Дамеров, Генрих

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Генрих Дамеров
К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Генрих Филипп Август Дамеров (нем. Heinrich Philipp August Damerow; 8 декабря 1798, Штеттин, Померания, королевство Пруссия (ныне Щецин, Польша) — 22 сентября 1866, Галле (Саксония-Анхальт)) — немецкий психиатр, педагог. Доктор наук.

Один из наиболее влиятельных немецких психиатров первой половины XIX-го века.



Биография

В 1822 году в Берлине защитил докторскую диссертацию по философии под руководством Георга Гегеля, Фридриха Шлейермахера и психиатра Антона Эрнста Людвига Горна. Затем, продолжил своё образование в Париже, где учился у Жана-Этьена Эскироля, и в Зигбурге, где он встретился с Карлом Якоби, который в 1820 организовал образцовое для того времени заведение для душевнобольных в Зигбурге, ставшее школой для немецких психиатров.

В 1830 году стал адъюнкт-профессором. Несколько лет преподавал психиатрию в Берлине и Грейфсвальде, затем перешёл к практической деятельности и с 1836 года был директором лечебницы для умалишенных в Галле. Построил и в течение многих лет руководил психиатрической больницей в Галле.

Внёс значительный вклад в области институциональной психиатрии.

Будучи одним из наиболее влиятельных немецких психиатров первой половины XIX-го века, Г. Дамеров был сторонником целостного подхода к лечению психических заболеваний, и, как врач, лечил пациента комплексно: его тело, ум и душу. Был одним из основателей в 1844 году журнала психиатрической медицины «Allgemeine Zeitschrift für Psychiatrie», который редактировал до 1867 года.

С 1858 — член Леопольдины.

Избранные труды

  • «Über die relative Verbindung der Irren-, Heil- und Pfleganstalten» (Лейпциг, 1840)
  • "Zur Kretinen- und Idiotenfrage " (Берлин, 1858);
  • «Über die Grundlage der Mimik und Physiognomie, als freier Beitrag zur Anthropologie und Psychiatrie» (Берлин, 1860);
  • «Irrengesetze u. Verordnungen in Preussen» (1865);
  • «Sefeloge. Eine Wahnsinsstudie» (1853) и др.

Напишите отзыв о статье "Дамеров, Генрих"

Ссылки

Отрывок, характеризующий Дамеров, Генрих

Барский двор состоял из гумна, надворных построек, конюшень, бани, флигеля и большого каменного дома с полукруглым фронтоном, который еще строился. Вокруг дома был рассажен молодой сад. Ограды и ворота были прочные и новые; под навесом стояли две пожарные трубы и бочка, выкрашенная зеленой краской; дороги были прямые, мосты были крепкие с перилами. На всем лежал отпечаток аккуратности и хозяйственности. Встретившиеся дворовые, на вопрос, где живет князь, указали на небольшой, новый флигелек, стоящий у самого края пруда. Старый дядька князя Андрея, Антон, высадил Пьера из коляски, сказал, что князь дома, и проводил его в чистую, маленькую прихожую.
Пьера поразила скромность маленького, хотя и чистенького домика после тех блестящих условий, в которых последний раз он видел своего друга в Петербурге. Он поспешно вошел в пахнущую еще сосной, не отштукатуренную, маленькую залу и хотел итти дальше, но Антон на цыпочках пробежал вперед и постучался в дверь.
– Ну, что там? – послышался резкий, неприятный голос.
– Гость, – отвечал Антон.
– Проси подождать, – и послышался отодвинутый стул. Пьер быстрыми шагами подошел к двери и столкнулся лицом к лицу с выходившим к нему, нахмуренным и постаревшим, князем Андреем. Пьер обнял его и, подняв очки, целовал его в щеки и близко смотрел на него.
– Вот не ждал, очень рад, – сказал князь Андрей. Пьер ничего не говорил; он удивленно, не спуская глаз, смотрел на своего друга. Его поразила происшедшая перемена в князе Андрее. Слова были ласковы, улыбка была на губах и лице князя Андрея, но взгляд был потухший, мертвый, которому, несмотря на видимое желание, князь Андрей не мог придать радостного и веселого блеска. Не то, что похудел, побледнел, возмужал его друг; но взгляд этот и морщинка на лбу, выражавшие долгое сосредоточение на чем то одном, поражали и отчуждали Пьера, пока он не привык к ним.
При свидании после долгой разлуки, как это всегда бывает, разговор долго не мог остановиться; они спрашивали и отвечали коротко о таких вещах, о которых они сами знали, что надо было говорить долго. Наконец разговор стал понемногу останавливаться на прежде отрывочно сказанном, на вопросах о прошедшей жизни, о планах на будущее, о путешествии Пьера, о его занятиях, о войне и т. д. Та сосредоточенность и убитость, которую заметил Пьер во взгляде князя Андрея, теперь выражалась еще сильнее в улыбке, с которою он слушал Пьера, в особенности тогда, когда Пьер говорил с одушевлением радости о прошедшем или будущем. Как будто князь Андрей и желал бы, но не мог принимать участия в том, что он говорил. Пьер начинал чувствовать, что перед князем Андреем восторженность, мечты, надежды на счастие и на добро не приличны. Ему совестно было высказывать все свои новые, масонские мысли, в особенности подновленные и возбужденные в нем его последним путешествием. Он сдерживал себя, боялся быть наивным; вместе с тем ему неудержимо хотелось поскорей показать своему другу, что он был теперь совсем другой, лучший Пьер, чем тот, который был в Петербурге.