Дамбергс, Валдемарс
Валдемарс Дамбергс (латыш. Valdemārs Dambergs; 11 (23) мая 1886, Дружноселье, ныне Гатчинский район Ленинградской области — 12 июля 1960, Копенгаген) — латвийский поэт, писатель, драматург, переводчик.
Содержание
Биография
Родился в России, где его отец работал управляющим в дворянском имении. Переехал в Латвию в 13-летнем возрасте. Окончил отделение классической филологии Юрьевского университета (1916), после чего поступил в резервный полк латышских стрелков. Обучался в юнкерской школе. В 1918—1920 гг. воевал в Сибири в составе белогвардейских стрелковых полков, в июле 1919 года произведён в прапорщики. В октябре 1920 года вернулся в Латвию. Преподавал в Риге, затем в 1935—1939 гг. был директором гимназии в Елгаве, с 1936 г. сотрудничал как драматург с городским драматическим театром.
С 1944 г. в эмиграции в Дании. Возглавлял Латышский национальный комитет в Дании, редактировал газету «Dānijas Latviešu Ziņas». Опубликовал свою переписку с Эдвартом Вирзой и Виктором Эглитом (латыш. Sarakstīšanās ar Edvartu Virzu un Viktoru Eglīti: vēstules; 1954).
Творчество
По утверждению Иоганнеса фон Гюнтера, учившемуся вместе с Дамбергом в гимназии, своим обращением к поэтическому творчеству Дамбергс был обязан ему:
Вольдемар Дамберг <…> прожил у меня три недели <осенью 1906 года>. Всё это время мы провели в разговорах <…> о поэзии, литературе. Он был ко всему этому восприимчив, и так получилось, что я совратил его на написание стихов. <…> Конечно, большой талант сидел в нём самом, но я его выковал, и Дамберг <…> стал, как представляется, одним из лучших современных латышских поэтов[1].
Дебютировал в печати в 1907 году книгой стихов «Рисунки» (латыш. Zīmējumi) с предисловием Виктора Эглита, за ним последовал сборник «Барельефы» (латыш. Bareljefi; 1909). Принадлежал к первому поколению латышских поэтов-декадентов, вдохновлялся поэзией Эдгара По, писал письма Александру Блоку[2], однажды приезжал к нему в Петербург. Раннюю поэзию Дамберга критика называла утончённой в формальном отношении[3], отмечая, что он в большей степени художник, чем человек чувства[4]. В дальнейшем напечатал также сборники «Ритмы души» (латыш. Dvēseles ritmi; 1921), «Тихий карнавал» (латыш. Klusais karnevāls; 1925) и «Земли Мары» (латыш. Zemes Mārai; 1935).
Перевёл на латышский язык драму Педро Кальдерона «Жизнь есть сон» (1936).
В советской Латвии квалифицировался критикой как «реакционный писатель»[5].
Напишите отзыв о статье "Дамбергс, Валдемарс"
Примечания
- ↑ Иоганнес фон Гюнтер. Жизнь на восточному ветру. Между Петербургом и Мюнхеном. / Пер. с немецкого Ю. Архипова. — М.: Молодая гвардия, 2010. — С. 144—145.
- ↑ Письма В. Дамбергса к Блоку. / Предисловие, публикация и комментарии Е. М. Беня. // Литературное наследство, т. 92. Александр Блок. Новые материалы и исследования, кн. 4, с. 423—426.
- ↑ Viktors Hausmanis. Latviešu literatūras vēsture: sējums. No rakstītā vārda sākumiem līdz 1918. gadam. — Zvaigzne ABC, 1998. — S. 352. (латыш.)
- ↑ англ. more artist than man of feeling — William Kleesmann Matthews. The tricolour sun: Latvian lyrics in English versions, an essay on Latvian poetry, and critical commentaries. — Cambridge: W. Heffer & Sons, 1936. — P. 119. (англ.)
- ↑ Vitolds Valeinis. Latviešu lirikas vēsture. — R.: Liesma, 1976. — P. 170. (латыш.)
Ссылки
- [www.itl.rtu.lv/LVA/index3.php?id=9009&kods=500220711&vien=1 Фонд Валдемара Дамберга в Государственном архиве Латвии] (латыш.)
Отрывок, характеризующий Дамбергс, Валдемарс
– Что? – в середине изложения Денисова проговорил Кутузов. – Уже готовы?– Готов, ваша светлость, – сказал генерал. Кутузов покачал головой, как бы говоря: «Как это все успеть одному человеку», и продолжал слушать Денисова.
– Даю честное благородное слово гусского офицег'а, – говорил Денисов, – что я г'азог'ву сообщения Наполеона.
– Тебе Кирилл Андреевич Денисов, обер интендант, как приходится? – перебил его Кутузов.
– Дядя г'одной, ваша светлость.
– О! приятели были, – весело сказал Кутузов. – Хорошо, хорошо, голубчик, оставайся тут при штабе, завтра поговорим. – Кивнув головой Денисову, он отвернулся и протянул руку к бумагам, которые принес ему Коновницын.
– Не угодно ли вашей светлости пожаловать в комнаты, – недовольным голосом сказал дежурный генерал, – необходимо рассмотреть планы и подписать некоторые бумаги. – Вышедший из двери адъютант доложил, что в квартире все было готово. Но Кутузову, видимо, хотелось войти в комнаты уже свободным. Он поморщился…
– Нет, вели подать, голубчик, сюда столик, я тут посмотрю, – сказал он. – Ты не уходи, – прибавил он, обращаясь к князю Андрею. Князь Андрей остался на крыльце, слушая дежурного генерала.
Во время доклада за входной дверью князь Андрей слышал женское шептанье и хрустение женского шелкового платья. Несколько раз, взглянув по тому направлению, он замечал за дверью, в розовом платье и лиловом шелковом платке на голове, полную, румяную и красивую женщину с блюдом, которая, очевидно, ожидала входа влавввквмандующего. Адъютант Кутузова шепотом объяснил князю Андрею, что это была хозяйка дома, попадья, которая намеревалась подать хлеб соль его светлости. Муж ее встретил светлейшего с крестом в церкви, она дома… «Очень хорошенькая», – прибавил адъютант с улыбкой. Кутузов оглянулся на эти слова. Кутузов слушал доклад дежурного генерала (главным предметом которого была критика позиции при Цареве Займище) так же, как он слушал Денисова, так же, как он слушал семь лет тому назад прения Аустерлицкого военного совета. Он, очевидно, слушал только оттого, что у него были уши, которые, несмотря на то, что в одном из них был морской канат, не могли не слышать; но очевидно было, что ничто из того, что мог сказать ему дежурный генерал, не могло не только удивить или заинтересовать его, но что он знал вперед все, что ему скажут, и слушал все это только потому, что надо прослушать, как надо прослушать поющийся молебен. Все, что говорил Денисов, было дельно и умно. То, что говорил дежурный генерал, было еще дельнее и умнее, но очевидно было, что Кутузов презирал и знание и ум и знал что то другое, что должно было решить дело, – что то другое, независимое от ума и знания. Князь Андрей внимательно следил за выражением лица главнокомандующего, и единственное выражение, которое он мог заметить в нем, было выражение скуки, любопытства к тому, что такое означал женский шепот за дверью, и желание соблюсти приличие. Очевидно было, что Кутузов презирал ум, и знание, и даже патриотическое чувство, которое выказывал Денисов, но презирал не умом, не чувством, не знанием (потому что он и не старался выказывать их), а он презирал их чем то другим. Он презирал их своей старостью, своею опытностью жизни. Одно распоряжение, которое от себя в этот доклад сделал Кутузов, откосилось до мародерства русских войск. Дежурный редерал в конце доклада представил светлейшему к подписи бумагу о взысканий с армейских начальников по прошению помещика за скошенный зеленый овес.
