Дама, Анж Иасинт Максанс

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Анж Иасинт Максанс, барон де Дама
Максим Иванович де Дамас

Портрет барона де Дама
мастерской[1] Джорджа Доу. Военная галерея Зимнего Дворца, Государственный Эрмитаж (Санкт-Петербург)
Дата рождения

30 сентября 1785(1785-09-30)

Место рождения

Париж

Дата смерти

6 мая 1862(1862-05-06) (76 лет)

Место смерти

Франция

Принадлежность

Российская империя Российская империя
Франция

Род войск

пехота

Годы службы

1800—1814

Звание

генерал-майор Российская империя Российская империя,
генерал-лейтенант
Франция

Сражения/войны

Битва под Аустерлицем,
Бородинское сражение,
Сражение при Люцене,
Сражение при Бауцене,
Битва под Лейпцигом,
Сражение при Бриенне,
Сражение при Ла-Ротьере,
Сражение при Арси-сюр-Обе

Награды и премии

Награды Российской империи:

Награды других государств:

Анж Иасинт Максанс, барон де Дама́ (фр. Ange Hyacinthe Maxence de Damas de Cormaillon, baron de Damas; в России Максим Иванович де Дамас; 1785—1862) — французский и российский военачальник и государственный деятель, роялист-легитимист, участник наполеоновских войн на стороне России, затем министр эпохи Реставрации Бурбонов.



Биография

Из дворянского рода Дама, известного своим непримиримым отношением к Французской революции. Сын полковника Шарля де Дамаса, племянник герцога Ришельё. Родился в Париже. Вскоре после революции оказался с семьёй в эмиграции в России. В 1795 -1800 учился в Артиллерийском и инженерном шляхетском кадетском корпусе, в котором овладел русским языком и профессиональными навыками офицера. В 1800 году пятнадцатилетний подпоручик - выпускник корпуса направлен служить в Пионерный полк, но уже вскоре - благодаря протекции - переведён на престижную и необременительную в мирное время службу в гвардию.

Несмотря на то, что Наполеон лояльно относился к бывшим эмигрантам, не препятствуя их возвращению, Дамас оставался в числе непримиримых. В 1805 году, будучи офицером лейб-гвардии Семёновского полка, он отважно сражался под Аустерлицем. В кампании 1806 — 1807 не участвовал, занимался обучением рекрутов. В 1811 году он уже - полковник, командир батальона лейб-гвардии Семёновского полка (в гвардии офицеры аналогичных чинов занимали должности ниже, чем в армии).

В начале 1812 лейб-гвардии Семёновский полк, в котором служил Дама, в составе Гвардейской пехотной дивизии входил в 5-й корпус генерал-лейтенанта Лаврова, в 1-й Западной армии генерала от инфантерии Барклая-де-Толли. При Бородине полковник Дама, находясь в гуще боя, был ранен пулей в руку. За это сражение он получил орден Святой Анны 2-й степени. В декабре 1812 Дама был поставлен во главе гренадерской бригады (Астраханский и Фанагорийский полки - отборная армейская пехота).

Бригада хорошо проявила себя в Саксонской кампании 1813 года (при Люценом, при Бауценом и под Лейпцигом), а её командир был награждён орденом Святого Владимира 3-й степени, и произведён (15 сентября 1813) в генерал-майоры. В 1814 году Дама сражался на французской земле - при Бриенне, при Ла-Ротьере (за это сражение был пожалован Золотым оружием «За храбрость»), при Арси-сюр-Обе.

В конце кампании, 5 мая 1814, получил орден Святого Георгия 3-го класса

в воздаяние отличных подвигов мужества, храбрости и распорядительности, оказанных в сражении против французских войск 18 марта при Париже.

Вышел в отставку 10 мая 1814, сразу же после окончания военных действий, и вступил в том же году в чине генерал-лейтенанта во французскую армию Бурбонов. Участвовал в походе в Испанию, где перед ним капитулировал город Фигерас. В 1823 году стал пэром Франции. В эпоху Второй Реставрации барон де Дама занимал пост военного министра (в 18231824) и министра иностранных дел Франции (в 18241828). Был воспитателем внука Карла X герцога Бордоского (более известного как граф де Шамбор).

В 1830 году последовал в изгнание за воспитанником, но в 1833 году вернулся во Францию и поселился в замке Отфор. Занимался сельским хозяйством и благотворительностью. Переписывался с русскими знакомыми, в том числе семейством Олениных (письма изданы П. Заборовым в 1999 г.).

Напишите отзыв о статье "Дама, Анж Иасинт Максанс"

Примечания

  1. Государственный Эрмитаж. Западноевропейская живопись. Каталог / под ред. В. Ф. Левинсона-Лессинга; ред. А. Е. Кроль, К. М. Семенова. — 2-е издание, переработанное и дополненное. — Л.: Искусство, 1981. — Т. 2. — С. 256, кат.№ 8083. — 360 с.

Ссылки

  • [www.museum.ru/1812/Persons/slovar/sl_d06.html Словарь русских генералов, участников боевых действий против армии Наполеона Бонапарта в 1812—1815 гг.] // Российский архив : Сб. — М., студия «ТРИТЭ» Н. Михалкова, 1996. — Т. VII. — С. 376.
Предшественник:
Франсуа Рене де Шатобриан
Министр иностранных дел Франции
4 августа 1824 —— 4 января 1828
Преемник:
Огюст де ла Ферроне
Предшественник:
Клод-Виктор Перрен
Военный министр Франции
19 октября 1823 —— 4 августа 1824
Преемник:
Эме Мари Гаспар де Клермон-Тоннер

Отрывок, характеризующий Дама, Анж Иасинт Максанс

– Что ты, Наташа? – сказала княжна Марья.
– Ничего, ничего. – Она улыбнулась сквозь слезы Пьеру. – Прощайте, пора спать.
Пьер встал и простился.

Княжна Марья и Наташа, как и всегда, сошлись в спальне. Они поговорили о том, что рассказывал Пьер. Княжна Марья не говорила своего мнения о Пьере. Наташа тоже не говорила о нем.
– Ну, прощай, Мари, – сказала Наташа. – Знаешь, я часто боюсь, что мы не говорим о нем (князе Андрее), как будто мы боимся унизить наше чувство, и забываем.
Княжна Марья тяжело вздохнула и этим вздохом признала справедливость слов Наташи; но словами она не согласилась с ней.
– Разве можно забыть? – сказала она.
– Мне так хорошо было нынче рассказать все; и тяжело, и больно, и хорошо. Очень хорошо, – сказала Наташа, – я уверена, что он точно любил его. От этого я рассказала ему… ничего, что я рассказала ему? – вдруг покраснев, спросила она.
– Пьеру? О нет! Какой он прекрасный, – сказала княжна Марья.
– Знаешь, Мари, – вдруг сказала Наташа с шаловливой улыбкой, которой давно не видала княжна Марья на ее лице. – Он сделался какой то чистый, гладкий, свежий; точно из бани, ты понимаешь? – морально из бани. Правда?
– Да, – сказала княжна Марья, – он много выиграл.
– И сюртучок коротенький, и стриженые волосы; точно, ну точно из бани… папа, бывало…
– Я понимаю, что он (князь Андрей) никого так не любил, как его, – сказала княжна Марья.
– Да, и он особенный от него. Говорят, что дружны мужчины, когда совсем особенные. Должно быть, это правда. Правда, он совсем на него не похож ничем?
– Да, и чудесный.
– Ну, прощай, – отвечала Наташа. И та же шаловливая улыбка, как бы забывшись, долго оставалась на ее лице.


Пьер долго не мог заснуть в этот день; он взад и вперед ходил по комнате, то нахмурившись, вдумываясь во что то трудное, вдруг пожимая плечами и вздрагивая, то счастливо улыбаясь.
Он думал о князе Андрее, о Наташе, об их любви, и то ревновал ее к прошедшему, то упрекал, то прощал себя за это. Было уже шесть часов утра, а он все ходил по комнате.
«Ну что ж делать. Уж если нельзя без этого! Что ж делать! Значит, так надо», – сказал он себе и, поспешно раздевшись, лег в постель, счастливый и взволнованный, но без сомнений и нерешительностей.
«Надо, как ни странно, как ни невозможно это счастье, – надо сделать все для того, чтобы быть с ней мужем и женой», – сказал он себе.
Пьер еще за несколько дней перед этим назначил в пятницу день своего отъезда в Петербург. Когда он проснулся, в четверг, Савельич пришел к нему за приказаниями об укладке вещей в дорогу.
«Как в Петербург? Что такое Петербург? Кто в Петербурге? – невольно, хотя и про себя, спросил он. – Да, что то такое давно, давно, еще прежде, чем это случилось, я зачем то собирался ехать в Петербург, – вспомнил он. – Отчего же? я и поеду, может быть. Какой он добрый, внимательный, как все помнит! – подумал он, глядя на старое лицо Савельича. – И какая улыбка приятная!» – подумал он.
– Что ж, все не хочешь на волю, Савельич? – спросил Пьер.
– Зачем мне, ваше сиятельство, воля? При покойном графе, царство небесное, жили и при вас обиды не видим.
– Ну, а дети?
– И дети проживут, ваше сиятельство: за такими господами жить можно.
– Ну, а наследники мои? – сказал Пьер. – Вдруг я женюсь… Ведь может случиться, – прибавил он с невольной улыбкой.
– И осмеливаюсь доложить: хорошее дело, ваше сиятельство.
«Как он думает это легко, – подумал Пьер. – Он не знает, как это страшно, как опасно. Слишком рано или слишком поздно… Страшно!»
– Как же изволите приказать? Завтра изволите ехать? – спросил Савельич.
– Нет; я немножко отложу. Я тогда скажу. Ты меня извини за хлопоты, – сказал Пьер и, глядя на улыбку Савельича, подумал: «Как странно, однако, что он не знает, что теперь нет никакого Петербурга и что прежде всего надо, чтоб решилось то. Впрочем, он, верно, знает, но только притворяется. Поговорить с ним? Как он думает? – подумал Пьер. – Нет, после когда нибудь».
За завтраком Пьер сообщил княжне, что он был вчера у княжны Марьи и застал там, – можете себе представить кого? – Натали Ростову.
Княжна сделала вид, что она в этом известии не видит ничего более необыкновенного, как в том, что Пьер видел Анну Семеновну.
– Вы ее знаете? – спросил Пьер.
– Я видела княжну, – отвечала она. – Я слышала, что ее сватали за молодого Ростова. Это было бы очень хорошо для Ростовых; говорят, они совсем разорились.
– Нет, Ростову вы знаете?
– Слышала тогда только про эту историю. Очень жалко.
«Нет, она не понимает или притворяется, – подумал Пьер. – Лучше тоже не говорить ей».
Княжна также приготавливала провизию на дорогу Пьеру.
«Как они добры все, – думал Пьер, – что они теперь, когда уж наверное им это не может быть более интересно, занимаются всем этим. И все для меня; вот что удивительно».
В этот же день к Пьеру приехал полицеймейстер с предложением прислать доверенного в Грановитую палату для приема вещей, раздаваемых нынче владельцам.
«Вот и этот тоже, – думал Пьер, глядя в лицо полицеймейстера, – какой славный, красивый офицер и как добр! Теперь занимается такими пустяками. А еще говорят, что он не честен и пользуется. Какой вздор! А впрочем, отчего же ему и не пользоваться? Он так и воспитан. И все так делают. А такое приятное, доброе лицо, и улыбается, глядя на меня».
Пьер поехал обедать к княжне Марье.
Проезжая по улицам между пожарищами домов, он удивлялся красоте этих развалин. Печные трубы домов, отвалившиеся стены, живописно напоминая Рейн и Колизей, тянулись, скрывая друг друга, по обгорелым кварталам. Встречавшиеся извозчики и ездоки, плотники, рубившие срубы, торговки и лавочники, все с веселыми, сияющими лицами, взглядывали на Пьера и говорили как будто: «А, вот он! Посмотрим, что выйдет из этого».
При входе в дом княжны Марьи на Пьера нашло сомнение в справедливости того, что он был здесь вчера, виделся с Наташей и говорил с ней. «Может быть, это я выдумал. Может быть, я войду и никого не увижу». Но не успел он вступить в комнату, как уже во всем существе своем, по мгновенному лишению своей свободы, он почувствовал ее присутствие. Она была в том же черном платье с мягкими складками и так же причесана, как и вчера, но она была совсем другая. Если б она была такою вчера, когда он вошел в комнату, он бы не мог ни на мгновение не узнать ее.
Она была такою же, какою он знал ее почти ребенком и потом невестой князя Андрея. Веселый вопросительный блеск светился в ее глазах; на лице было ласковое и странно шаловливое выражение.
Пьер обедал и просидел бы весь вечер; но княжна Марья ехала ко всенощной, и Пьер уехал с ними вместе.
На другой день Пьер приехал рано, обедал и просидел весь вечер. Несмотря на то, что княжна Марья и Наташа были очевидно рады гостю; несмотря на то, что весь интерес жизни Пьера сосредоточивался теперь в этом доме, к вечеру они всё переговорили, и разговор переходил беспрестанно с одного ничтожного предмета на другой и часто прерывался. Пьер засиделся в этот вечер так поздно, что княжна Марья и Наташа переглядывались между собою, очевидно ожидая, скоро ли он уйдет. Пьер видел это и не мог уйти. Ему становилось тяжело, неловко, но он все сидел, потому что не мог подняться и уйти.