция от 25 ноября 2010-го критикует последние местные выборы, проблемы со СМИ, нарушение прав и свобод, а также вмешательство СБУ в демократический процесс.

В феврале 2011 года посол ЕС на Украине Жозе Мануэль Тейшейра заявил, что в настоящее время Украина не соответствует минимальным условиям для обсуждения вопроса членства в ЕС.

В конце марта 2012 года Украина и ЕС парафировали Соглашение об ассоциации, включающее положения о создании углубленной и всеобъемлющей зоны свободной торговли.

В начале июня 2012 года посол ЕС на Украине Жозе Мануэль Тейшейра заявил, что Европейский союз не возражает против членства Украины в организации.

23 июля 2012 года Украина и ЕС расширили договор об упрощении визового режима.

Про поддержку евроинтеграции Украины своими странами заявили представители Польши, Эстонии, Литвы, Греции, Великобритании, Ирландии, Испании, Португалии, Бельгии, Румынии, Венгрии, Италии, Люксембурга, Финляндии, Австрии, Швеции, Кипра, Латвии, Мальты, Словакии, Словении, Болгарии.

28 ноября 2013 года планировалось подписание соглашения об ассоциации и зоне свободной торговли, однако соглашение подписано не было, что послужило одной из причин массовых протестов населения и полной смене руководства государства. 21 марта 2014 года новый премьер-министр Украины Арсений Яценюк подписал политическую часть соглашения. 27 июня 2014 года в Брюсселе состоялось подписание экономической части соглашения с участием избранного 25 мая 2014 года президента Украины Петра Порошенко. 16 сентября 2014 года Верховная рада Украины и Европейский парламент одновременно ратифицировали соглашения о ассоциации, в этот же день Президент Украины Петр Порошенко подписал закон о ратификации данного соглашения. В настоящее время идёт процесс ратификации соглашения парламентами 28-ми стран ЕС.

16 сентября 2014 года Верховная рада Украины приняла постановление «О европейском выборе Украины». В нём, в частности, было отмечено, что Верховная Рада Украины рассматривает ратификацию Соглашения об ассоциации не только как стимулирующий фактор для осуществления дальнейших реформ на Украине, но также как очередной шаг на пути к достижению конечной цели европейской интеграции — приобретение полноправного членства в Европейском Союзе.

8 сентября 2014 года Европейский парламент резолюцией «Ситуация на Украине и состояние дел в отношениях ЕС-Россия» подтвердил, что, в соответствии со статьей 49 Соглашения о ЕС, Украина, как и любая другая европейская страна, имеет европейскую перспективу и может стать членом ЕС при условии, что будет придерживаться принципов демократии, уважать основные свободы, права человека, права меньшинств и обеспечивать верховенство права. 25 февраля 2015 года Верховный представитель ЕС по иностранным делам и политике безопасности Федерика Могерини в эфире британского телеканала Sky News, отвечая на вопрос, о планах ЕС принять Украину в свой состав, заявила:

«Каждая страна на европейской территории имеет право или возможность рано или поздно подать заявку о вступлении. Это не было в повестке дня в последние годы, это не стоит на повестке дня сейчас…».

Страны Евро-средиземноморского партнёрства

В 1995 году была принята Барселонская декларация Евро-средиземноморского партнёрства, основополагающая программа регионального сотрудничества Европейского союза со странами Средиземноморского бассейна в таких областях, как политика, безопасность, экономика, финансы, социальная и гуманитарная сфера, культура. Одна из основных целей организации — создание зоны свободной торговли в Средиземноморье. В продолжение барселонского процесса в 2008 году был создан Средиземноморский союз.

Страны вне Европейской политики соседства

Вопрос о рассмотрении России в контексте расширения ЕС поднимался наряду с другими постсоветскими государствами, включая Казахстан, западная часть территории которого расположена в Восточной Европе.

Во время подготовительной стадии Европейской политики соседства Россия настояла на создании четырёх общих пространств ЕС-России вместо участия в ЕПС, так как видела ЕПС «неравным» соглашением с Евросоюзом в доминирующей роли. В мае 2005 года в рамках общих пространств был принят план действий, близкий по содержанию к плану действий ЕПС. Как ЕПС, так и Общие пространства ЕС-России реализованы через Европейский инструмент соседства и сотрудничества.

Россия

Россия устами официальных лиц неоднократно объявляла о нежелании полностью вступать в Евросоюз, предлагая вместо этого реализовать концепцию «четырёх общих пространств», сопровождаемых «дорожными картами» и облегчающих трансграничное перемещение граждан, экономическую интеграцию и сотрудничество в ряде других областей. Единственным исключением стало сделанное в конце ноября 2005 Президентом России В. В. Путиным заявление о том, что он «был бы счастлив», если бы Россия получила приглашение вступить в ЕС. Однако, это заявление было сопровождено оговоркой о том, что сам он не будет выступать с просьбой о принятии в ЕС.

Важным моментом является то, что Россия и Белоруссия, подписавшие договор о создании Союза и не могли бы в принципе начать никакие действия по самостоятельному вступлению в ЕС, не расторгнув этот договор.

Особые территории государств-членов

См. также: Гренландия и Европейский союз

По особому договору о ассоциации в делах ЕС ограниченно и не в полном объёме участвуют финская автономия Аландские острова и заморские территории Франции, Нидерландов, Великобритании (европейский Гибралтар и прочие). Имеющие автономный статус в составе Дании Гренландия (вышла после референдума 1985) и Фарерские острова, а также особые европейские коронные зависимые территории Великобритании — Мэн, Гернси и Джерси вовсе не входят в состав ЕС.

Отрывок, характеризующий Дальнейшее расширение Европейского союза

Казалось бы, в этой то кампании бегства французов, когда они делали все то, что только можно было, чтобы погубить себя; когда ни в одном движении этой толпы, начиная от поворота на Калужскую дорогу и до бегства начальника от армии, не было ни малейшего смысла, – казалось бы, в этот период кампании невозможно уже историкам, приписывающим действия масс воле одного человека, описывать это отступление в их смысле. Но нет. Горы книг написаны историками об этой кампании, и везде описаны распоряжения Наполеона и глубокомысленные его планы – маневры, руководившие войском, и гениальные распоряжения его маршалов.
Отступление от Малоярославца тогда, когда ему дают дорогу в обильный край и когда ему открыта та параллельная дорога, по которой потом преследовал его Кутузов, ненужное отступление по разоренной дороге объясняется нам по разным глубокомысленным соображениям. По таким же глубокомысленным соображениям описывается его отступление от Смоленска на Оршу. Потом описывается его геройство при Красном, где он будто бы готовится принять сражение и сам командовать, и ходит с березовой палкой и говорит:
– J'ai assez fait l'Empereur, il est temps de faire le general, [Довольно уже я представлял императора, теперь время быть генералом.] – и, несмотря на то, тотчас же после этого бежит дальше, оставляя на произвол судьбы разрозненные части армии, находящиеся сзади.
Потом описывают нам величие души маршалов, в особенности Нея, величие души, состоящее в том, что он ночью пробрался лесом в обход через Днепр и без знамен и артиллерии и без девяти десятых войска прибежал в Оршу.
И, наконец, последний отъезд великого императора от геройской армии представляется нам историками как что то великое и гениальное. Даже этот последний поступок бегства, на языке человеческом называемый последней степенью подлости, которой учится стыдиться каждый ребенок, и этот поступок на языке историков получает оправдание.
Тогда, когда уже невозможно дальше растянуть столь эластичные нити исторических рассуждений, когда действие уже явно противно тому, что все человечество называет добром и даже справедливостью, является у историков спасительное понятие о величии. Величие как будто исключает возможность меры хорошего и дурного. Для великого – нет дурного. Нет ужаса, который бы мог быть поставлен в вину тому, кто велик.
– «C'est grand!» [Это величественно!] – говорят историки, и тогда уже нет ни хорошего, ни дурного, а есть «grand» и «не grand». Grand – хорошо, не grand – дурно. Grand есть свойство, по их понятиям, каких то особенных животных, называемых ими героями. И Наполеон, убираясь в теплой шубе домой от гибнущих не только товарищей, но (по его мнению) людей, им приведенных сюда, чувствует que c'est grand, и душа его покойна.
«Du sublime (он что то sublime видит в себе) au ridicule il n'y a qu'un pas», – говорит он. И весь мир пятьдесят лет повторяет: «Sublime! Grand! Napoleon le grand! Du sublime au ridicule il n'y a qu'un pas». [величественное… От величественного до смешного только один шаг… Величественное! Великое! Наполеон великий! От величественного до смешного только шаг.]
И никому в голову не придет, что признание величия, неизмеримого мерой хорошего и дурного, есть только признание своей ничтожности и неизмеримой малости.
Для нас, с данной нам Христом мерой хорошего и дурного, нет неизмеримого. И нет величия там, где нет простоты, добра и правды.


Кто из русских людей, читая описания последнего периода кампании 1812 года, не испытывал тяжелого чувства досады, неудовлетворенности и неясности. Кто не задавал себе вопросов: как не забрали, не уничтожили всех французов, когда все три армии окружали их в превосходящем числе, когда расстроенные французы, голодая и замерзая, сдавались толпами и когда (как нам рассказывает история) цель русских состояла именно в том, чтобы остановить, отрезать и забрать в плен всех французов.
Каким образом то русское войско, которое, слабее числом французов, дало Бородинское сражение, каким образом это войско, с трех сторон окружавшее французов и имевшее целью их забрать, не достигло своей цели? Неужели такое громадное преимущество перед нами имеют французы, что мы, с превосходными силами окружив, не могли побить их? Каким образом это могло случиться?
История (та, которая называется этим словом), отвечая на эти вопросы, говорит, что это случилось оттого, что Кутузов, и Тормасов, и Чичагов, и тот то, и тот то не сделали таких то и таких то маневров.
Но отчего они не сделали всех этих маневров? Отчего, ежели они были виноваты в том, что не достигнута была предназначавшаяся цель, – отчего их не судили и не казнили? Но, даже ежели и допустить, что виною неудачи русских были Кутузов и Чичагов и т. п., нельзя понять все таки, почему и в тех условиях, в которых находились русские войска под Красным и под Березиной (в обоих случаях русские были в превосходных силах), почему не взято в плен французское войско с маршалами, королями и императорами, когда в этом состояла цель русских?
Объяснение этого странного явления тем (как то делают русские военные историки), что Кутузов помешал нападению, неосновательно потому, что мы знаем, что воля Кутузова не могла удержать войска от нападения под Вязьмой и под Тарутиным.
Почему то русское войско, которое с слабейшими силами одержало победу под Бородиным над неприятелем во всей его силе, под Красным и под Березиной в превосходных силах было побеждено расстроенными толпами французов?
Если цель русских состояла в том, чтобы отрезать и взять в плен Наполеона и маршалов, и цель эта не только не была достигнута, и все попытки к достижению этой цели всякий раз были разрушены самым постыдным образом, то последний период кампании совершенно справедливо представляется французами рядом побед и совершенно несправедливо представляется русскими историками победоносным.
Русские военные историки, настолько, насколько для них обязательна логика, невольно приходят к этому заключению и, несмотря на лирические воззвания о мужестве и преданности и т. д., должны невольно признаться, что отступление французов из Москвы есть ряд побед Наполеона и поражений Кутузова.
Но, оставив совершенно в стороне народное самолюбие, чувствуется, что заключение это само в себе заключает противуречие, так как ряд побед французов привел их к совершенному уничтожению, а ряд поражений русских привел их к полному уничтожению врага и очищению своего отечества.
Источник этого противуречия лежит в том, что историками, изучающими события по письмам государей и генералов, по реляциям, рапортам, планам и т. п., предположена ложная, никогда не существовавшая цель последнего периода войны 1812 года, – цель, будто бы состоявшая в том, чтобы отрезать и поймать Наполеона с маршалами и армией.
Цели этой никогда не было и не могло быть, потому что она не имела смысла, и достижение ее было совершенно невозможно.
Цель эта не имела никакого смысла, во первых, потому, что расстроенная армия Наполеона со всей возможной быстротой бежала из России, то есть исполняла то самое, что мог желать всякий русский. Для чего же было делать различные операции над французами, которые бежали так быстро, как только они могли?
Во вторых, бессмысленно было становиться на дороге людей, всю свою энергию направивших на бегство.
В третьих, бессмысленно было терять свои войска для уничтожения французских армий, уничтожавшихся без внешних причин в такой прогрессии, что без всякого загораживания пути они не могли перевести через границу больше того, что они перевели в декабре месяце, то есть одну сотую всего войска.
В четвертых, бессмысленно было желание взять в плен императора, королей, герцогов – людей, плен которых в высшей степени затруднил бы действия русских, как то признавали самые искусные дипломаты того времени (J. Maistre и другие). Еще бессмысленнее было желание взять корпуса французов, когда свои войска растаяли наполовину до Красного, а к корпусам пленных надо было отделять дивизии конвоя, и когда свои солдаты не всегда получали полный провиант и забранные уже пленные мерли с голода.
Весь глубокомысленный план о том, чтобы отрезать и поймать Наполеона с армией, был подобен тому плану огородника, который, выгоняя из огорода потоптавшую его гряды скотину, забежал бы к воротам и стал бы по голове бить эту скотину. Одно, что можно бы было сказать в оправдание огородника, было бы то, что он очень рассердился. Но это нельзя было даже сказать про составителей проекта, потому что не они пострадали от потоптанных гряд.
Но, кроме того, что отрезывание Наполеона с армией было бессмысленно, оно было невозможно.
Невозможно это было, во первых, потому что, так как из опыта видно, что движение колонн на пяти верстах в одном сражении никогда не совпадает с планами, то вероятность того, чтобы Чичагов, Кутузов и Витгенштейн сошлись вовремя в назначенное место, была столь ничтожна, что она равнялась невозможности, как то и думал Кутузов, еще при получении плана сказавший, что диверсии на большие расстояния не приносят желаемых результатов.
Во вторых, невозможно было потому, что, для того чтобы парализировать ту силу инерции, с которой двигалось назад войско Наполеона, надо было без сравнения большие войска, чем те, которые имели русские.
В третьих, невозможно это было потому, что военное слово отрезать не имеет никакого смысла. Отрезать можно кусок хлеба, но не армию. Отрезать армию – перегородить ей дорогу – никак нельзя, ибо места кругом всегда много, где можно обойти, и есть ночь, во время которой ничего не видно, в чем могли бы убедиться военные ученые хоть из примеров Красного и Березины. Взять же в плен никак нельзя без того, чтобы тот, кого берут в плен, на это не согласился, как нельзя поймать ласточку, хотя и можно взять ее, когда она сядет на руку. Взять в плен можно того, кто сдается, как немцы, по правилам стратегии и тактики. Но французские войска совершенно справедливо не находили этого удобным, так как одинаковая голодная и холодная смерть ожидала их на бегстве и в плену.
В четвертых же, и главное, это было невозможно потому, что никогда, с тех пор как существует мир, не было войны при тех страшных условиях, при которых она происходила в 1812 году, и русские войска в преследовании французов напрягли все свои силы и не могли сделать большего, не уничтожившись сами.
В движении русской армии от Тарутина до Красного выбыло пятьдесят тысяч больными и отсталыми, то есть число, равное населению большого губернского города. Половина людей выбыла из армии без сражений.
И об этом то периоде кампании, когда войска без сапог и шуб, с неполным провиантом, без водки, по месяцам ночуют в снегу и при пятнадцати градусах мороза; когда дня только семь и восемь часов, а остальное ночь, во время которой не может быть влияния дисциплины; когда, не так как в сраженье, на несколько часов только люди вводятся в область смерти, где уже нет дисциплины, а когда люди по месяцам живут, всякую минуту борясь с смертью от голода и холода; когда в месяц погибает половина армии, – об этом то периоде кампании нам рассказывают историки, как Милорадович должен был сделать фланговый марш туда то, а Тормасов туда то и как Чичагов должен был передвинуться туда то (передвинуться выше колена в снегу), и как тот опрокинул и отрезал, и т. д., и т. д.
Русские, умиравшие наполовину, сделали все, что можно сделать и должно было сделать для достижения достойной народа цели, и не виноваты в том, что другие русские люди, сидевшие в теплых комнатах, предполагали сделать то, что было невозможно.
Все это странное, непонятное теперь противоречие факта с описанием истории происходит только оттого, что историки, писавшие об этом событии, писали историю прекрасных чувств и слов разных генералов, а не историю событий.
Для них кажутся очень занимательны слова Милорадовича, награды, которые получил тот и этот генерал, и их предположения; а вопрос о тех пятидесяти тысячах, которые остались по госпиталям и могилам, даже не интересует их, потому что не подлежит их изучению.
А между тем стоит только отвернуться от изучения рапортов и генеральных планов, а вникнуть в движение тех сотен тысяч людей, принимавших прямое, непосредственное участие в событии, и все, казавшиеся прежде неразрешимыми, вопросы вдруг с необыкновенной легкостью и простотой получают несомненное разрешение.
Цель отрезывания Наполеона с армией никогда не существовала, кроме как в воображении десятка людей. Она не могла существовать, потому что она была бессмысленна, и достижение ее было невозможно.
Цель народа была одна: очистить свою землю от нашествия. Цель эта достигалась, во первых, сама собою, так как французы бежали, и потому следовало только не останавливать это движение. Во вторых, цель эта достигалась действиями народной войны, уничтожавшей французов, и, в третьих, тем, что большая русская армия шла следом за французами, готовая употребить силу в случае остановки движения французов.
Русская армия должна была действовать, как кнут на бегущее животное. И опытный погонщик знал, что самое выгодное держать кнут поднятым, угрожая им, а не по голове стегать бегущее животное.



Когда человек видит умирающее животное, ужас охватывает его: то, что есть он сам, – сущность его, в его глазах очевидно уничтожается – перестает быть. Но когда умирающее есть человек, и человек любимый – ощущаемый, тогда, кроме ужаса перед уничтожением жизни, чувствуется разрыв и духовная рана, которая, так же как и рана физическая, иногда убивает, иногда залечивается, но всегда болит и боится внешнего раздражающего прикосновения.
После смерти князя Андрея Наташа и княжна Марья одинаково чувствовали это. Они, нравственно согнувшись и зажмурившись от грозного, нависшего над ними облака смерти, не смели взглянуть в лицо жизни. Они осторожно берегли свои открытые раны от оскорбительных, болезненных прикосновений. Все: быстро проехавший экипаж по улице, напоминание об обеде, вопрос девушки о платье, которое надо приготовить; еще хуже, слово неискреннего, слабого участия болезненно раздражало рану, казалось оскорблением и нарушало ту необходимую тишину, в которой они обе старались прислушиваться к незамолкшему еще в их воображении страшному, строгому хору, и мешало вглядываться в те таинственные бесконечные дали, которые на мгновение открылись перед ними.
Только вдвоем им было не оскорбительно и не больно. Они мало говорили между собой. Ежели они говорили, то о самых незначительных предметах. И та и другая одинаково избегали упоминания о чем нибудь, имеющем отношение к будущему.
Признавать возможность будущего казалось им оскорблением его памяти. Еще осторожнее они обходили в своих разговорах все то, что могло иметь отношение к умершему. Им казалось, что то, что они пережили и перечувствовали, не могло быть выражено словами. Им казалось, что всякое упоминание словами о подробностях его жизни нарушало величие и святыню совершившегося в их глазах таинства.
Беспрестанные воздержания речи, постоянное старательное обхождение всего того, что могло навести на слово о нем: эти остановки с разных сторон на границе того, чего нельзя было говорить, еще чище и яснее выставляли перед их воображением то, что они чувствовали.

Но чистая, полная печаль так же невозможна, как чистая и полная радость. Княжна Марья, по своему положению одной независимой хозяйки своей судьбы, опекунши и воспитательницы племянника, первая была вызвана жизнью из того мира печали, в котором она жила первые две недели. Она получила письма от родных, на которые надо было отвечать; комната, в которую поместили Николеньку, была сыра, и он стал кашлять. Алпатыч приехал в Ярославль с отчетами о делах и с предложениями и советами переехать в Москву в Вздвиженский дом, который остался цел и требовал только небольших починок. Жизнь не останавливалась, и надо было жить. Как ни тяжело было княжне Марье выйти из того мира уединенного созерцания, в котором она жила до сих пор, как ни жалко и как будто совестно было покинуть Наташу одну, – заботы жизни требовали ее участия, и она невольно отдалась им. Она поверяла счеты с Алпатычем, советовалась с Десалем о племяннике и делала распоряжения и приготовления для своего переезда в Москву.
Наташа оставалась одна и с тех пор, как княжна Марья стала заниматься приготовлениями к отъезду, избегала и ее.
Княжна Марья предложила графине отпустить с собой Наташу в Москву, и мать и отец радостно согласились на это предложение, с каждым днем замечая упадок физических сил дочери и полагая для нее полезным и перемену места, и помощь московских врачей.
– Я никуда не поеду, – отвечала Наташа, когда ей сделали это предложение, – только, пожалуйста, оставьте меня, – сказала она и выбежала из комнаты, с трудом удерживая слезы не столько горя, сколько досады и озлобления.
После того как она почувствовала себя покинутой княжной Марьей и одинокой в своем горе, Наташа большую часть времени, одна в своей комнате, сидела с ногами в углу дивана, и, что нибудь разрывая или переминая своими тонкими, напряженными пальцами, упорным, неподвижным взглядом смотрела на то, на чем останавливались глаза. Уединение это изнуряло, мучило ее; но оно было для нее необходимо. Как только кто нибудь входил к ней, она быстро вставала, изменяла положение и выражение взгляда и бралась за книгу или шитье, очевидно с нетерпением ожидая ухода того, кто помешал ей.
Ей все казалось, что она вот вот сейчас поймет, проникнет то, на что с страшным, непосильным ей вопросом устремлен был ее душевный взгляд.
В конце декабря, в черном шерстяном платье, с небрежно связанной пучком косой, худая и бледная, Наташа сидела с ногами в углу дивана, напряженно комкая и распуская концы пояса, и смотрела на угол двери.
Она смотрела туда, куда ушел он, на ту сторону жизни. И та сторона жизни, о которой она прежде никогда не думала, которая прежде ей казалась такою далекою, невероятною, теперь была ей ближе и роднее, понятнее, чем эта сторона жизни, в которой все было или пустота и разрушение, или страдание и оскорбление.
Она смотрела туда, где она знала, что был он; но она не могла его видеть иначе, как таким, каким он был здесь. Она видела его опять таким же, каким он был в Мытищах, у Троицы, в Ярославле.
Она видела его лицо, слышала его голос и повторяла его слова и свои слова, сказанные ему, и иногда придумывала за себя и за него новые слова, которые тогда могли бы быть сказаны.
Вот он лежит на кресле в своей бархатной шубке, облокотив голову на худую, бледную руку. Грудь его страшно низка и плечи подняты. Губы твердо сжаты, глаза блестят, и на бледном лбу вспрыгивает и исчезает морщина. Одна нога его чуть заметно быстро дрожит. Наташа знает, что он борется с мучительной болью. «Что такое эта боль? Зачем боль? Что он чувствует? Как у него болит!» – думает Наташа. Он заметил ее вниманье, поднял глаза и, не улыбаясь, стал говорить.
«Одно ужасно, – сказал он, – это связать себя навеки с страдающим человеком. Это вечное мученье». И он испытующим взглядом – Наташа видела теперь этот взгляд – посмотрел на нее. Наташа, как и всегда, ответила тогда прежде, чем успела подумать о том, что она отвечает; она сказала: «Это не может так продолжаться, этого не будет, вы будете здоровы – совсем».
Она теперь сначала видела его и переживала теперь все то, что она чувствовала тогда. Она вспомнила продолжительный, грустный, строгий взгляд его при этих словах и поняла значение упрека и отчаяния этого продолжительного взгляда.
«Я согласилась, – говорила себе теперь Наташа, – что было бы ужасно, если б он остался всегда страдающим. Я сказала это тогда так только потому, что для него это было бы ужасно, а он понял это иначе. Он подумал, что это для меня ужасно бы было. Он тогда еще хотел жить – боялся смерти. И я так грубо, глупо сказала ему. Я не думала этого. Я думала совсем другое. Если бы я сказала то, что думала, я бы сказала: пускай бы он умирал, все время умирал бы перед моими глазами, я была бы счастлива в сравнении с тем, что я теперь. Теперь… Ничего, никого нет. Знал ли он это? Нет. Не знал и никогда не узнает. И теперь никогда, никогда уже нельзя поправить этого». И опять он говорил ей те же слова, но теперь в воображении своем Наташа отвечала ему иначе. Она останавливала его и говорила: «Ужасно для вас, но не для меня. Вы знайте, что мне без вас нет ничего в жизни, и страдать с вами для меня лучшее счастие». И он брал ее руку и жал ее так, как он жал ее в тот страшный вечер, за четыре дня перед смертью. И в воображении своем она говорила ему еще другие нежные, любовные речи, которые она могла бы сказать тогда, которые она говорила теперь. «Я люблю тебя… тебя… люблю, люблю…» – говорила она, судорожно сжимая руки, стискивая зубы с ожесточенным усилием.
И сладкое горе охватывало ее, и слезы уже выступали в глаза, но вдруг она спрашивала себя: кому она говорит это? Где он и кто он теперь? И опять все застилалось сухим, жестким недоумением, и опять, напряженно сдвинув брови, она вглядывалась туда, где он был. И вот, вот, ей казалось, она проникает тайну… Но в ту минуту, как уж ей открывалось, казалось, непонятное, громкий стук ручки замка двери болезненно поразил ее слух. Быстро и неосторожно, с испуганным, незанятым ею выражением лица, в комнату вошла горничная Дуняша.
– Пожалуйте к папаше, скорее, – сказала Дуняша с особенным и оживленным выражением. – Несчастье, о Петре Ильиче… письмо, – всхлипнув, проговорила она.


Кроме общего чувства отчуждения от всех людей, Наташа в это время испытывала особенное чувство отчуждения от лиц своей семьи. Все свои: отец, мать, Соня, были ей так близки, привычны, так будничны, что все их слова, чувства казались ей оскорблением того мира, в котором она жила последнее время, и она не только была равнодушна, но враждебно смотрела на них. Она слышала слова Дуняши о Петре Ильиче, о несчастии, но не поняла их.
«Какое там у них несчастие, какое может быть несчастие? У них все свое старое, привычное и покойное», – мысленно сказала себе Наташа.
Когда она вошла в залу, отец быстро выходил из комнаты графини. Лицо его было сморщено и мокро от слез. Он, видимо, выбежал из той комнаты, чтобы дать волю давившим его рыданиям. Увидав Наташу, он отчаянно взмахнул руками и разразился болезненно судорожными всхлипываниями, исказившими его круглое, мягкое лицо.
– Пе… Петя… Поди, поди, она… она… зовет… – И он, рыдая, как дитя, быстро семеня ослабевшими ногами, подошел к стулу и упал почти на него, закрыв лицо руками.
Вдруг как электрический ток пробежал по всему существу Наташи. Что то страшно больно ударило ее в сердце. Она почувствовала страшную боль; ей показалось, что что то отрывается в ней и что она умирает. Но вслед за болью она почувствовала мгновенно освобождение от запрета жизни, лежавшего на ней. Увидав отца и услыхав из за двери страшный, грубый крик матери, она мгновенно забыла себя и свое горе. Она подбежала к отцу, но он, бессильно махая рукой, указывал на дверь матери. Княжна Марья, бледная, с дрожащей нижней челюстью, вышла из двери и взяла Наташу за руку, говоря ей что то. Наташа не видела, не слышала ее. Она быстрыми шагами вошла в дверь, остановилась на мгновение, как бы в борьбе с самой собой, и подбежала к матери.
Графиня лежала на кресле, странно неловко вытягиваясь, и билась головой об стену. Соня и девушки держали ее за руки.
– Наташу, Наташу!.. – кричала графиня. – Неправда, неправда… Он лжет… Наташу! – кричала она, отталкивая от себя окружающих. – Подите прочь все, неправда! Убили!.. ха ха ха ха!.. неправда!
Наташа стала коленом на кресло, нагнулась над матерью, обняла ее, с неожиданной силой подняла, повернула к себе ее лицо и прижалась к ней.
– Маменька!.. голубчик!.. Я тут, друг мой. Маменька, – шептала она ей, не замолкая ни на секунду.
Она не выпускала матери, нежно боролась с ней, требовала подушки, воды, расстегивала и разрывала платье на матери.
– Друг мой, голубушка… маменька, душенька, – не переставая шептала она, целуя ее голову, руки, лицо и чувствуя, как неудержимо, ручьями, щекоча ей нос и щеки, текли ее слезы.
Графиня сжала руку дочери, закрыла глаза и затихла на мгновение. Вдруг она с непривычной быстротой поднялась, бессмысленно оглянулась и, увидав Наташу, стала из всех сил сжимать ее голову. Потом она повернула к себе ее морщившееся от боли лицо и долго вглядывалась в него.
– Наташа, ты меня любишь, – сказала она тихим, доверчивым шепотом. – Наташа, ты не обманешь меня? Ты мне скажешь всю правду?
Наташа смотрела на нее налитыми слезами глазами, и в лице ее была только мольба о прощении и любви.
– Друг мой, маменька, – повторяла она, напрягая все силы своей любви на то, чтобы как нибудь снять с нее на себя излишек давившего ее горя.
И опять в бессильной борьбе с действительностью мать, отказываясь верить в то, что она могла жить, когда был убит цветущий жизнью ее любимый мальчик, спасалась от действительности в мире безумия.
Наташа не помнила, как прошел этот день, ночь, следующий день, следующая ночь. Она не спала и не отходила от матери. Любовь Наташи, упорная, терпеливая, не как объяснение, не как утешение, а как призыв к жизни, всякую секунду как будто со всех сторон обнимала графиню. На третью ночь графиня затихла на несколько минут, и Наташа закрыла глаза, облокотив голову на ручку кресла. Кровать скрипнула. Наташа открыла глаза. Графиня сидела на кровати и тихо говорила.
– Как я рада, что ты приехал. Ты устал, хочешь чаю? – Наташа подошла к ней. – Ты похорошел и возмужал, – продолжала графиня, взяв дочь за руку.
– Маменька, что вы говорите!..
– Наташа, его нет, нет больше! – И, обняв дочь, в первый раз графиня начала плакать.


Княжна Марья отложила свой отъезд. Соня, граф старались заменить Наташу, но не могли. Они видели, что она одна могла удерживать мать от безумного отчаяния. Три недели Наташа безвыходно жила при матери, спала на кресле в ее комнате, поила, кормила ее и не переставая говорила с ней, – говорила, потому что один нежный, ласкающий голос ее успокоивал графиню.
Душевная рана матери не могла залечиться. Смерть Пети оторвала половину ее жизни. Через месяц после известия о смерти Пети, заставшего ее свежей и бодрой пятидесятилетней женщиной, она вышла из своей комнаты полумертвой и не принимающею участия в жизни – старухой. Но та же рана, которая наполовину убила графиню, эта новая рана вызвала Наташу к жизни.
Душевная рана, происходящая от разрыва духовного тела, точно так же, как и рана физическая, как ни странно это кажется, после того как глубокая рана зажила и кажется сошедшейся своими краями, рана душевная, как и физическая, заживает только изнутри выпирающею силой жизни.
Так же зажила рана Наташи. Она думала, что жизнь ее кончена. Но вдруг любовь к матери показала ей, что сущность ее жизни – любовь – еще жива в ней. Проснулась любовь, и проснулась жизнь.
Последние дни князя Андрея связали Наташу с княжной Марьей. Новое несчастье еще более сблизило их. Княжна Марья отложила свой отъезд и последние три недели, как за больным ребенком, ухаживала за Наташей. Последние недели, проведенные Наташей в комнате матери, надорвали ее физические силы.
Однажды княжна Марья, в середине дня, заметив, что Наташа дрожит в лихорадочном ознобе, увела ее к себе и уложила на своей постели. Наташа легла, но когда княжна Марья, опустив сторы, хотела выйти, Наташа подозвала ее к себе.
– Мне не хочется спать. Мари, посиди со мной.
– Ты устала – постарайся заснуть.
– Нет, нет. Зачем ты увела меня? Она спросит.
– Ей гораздо лучше. Она нынче так хорошо говорила, – сказала княжна Марья.
Наташа лежала в постели и в полутьме комнаты рассматривала лицо княжны Марьи.
«Похожа она на него? – думала Наташа. – Да, похожа и не похожа. Но она особенная, чужая, совсем новая, неизвестная. И она любит меня. Что у ней на душе? Все доброе. Но как? Как она думает? Как она на меня смотрит? Да, она прекрасная».
– Маша, – сказала она, робко притянув к себе ее руку. – Маша, ты не думай, что я дурная. Нет? Маша, голубушка. Как я тебя люблю. Будем совсем, совсем друзьями.
И Наташа, обнимая, стала целовать руки и лицо княжны Марьи. Княжна Марья стыдилась и радовалась этому выражению чувств Наташи.
С этого дня между княжной Марьей и Наташей установилась та страстная и нежная дружба, которая бывает только между женщинами. Они беспрестанно целовались, говорили друг другу нежные слова и большую часть времени проводили вместе. Если одна выходила, то другаябыла беспокойна и спешила присоединиться к ней. Они вдвоем чувствовали большее согласие между собой, чем порознь, каждая сама с собою. Между ними установилось чувство сильнейшее, чем дружба: это было исключительное чувство возможности жизни только в присутствии друг друга.
Иногда они молчали целые часы; иногда, уже лежа в постелях, они начинали говорить и говорили до утра. Они говорили большей частию о дальнем прошедшем. Княжна Марья рассказывала про свое детство, про свою мать, про своего отца, про свои мечтания; и Наташа, прежде с спокойным непониманием отворачивавшаяся от этой жизни, преданности, покорности, от поэзии христианского самоотвержения, теперь, чувствуя себя связанной любовью с княжной Марьей, полюбила и прошедшее княжны Марьи и поняла непонятную ей прежде сторону жизни. Она не думала прилагать к своей жизни покорность и самоотвержение, потому что она привыкла искать других радостей, но она поняла и полюбила в другой эту прежде непонятную ей добродетель. Для княжны Марьи, слушавшей рассказы о детстве и первой молодости Наташи, тоже открывалась прежде непонятная сторона жизни, вера в жизнь, в наслаждения жизни.
Они всё точно так же никогда не говорили про него с тем, чтобы не нарушать словами, как им казалось, той высоты чувства, которая была в них, а это умолчание о нем делало то, что понемногу, не веря этому, они забывали его.
Наташа похудела, побледнела и физически так стала слаба, что все постоянно говорили о ее здоровье, и ей это приятно было. Но иногда на нее неожиданно находил не только страх смерти, но страх болезни, слабости, потери красоты, и невольно она иногда внимательно разглядывала свою голую руку, удивляясь на ее худобу, или заглядывалась по утрам в зеркало на свое вытянувшееся, жалкое, как ей казалось, лицо. Ей казалось, что это так должно быть, и вместе с тем становилось страшно и грустно.
Один раз она скоро взошла наверх и тяжело запыхалась. Тотчас же невольно она придумала себе дело внизу и оттуда вбежала опять наверх, пробуя силы и наблюдая за собой.
Другой раз она позвала Дуняшу, и голос ее задребезжал. Она еще раз кликнула ее, несмотря на то, что она слышала ее шаги, – кликнула тем грудным голосом, которым она певала, и прислушалась к нему.
Она не знала этого, не поверила бы, но под казавшимся ей непроницаемым слоем ила, застлавшим ее душу, уже пробивались тонкие, нежные молодые иглы травы, которые должны были укорениться и так застлать своими жизненными побегами задавившее ее горе, что его скоро будет не видно и не заметно. Рана заживала изнутри. В конце января княжна Марья уехала в Москву, и граф настоял на том, чтобы Наташа ехала с нею, с тем чтобы посоветоваться с докторами.


После столкновения при Вязьме, где Кутузов не мог удержать свои войска от желания опрокинуть, отрезать и т. д., дальнейшее движение бежавших французов и за ними бежавших русских, до Красного, происходило без сражений. Бегство было так быстро, что бежавшая за французами русская армия не могла поспевать за ними, что лошади в кавалерии и артиллерии становились и что сведения о движении французов были всегда неверны.
Люди русского войска были так измучены этим непрерывным движением по сорок верст в сутки, что не могли двигаться быстрее.
Чтобы понять степень истощения русской армии, надо только ясно понять значение того факта, что, потеряв ранеными и убитыми во все время движения от Тарутина не более пяти тысяч человек, не потеряв сотни людей пленными, армия русская, вышедшая из Тарутина в числе ста тысяч, пришла к Красному в числе пятидесяти тысяч.
Быстрое движение русских за французами действовало на русскую армию точно так же разрушительно, как и бегство французов. Разница была только в том, что русская армия двигалась произвольно, без угрозы погибели, которая висела над французской армией, и в том, что отсталые больные у французов оставались в руках врага, отсталые русские оставались у себя дома. Главная причина уменьшения армии Наполеона была быстрота движения, и несомненным доказательством тому служит соответственное уменьшение русских войск.
Вся деятельность Кутузова, как это было под Тарутиным и под Вязьмой, была направлена только к тому, чтобы, – насколько то было в его власти, – не останавливать этого гибельного для французов движения (как хотели в Петербурге и в армии русские генералы), а содействовать ему и облегчить движение своих войск.
Но, кроме того, со времени выказавшихся в войсках утомления и огромной убыли, происходивших от быстроты движения, еще другая причина представлялась Кутузову для замедления движения войск и для выжидания. Цель русских войск была – следование за французами. Путь французов был неизвестен, и потому, чем ближе следовали наши войска по пятам французов, тем больше они проходили расстояния. Только следуя в некотором расстоянии, можно было по кратчайшему пути перерезывать зигзаги, которые делали французы. Все искусные маневры, которые предлагали генералы, выражались в передвижениях войск, в увеличении переходов, а единственно разумная цель состояла в том, чтобы уменьшить эти переходы. И к этой цели во всю кампанию, от Москвы до Вильны, была направлена деятельность Кутузова – не случайно, не временно, но так последовательно, что он ни разу не изменил ей.
Кутузов знал не умом или наукой, а всем русским существом своим знал и чувствовал то, что чувствовал каждый русский солдат, что французы побеждены, что враги бегут и надо выпроводить их; но вместе с тем он чувствовал, заодно с солдатами, всю тяжесть этого, неслыханного по быстроте и времени года, похода.
Но генералам, в особенности не русским, желавшим отличиться, удивить кого то, забрать в плен для чего то какого нибудь герцога или короля, – генералам этим казалось теперь, когда всякое сражение было и гадко и бессмысленно, им казалось, что теперь то самое время давать сражения и побеждать кого то. Кутузов только пожимал плечами, когда ему один за другим представляли проекты маневров с теми дурно обутыми, без полушубков, полуголодными солдатами, которые в один месяц, без сражений, растаяли до половины и с которыми, при наилучших условиях продолжающегося бегства, надо было пройти до границы пространство больше того, которое было пройдено.
В особенности это стремление отличиться и маневрировать, опрокидывать и отрезывать проявлялось тогда, когда русские войска наталкивались на войска французов.
Так это случилось под Красным, где думали найти одну из трех колонн французов и наткнулись на самого Наполеона с шестнадцатью тысячами. Несмотря на все средства, употребленные Кутузовым, для того чтобы избавиться от этого пагубного столкновения и чтобы сберечь свои войска, три дня у Красного продолжалось добивание разбитых сборищ французов измученными людьми русской армии.
Толь написал диспозицию: die erste Colonne marschiert [первая колонна направится туда то] и т. д. И, как всегда, сделалось все не по диспозиции. Принц Евгений Виртембергский расстреливал с горы мимо бегущие толпы французов и требовал подкрепления, которое не приходило. Французы, по ночам обегая русских, рассыпались, прятались в леса и пробирались, кто как мог, дальше.
Милорадович, который говорил, что он знать ничего не хочет о хозяйственных делах отряда, которого никогда нельзя было найти, когда его было нужно, «chevalier sans peur et sans reproche» [«рыцарь без страха и упрека»], как он сам называл себя, и охотник до разговоров с французами, посылал парламентеров, требуя сдачи, и терял время и делал не то, что ему приказывали.
– Дарю вам, ребята, эту колонну, – говорил он, подъезжая к войскам и указывая кавалеристам на французов. И кавалеристы на худых, ободранных, еле двигающихся лошадях, подгоняя их шпорами и саблями, рысцой, после сильных напряжений, подъезжали к подаренной колонне, то есть к толпе обмороженных, закоченевших и голодных французов; и подаренная колонна кидала оружие и сдавалась, чего ей уже давно хотелось.
Под Красным взяли двадцать шесть тысяч пленных, сотни пушек, какую то палку, которую называли маршальским жезлом, и спорили о том, кто там отличился, и были этим довольны, но очень сожалели о том, что не взяли Наполеона или хоть какого нибудь героя, маршала, и упрекали в этом друг друга и в особенности Кутузова.
Люди эти, увлекаемые своими страстями, были слепыми исполнителями только самого печального закона необходимости; но они считали себя героями и воображали, что то, что они делали, было самое достойное и благородное дело. Они обвиняли Кутузова и говорили, что он с самого начала кампании мешал им победить Наполеона, что он думает только об удовлетворении своих страстей и не хотел выходить из Полотняных Заводов, потому что ему там было покойно; что он под Красным остановил движенье только потому, что, узнав о присутствии Наполеона, он совершенно потерялся; что можно предполагать, что он находится в заговоре с Наполеоном, что он подкуплен им, [Записки Вильсона. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ] и т. д., и т. д.
Мало того, что современники, увлекаемые страстями, говорили так, – потомство и история признали Наполеона grand, a Кутузова: иностранцы – хитрым, развратным, слабым придворным стариком; русские – чем то неопределенным – какой то куклой, полезной только по своему русскому имени…


В 12 м и 13 м годах Кутузова прямо обвиняли за ошибки. Государь был недоволен им. И в истории, написанной недавно по высочайшему повелению, сказано, что Кутузов был хитрый придворный лжец, боявшийся имени Наполеона и своими ошибками под Красным и под Березиной лишивший русские войска славы – полной победы над французами. [История 1812 года Богдановича: характеристика Кутузова и рассуждение о неудовлетворительности результатов Красненских сражений. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ]
Такова судьба не великих людей, не grand homme, которых не признает русский ум, а судьба тех редких, всегда одиноких людей, которые, постигая волю провидения, подчиняют ей свою личную волю. Ненависть и презрение толпы наказывают этих людей за прозрение высших законов.
Для русских историков – странно и страшно сказать – Наполеон – это ничтожнейшее орудие истории – никогда и нигде, даже в изгнании, не выказавший человеческого достоинства, – Наполеон есть предмет восхищения и восторга; он grand. Кутузов же, тот человек, который от начала и до конца своей деятельности в 1812 году, от Бородина и до Вильны, ни разу ни одним действием, ни словом не изменяя себе, являет необычайный s истории пример самоотвержения и сознания в настоящем будущего значения события, – Кутузов представляется им чем то неопределенным и жалким, и, говоря о Кутузове и 12 м годе, им всегда как будто немножко стыдно.
А между тем трудно себе представить историческое лицо, деятельность которого так неизменно постоянно была бы направлена к одной и той же цели. Трудно вообразить себе цель, более достойную и более совпадающую с волею всего народа. Еще труднее найти другой пример в истории, где бы цель, которую поставило себе историческое лицо, была бы так совершенно достигнута, как та цель, к достижению которой была направлена вся деятельность Кутузова в 1812 году.
Кутузов никогда не говорил о сорока веках, которые смотрят с пирамид, о жертвах, которые он приносит отечеству, о том, что он намерен совершить или совершил: он вообще ничего не говорил о себе, не играл никакой роли, казался всегда самым простым и обыкновенным человеком и говорил самые простые и обыкновенные вещи. Он писал письма своим дочерям и m me Stael, читал романы, любил общество красивых женщин, шутил с генералами, офицерами и солдатами и никогда не противоречил тем людям, которые хотели ему что нибудь доказывать. Когда граф Растопчин на Яузском мосту подскакал к Кутузову с личными упреками о том, кто виноват в погибели Москвы, и сказал: «Как же вы обещали не оставлять Москвы, не дав сраженья?» – Кутузов отвечал: «Я и не оставлю Москвы без сражения», несмотря на то, что Москва была уже оставлена. Когда приехавший к нему от государя Аракчеев сказал, что надо бы Ермолова назначить начальником артиллерии, Кутузов отвечал: «Да, я и сам только что говорил это», – хотя он за минуту говорил совсем другое. Какое дело было ему, одному понимавшему тогда весь громадный смысл события, среди бестолковой толпы, окружавшей его, какое ему дело было до того, к себе или к нему отнесет граф Растопчин бедствие столицы? Еще менее могло занимать его то, кого назначат начальником артиллерии.
Не только в этих случаях, но беспрестанно этот старый человек дошедший опытом жизни до убеждения в том, что мысли и слова, служащие им выражением, не суть двигатели людей, говорил слова совершенно бессмысленные – первые, которые ему приходили в голову.
Но этот самый человек, так пренебрегавший своими словами, ни разу во всю свою деятельность не сказал ни одного слова, которое было бы не согласно с той единственной целью, к достижению которой он шел во время всей войны. Очевидно, невольно, с тяжелой уверенностью, что не поймут его, он неоднократно в самых разнообразных обстоятельствах высказывал свою мысль. Начиная от Бородинского сражения, с которого начался его разлад с окружающими, он один говорил, что Бородинское сражение есть победа, и повторял это и изустно, и в рапортах, и донесениях до самой своей смерти. Он один сказал, что потеря Москвы не есть потеря России. Он в ответ Лористону на предложение о мире отвечал, что мира не может быть, потому что такова воля народа; он один во время отступления французов говорил, что все наши маневры не нужны, что все сделается само собой лучше, чем мы того желаем, что неприятелю надо дать золотой мост, что ни Тарутинское, ни Вяземское, ни Красненское сражения не нужны, что с чем нибудь надо прийти на границу, что за десять французов он не отдаст одного русского.
И он один, этот придворный человек, как нам изображают его, человек, который лжет Аракчееву с целью угодить государю, – он один, этот придворный человек, в Вильне, тем заслуживая немилость государя, говорит, что дальнейшая война за границей вредна и бесполезна.
Но одни слова не доказали бы, что он тогда понимал значение события. Действия его – все без малейшего отступления, все были направлены к одной и той же цели, выражающейся в трех действиях: 1) напрячь все свои силы для столкновения с французами, 2) победить их и 3) изгнать из России, облегчая, насколько возможно, бедствия народа и войска.
Он, тот медлитель Кутузов, которого девиз есть терпение и время, враг решительных действий, он дает Бородинское сражение, облекая приготовления к нему в беспримерную торжественность. Он, тот Кутузов, который в Аустерлицком сражении, прежде начала его, говорит, что оно будет проиграно, в Бородине, несмотря на уверения генералов о том, что сражение проиграно, несмотря на неслыханный в истории пример того, что после выигранного сражения войско должно отступать, он один, в противность всем, до самой смерти утверждает, что Бородинское сражение – победа. Он один во все время отступления настаивает на том, чтобы не давать сражений, которые теперь бесполезны, не начинать новой войны и не переходить границ России.
Теперь понять значение события, если только не прилагать к деятельности масс целей, которые были в голове десятка людей, легко, так как все событие с его последствиями лежит перед нами.
Но каким образом тогда этот старый человек, один, в противность мнения всех, мог угадать, так верно угадал тогда значение народного смысла события, что ни разу во всю свою деятельность не изменил ему?
Источник этой необычайной силы прозрения в смысл совершающихся явлений лежал в том народном чувстве, которое он носил в себе во всей чистоте и силе его.
Только признание в нем этого чувства заставило народ такими странными путями из в немилости находящегося старика выбрать его против воли царя в представители народной войны. И только это чувство поставило его на ту высшую человеческую высоту, с которой он, главнокомандующий, направлял все свои силы не на то, чтоб убивать и истреблять людей, а на то, чтобы спасать и жалеть их.
Простая, скромная и потому истинно величественная фигура эта не могла улечься в ту лживую форму европейского героя, мнимо управляющего людьми, которую придумала история.
Для лакея не может быть великого человека, потому что у лакея свое понятие о величии.


5 ноября был первый день так называемого Красненского сражения. Перед вечером, когда уже после многих споров и ошибок генералов, зашедших не туда, куда надо; после рассылок адъютантов с противуприказаниями, когда уже стало ясно, что неприятель везде бежит и сражения не может быть и не будет, Кутузов выехал из Красного и поехал в Доброе, куда была переведена в нынешний день главная квартира.
День был ясный, морозный. Кутузов с огромной свитой недовольных им, шушукающихся за ним генералов, верхом на своей жирной белой лошадке ехал к Доброму. По всей дороге толпились, отогреваясь у костров, партии взятых нынешний день французских пленных (их взято было в этот день семь тысяч). Недалеко от Доброго огромная толпа оборванных, обвязанных и укутанных чем попало пленных гудела говором, стоя на дороге подле длинного ряда отпряженных французских орудий. При приближении главнокомандующего говор замолк, и все глаза уставились на Кутузова, который в своей белой с красным околышем шапке и ватной шинели, горбом сидевшей на его сутуловатых плечах, медленно подвигался по дороге. Один из генералов докладывал Кутузову, где взяты орудия и пленные.
Кутузов, казалось, чем то озабочен и не слышал слов генерала. Он недовольно щурился и внимательно и пристально вглядывался в те фигуры пленных, которые представляли особенно жалкий вид. Большая часть лиц французских солдат были изуродованы отмороженными носами и щеками, и почти у всех были красные, распухшие и гноившиеся глаза.
Одна кучка французов стояла близко у дороги, и два солдата – лицо одного из них было покрыто болячками – разрывали руками кусок сырого мяса. Что то было страшное и животное в том беглом взгляде, который они бросили на проезжавших, и в том злобном выражении, с которым солдат с болячками, взглянув на Кутузова, тотчас же отвернулся и продолжал свое дело.
Кутузов долго внимательно поглядел на этих двух солдат; еще более сморщившись, он прищурил глаза и раздумчиво покачал головой. В другом месте он заметил русского солдата, который, смеясь и трепля по плечу француза, что то ласково говорил ему. Кутузов опять с тем же выражением покачал головой.
– Что ты говоришь? Что? – спросил он у генерала, продолжавшего докладывать и обращавшего внимание главнокомандующего на французские взятые знамена, стоявшие перед фронтом Преображенского полка.
– А, знамена! – сказал Кутузов, видимо с трудом отрываясь от предмета, занимавшего его мысли. Он рассеянно оглянулся. Тысячи глаз со всех сторон, ожидая его сло ва, смотрели на него.
Перед Преображенским полком он остановился, тяжело вздохнул и закрыл глаза. Кто то из свиты махнул, чтобы державшие знамена солдаты подошли и поставили их древками знамен вокруг главнокомандующего. Кутузов помолчал несколько секунд и, видимо неохотно, подчиняясь необходимости своего положения, поднял голову и начал говорить. Толпы офицеров окружили его. Он внимательным взглядом обвел кружок офицеров, узнав некоторых из них.
– Благодарю всех! – сказал он, обращаясь к солдатам и опять к офицерам. В тишине, воцарившейся вокруг него, отчетливо слышны были его медленно выговариваемые слова. – Благодарю всех за трудную и верную службу. Победа совершенная, и Россия не забудет вас. Вам слава вовеки! – Он помолчал, оглядываясь.
– Нагни, нагни ему голову то, – сказал он солдату, державшему французского орла и нечаянно опустившему его перед знаменем преображенцев. – Пониже, пониже, так то вот. Ура! ребята, – быстрым движением подбородка обратись к солдатам, проговорил он.
– Ура ра ра! – заревели тысячи голосов. Пока кричали солдаты, Кутузов, согнувшись на седле, склонил голову, и глаз его засветился кротким, как будто насмешливым, блеском.
– Вот что, братцы, – сказал он, когда замолкли голоса…
И вдруг голос и выражение лица его изменились: перестал говорить главнокомандующий, а заговорил простой, старый человек, очевидно что то самое нужное желавший сообщить теперь своим товарищам.
В толпе офицеров и в рядах солдат произошло движение, чтобы яснее слышать то, что он скажет теперь.
– А вот что, братцы. Я знаю, трудно вам, да что же делать! Потерпите; недолго осталось. Выпроводим гостей, отдохнем тогда. За службу вашу вас царь не забудет. Вам трудно, да все же вы дома; а они – видите, до чего они дошли, – сказал он, указывая на пленных. – Хуже нищих последних. Пока они были сильны, мы себя не жалели, а теперь их и пожалеть можно. Тоже и они люди. Так, ребята?
Он смотрел вокруг себя, и в упорных, почтительно недоумевающих, устремленных на него взглядах он читал сочувствие своим словам: лицо его становилось все светлее и светлее от старческой кроткой улыбки, звездами морщившейся в углах губ и глаз. Он помолчал и как бы в недоумении опустил голову.
– А и то сказать, кто же их к нам звал? Поделом им, м… и… в г…. – вдруг сказал он, подняв голову. И, взмахнув нагайкой, он галопом, в первый раз во всю кампанию, поехал прочь от радостно хохотавших и ревевших ура, расстроивавших ряды солдат.
Слова, сказанные Кутузовым, едва ли были поняты войсками. Никто не сумел бы передать содержания сначала торжественной и под конец простодушно стариковской речи фельдмаршала; но сердечный смысл этой речи не только был понят, но то самое, то самое чувство величественного торжества в соединении с жалостью к врагам и сознанием своей правоты, выраженное этим, именно этим стариковским, добродушным ругательством, – это самое (чувство лежало в душе каждого солдата и выразилось радостным, долго не умолкавшим криком. Когда после этого один из генералов с вопросом о том, не прикажет ли главнокомандующий приехать коляске, обратился к нему, Кутузов, отвечая, неожиданно всхлипнул, видимо находясь в сильном волнении.


8 го ноября последний день Красненских сражений; уже смерклось, когда войска пришли на место ночлега. Весь день был тихий, морозный, с падающим легким, редким снегом; к вечеру стало выясняться. Сквозь снежинки виднелось черно лиловое звездное небо, и мороз стал усиливаться.
Мушкатерский полк, вышедший из Тарутина в числе трех тысяч, теперь, в числе девятисот человек, пришел одним из первых на назначенное место ночлега, в деревне на большой дороге. Квартиргеры, встретившие полк, объявили, что все избы заняты больными и мертвыми французами, кавалеристами и штабами. Была только одна изба для полкового командира.
Полковой командир подъехал к своей избе. Полк прошел деревню и у крайних изб на дороге поставил ружья в козлы.
Как огромное, многочленное животное, полк принялся за работу устройства своего логовища и пищи. Одна часть солдат разбрелась, по колено в снегу, в березовый лес, бывший вправо от деревни, и тотчас же послышались в лесу стук топоров, тесаков, треск ломающихся сучьев и веселые голоса; другая часть возилась около центра полковых повозок и лошадей, поставленных в кучку, доставая котлы, сухари и задавая корм лошадям; третья часть рассыпалась в деревне, устраивая помещения штабным, выбирая мертвые тела французов, лежавшие по избам, и растаскивая доски, сухие дрова и солому с крыш для костров и плетни для защиты.
Человек пятнадцать солдат за избами, с края деревни, с веселым криком раскачивали высокий плетень сарая, с которого снята уже была крыша.
– Ну, ну, разом, налегни! – кричали голоса, и в темноте ночи раскачивалось с морозным треском огромное, запорошенное снегом полотно плетня. Чаще и чаще трещали нижние колья, и, наконец, плетень завалился вместе с солдатами, напиравшими на него. Послышался громкий грубо радостный крик и хохот.
– Берись по двое! рочаг подавай сюда! вот так то. Куда лезешь то?
– Ну, разом… Да стой, ребята!.. С накрика!
Все замолкли, и негромкий, бархатно приятный голос запел песню. В конце третьей строфы, враз с окончанием последнего звука, двадцать голосов дружно вскрикнули: «Уууу! Идет! Разом! Навались, детки!..» Но, несмотря на дружные усилия, плетень мало тронулся, и в установившемся молчании слышалось тяжелое пыхтенье.
– Эй вы, шестой роты! Черти, дьяволы! Подсоби… тоже мы пригодимся.
Шестой роты человек двадцать, шедшие в деревню, присоединились к тащившим; и плетень, саженей в пять длины и в сажень ширины, изогнувшись, надавя и режа плечи пыхтевших солдат, двинулся вперед по улице деревни.
– Иди, что ли… Падай, эка… Чего стал? То то… Веселые, безобразные ругательства не замолкали.
– Вы чего? – вдруг послышался начальственный голос солдата, набежавшего на несущих.
– Господа тут; в избе сам анарал, а вы, черти, дьяволы, матершинники. Я вас! – крикнул фельдфебель и с размаху ударил в спину первого подвернувшегося солдата. – Разве тихо нельзя?
Солдаты замолкли. Солдат, которого ударил фельдфебель, стал, покряхтывая, обтирать лицо, которое он в кровь разодрал, наткнувшись на плетень.
– Вишь, черт, дерется как! Аж всю морду раскровянил, – сказал он робким шепотом, когда отошел фельдфебель.
– Али не любишь? – сказал смеющийся голос; и, умеряя звуки голосов, солдаты пошли дальше. Выбравшись за деревню, они опять заговорили так же громко, пересыпая разговор теми же бесцельными ругательствами.
В избе, мимо которой проходили солдаты, собралось высшее начальство, и за чаем шел оживленный разговор о прошедшем дне и предполагаемых маневрах будущего. Предполагалось сделать фланговый марш влево, отрезать вице короля и захватить его.
Когда солдаты притащили плетень, уже с разных сторон разгорались костры кухонь. Трещали дрова, таял снег, и черные тени солдат туда и сюда сновали по всему занятому, притоптанному в снегу, пространству.
Топоры, тесаки работали со всех сторон. Все делалось без всякого приказания. Тащились дрова про запас ночи, пригораживались шалашики начальству, варились котелки, справлялись ружья и амуниция.
Притащенный плетень осьмою ротой поставлен полукругом со стороны севера, подперт сошками, и перед ним разложен костер. Пробили зарю, сделали расчет, поужинали и разместились на ночь у костров – кто чиня обувь, кто куря трубку, кто, донага раздетый, выпаривая вшей.


Казалось бы, что в тех, почти невообразимо тяжелых условиях существования, в которых находились в то время русские солдаты, – без теплых сапог, без полушубков, без крыши над головой, в снегу при 18° мороза, без полного даже количества провианта, не всегда поспевавшего за армией, – казалось, солдаты должны бы были представлять самое печальное и унылое зрелище.
Напротив, никогда, в самых лучших материальных условиях, войско не представляло более веселого, оживленного зрелища. Это происходило оттого, что каждый день выбрасывалось из войска все то, что начинало унывать или слабеть. Все, что было физически и нравственно слабого, давно уже осталось назади: оставался один цвет войска – по силе духа и тела.
К осьмой роте, пригородившей плетень, собралось больше всего народа. Два фельдфебеля присели к ним, и костер их пылал ярче других. Они требовали за право сиденья под плетнем приношения дров.
– Эй, Макеев, что ж ты …. запропал или тебя волки съели? Неси дров то, – кричал один краснорожий рыжий солдат, щурившийся и мигавший от дыма, но не отодвигавшийся от огня. – Поди хоть ты, ворона, неси дров, – обратился этот солдат к другому. Рыжий был не унтер офицер и не ефрейтор, но был здоровый солдат, и потому повелевал теми, которые были слабее его. Худенький, маленький, с вострым носиком солдат, которого назвали вороной, покорно встал и пошел было исполнять приказание, но в это время в свет костра вступила уже тонкая красивая фигура молодого солдата, несшего беремя дров.
– Давай сюда. Во важно то!
Дрова наломали, надавили, поддули ртами и полами шинелей, и пламя зашипело и затрещало. Солдаты, придвинувшись, закурили трубки. Молодой, красивый солдат, который притащил дрова, подперся руками в бока и стал быстро и ловко топотать озябшими ногами на месте.
– Ах, маменька, холодная роса, да хороша, да в мушкатера… – припевал он, как будто икая на каждом слоге песни.
– Эй, подметки отлетят! – крикнул рыжий, заметив, что у плясуна болталась подметка. – Экой яд плясать!
Плясун остановился, оторвал болтавшуюся кожу и бросил в огонь.
– И то, брат, – сказал он; и, сев, достал из ранца обрывок французского синего сукна и стал обвертывать им ногу. – С пару зашлись, – прибавил он, вытягивая ноги к огню.
– Скоро новые отпустят. Говорят, перебьем до копца, тогда всем по двойному товару.
– А вишь, сукин сын Петров, отстал таки, – сказал фельдфебель.
– Я его давно замечал, – сказал другой.
– Да что, солдатенок…
– А в третьей роте, сказывали, за вчерашний день девять человек недосчитали.
– Да, вот суди, как ноги зазнобишь, куда пойдешь?
– Э, пустое болтать! – сказал фельдфебель.
– Али и тебе хочется того же? – сказал старый солдат, с упреком обращаясь к тому, который сказал, что ноги зазнобил.
– А ты что же думаешь? – вдруг приподнявшись из за костра, пискливым и дрожащим голосом заговорил востроносенький солдат, которого называли ворона. – Кто гладок, так похудает, а худому смерть. Вот хоть бы я. Мочи моей нет, – сказал он вдруг решительно, обращаясь к фельдфебелю, – вели в госпиталь отослать, ломота одолела; а то все одно отстанешь…
– Ну буде, буде, – спокойно сказал фельдфебель. Солдатик замолчал, и разговор продолжался.
– Нынче мало ли французов этих побрали; а сапог, прямо сказать, ни на одном настоящих нет, так, одна названье, – начал один из солдат новый разговор.
– Всё казаки поразули. Чистили для полковника избу, выносили их. Жалости смотреть, ребята, – сказал плясун. – Разворочали их: так живой один, веришь ли, лопочет что то по своему.
– А чистый народ, ребята, – сказал первый. – Белый, вот как береза белый, и бравые есть, скажи, благородные.
– А ты думаешь как? У него от всех званий набраны.
– А ничего не знают по нашему, – с улыбкой недоумения сказал плясун. – Я ему говорю: «Чьей короны?», а он свое лопочет. Чудесный народ!
– Ведь то мудрено, братцы мои, – продолжал тот, который удивлялся их белизне, – сказывали мужики под Можайским, как стали убирать битых, где страженья то была, так ведь что, говорит, почитай месяц лежали мертвые ихние то. Что ж, говорит, лежит, говорит, ихний то, как бумага белый, чистый, ни синь пороха не пахнет.
– Что ж, от холода, что ль? – спросил один.
– Эка ты умный! От холода! Жарко ведь было. Кабы от стужи, так и наши бы тоже не протухли. А то, говорит, подойдешь к нашему, весь, говорит, прогнил в червях. Так, говорит, платками обвяжемся, да, отворотя морду, и тащим; мочи нет. А ихний, говорит, как бумага белый; ни синь пороха не пахнет.
Все помолчали.
– Должно, от пищи, – сказал фельдфебель, – господскую пищу жрали.
Никто не возражал.
– Сказывал мужик то этот, под Можайским, где страженья то была, их с десяти деревень согнали, двадцать дён возили, не свозили всех, мертвых то. Волков этих что, говорит…
– Та страженья была настоящая, – сказал старый солдат. – Только и было чем помянуть; а то всё после того… Так, только народу мученье.
– И то, дядюшка. Позавчера набежали мы, так куда те, до себя не допущают. Живо ружья покидали. На коленки. Пардон – говорит. Так, только пример один. Сказывали, самого Полиона то Платов два раза брал. Слова не знает. Возьмет возьмет: вот на те, в руках прикинется птицей, улетит, да и улетит. И убить тоже нет положенья.
– Эка врать здоров ты, Киселев, посмотрю я на тебя.
– Какое врать, правда истинная.
– А кабы на мой обычай, я бы его, изловимши, да в землю бы закопал. Да осиновым колом. А то что народу загубил.
– Все одно конец сделаем, не будет ходить, – зевая, сказал старый солдат.
Разговор замолк, солдаты стали укладываться.
– Вишь, звезды то, страсть, так и горят! Скажи, бабы холсты разложили, – сказал солдат, любуясь на Млечный Путь.