Дамин, Александр Николаевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Александр Дамин
Общая информация
Полное имя Александр Николаевич Дамин
Родился 28 августа 1952(1952-08-28) (71 год)
Комсомольск-на-Амуре, Хабаровский край, РСФСР, СССР
Гражданство СССР
Рост 169 см
Вес 66 кг
Позиция полузащитник, защитник
Информация о клубе
Клуб завершил карьеру
Карьера
Молодёжные клубы
1970—1971 Динамо (Киев)
Клубная карьера*
1972—1976 Динамо (Киев) 61 (2)
1977—1978 Зенит (Ленинград) 46 (5)
1979 Черноморец (Одесса) 23 (0)
1980 Колос (Никополь) 39 (3)
1981—1982 Днепр (Днепропетровск) 61 (2)
Национальная сборная**
1975 СССР (олимп) 5 (0)
Тренерская карьера
1983—1993 Станкозавод (Киев) тренер
1993—1996 Динамо (Киев) тренер-селекционер
Государственные награды

* Количество игр и голов за профессиональный клуб считается только для различных лиг национальных чемпионатов.

** Количество игр и голов за национальную сборную в официальных матчах.

Александр Николаевич Дамин (укр. Олександр Миколайович Дамін; 28 августа 1952, Комсомольск-на-Амуре, Хабаровский край, РСФСР, СССР) — советский футболист, мастер спорта СССР (1972), обладатель Суперкубка УЕФА (1975).





Футбольная биография

Карьера игрока

Родился Александр в дальневосточном городе Комсомольск-на-Амуре, куда с Украины к мужу переехала мать. Но семейная жизнь у родителей не заладилась и в 1954 году Саша с мамой вернулись в Киев[1].

Вначале Саша занимался лыжным спортом у тренера динамовской спортивной школы Елены Сергеевны Крутиловой, был кандидатом в мастера спорта. Но всё же желание играть в футбол привело его в футбольную секцию спортклуба «Темп», где начинал заниматься у тренера Спирина. В 1963 году способного парня переводят в футбольную школу киевского «Динамо», здесь его наставниками стали тренеры Виталий Голубев и Александр Леонидов. В группе ребят 1952 года рождения, вместе с Даминым обучались так же Олег Блохин, Виктор Кондратов и Валерий Зуев, вместе они прошли все ступени детско-юношеского футбола и в 1970 году были зачислены в дублирующий состав динамовской команды[1].

В 17 летнем возрасте, 1 июня 1970 года, в матче на Кубок СССР «Заря» (Ворошиловград) — «Динамо» (Киев), Александр впервые вышел на футбольное поле в основном составе команды. Но в чемпионате, в течение двух лет играл за дублёров[1].

С 1972 года Дамин стал выходить на поле в основе, дебютировав в высшей лиге 11 июня, в матче «Динамо» (Киев) — «Арарат» - 2:2, выйдя во втором тай ме на замену вместо Владимира Мунтяна. В 1972—1973 годах киевские динамовцы дважды становились серебряными призёрами чемпионата и если в своём первом сезоне Дамин провёл недостаточное количество матчей для получения медалей (13 из 30), то в следующем году, приняв участие в 24 поединках, заслуженно стал призёром первенства.

В начале 1974 года, в матче против донецкого «Шахтёра», Александр получил серьёзную травму мениска, в результате чего пропустил практически весь сезон. Восстановившись, потерял твёрдое место в основе, всё реже попадая в стартовый состав.

В сентябре 1975 года принял участие в первом из двух матчей за Суперкубок УЕФА против мюнхенской «Баварии». Всего в еврокубках провёл 18 матчей (Кубок европейских чемпионов - 11 матчей (1 гол), Кубок УЕФА - 6 матчей, Суперкубок УЕФА - 1матч). В том же 1975 году был приглашён играть за отправлявшуюся в турне по Австралии олимпийскую сборную СССР, в составе которой провёл 5 официальных поединков.

Проведя весенний чемпионат 1976 года в составе динамовцев, Дамин покинул киевский клуб, приняв предложение Германа Зонина перейти в ленинградский «Зенит», где стал игроком основного состава. Но с приходом на тренерский мостик Юрия Морозова, взявшего курс на омоложение состава, вынужден был покинуть команду, перебравшись в одесский «Черноморец».

В 1980 году Александр переходит в никопольский «Колос», который тренировали Владимир Емец и Геннадий Жиздик. Через год дуэт тренеров возглавил днепропетровский «Днепр», пригласив в свой новый клуб и Дамина. В Днепропетровске провёл два года, стабильно играя в стартовом составе. В конце 1982 года попал в автомобильную аварию и хоть обошлось без тяжёлых последствий, вскоре после этого Александр принял решение завершить игровую карьеру[1].

После завершения игровой карьеры

С 1983 по 1993 год работал детским тренером в спортивном клубе «Станкозавод».

С 1993 по 1996 год был тренером-селекционером в киевском «Динамо». С 1997 года - тренер детско-юношеских команд при Федерации футбола Киева.

Регулярно выступает за ветеранскую команду киевского «Динамо».

Достижения

Семья

Женат. Дочь Светлана, сын Александр, профессиональный футболист.

Напишите отзыв о статье "Дамин, Александр Николаевич"

Литература

  • О.Кучеренко «Игры сборной СССР по футболу». Справочник (1952—1988)// Москва.— «Советский спорт».— 1989 — с.116
  • Олександр Дамін: Матчі ветеранів «Динамо» завжди збирають тисячі глядачів// «Український футбол» — октябрь 1999 — №114(537) — с.12

Примечания

  1. 1 2 3 4 [www.fcdynamo.kiev.ua/ru/dynamo/news/25413.html Александр Дамин: «В футбол въехал на лыжах»]
  2. [www.president.gov.ua/documents/19530.html Указ Президента України №299/2015 від 29 травня 2015 року «Про відзначення державними нагородами України ветеранів команди товариства "Футбольний клуб "Динамо" Київ"»]

Ссылки

  • [football.odessa.ua/person/?347 Одесский футбол. Досье: Александр Николаевич Дамин]
  • [zenit-history.ru/index.php/sezony/24-igroki-d/140-damin-aleksandr-nikolaevich Статистика на сайте zenit-history.ru]

Отрывок, характеризующий Дамин, Александр Николаевич

– On dit que vous embellissez votre maison de Petersbourg. [Говорят, вы отделываете свой петербургский дом.]
(Это была правда: архитектор сказал, что это нужно ему, и Пьер, сам не зная, зачем, отделывал свой огромный дом в Петербурге.)
– C'est bien, mais ne demenagez pas de chez le prince Ваsile. Il est bon d'avoir un ami comme le prince, – сказала она, улыбаясь князю Василию. – J'en sais quelque chose. N'est ce pas? [Это хорошо, но не переезжайте от князя Василия. Хорошо иметь такого друга. Я кое что об этом знаю. Не правда ли?] А вы еще так молоды. Вам нужны советы. Вы не сердитесь на меня, что я пользуюсь правами старух. – Она замолчала, как молчат всегда женщины, чего то ожидая после того, как скажут про свои года. – Если вы женитесь, то другое дело. – И она соединила их в один взгляд. Пьер не смотрел на Элен, и она на него. Но она была всё так же страшно близка ему. Он промычал что то и покраснел.
Вернувшись домой, Пьер долго не мог заснуть, думая о том, что с ним случилось. Что же случилось с ним? Ничего. Он только понял, что женщина, которую он знал ребенком, про которую он рассеянно говорил: «да, хороша», когда ему говорили, что Элен красавица, он понял, что эта женщина может принадлежать ему.
«Но она глупа, я сам говорил, что она глупа, – думал он. – Что то гадкое есть в том чувстве, которое она возбудила во мне, что то запрещенное. Мне говорили, что ее брат Анатоль был влюблен в нее, и она влюблена в него, что была целая история, и что от этого услали Анатоля. Брат ее – Ипполит… Отец ее – князь Василий… Это нехорошо», думал он; и в то же время как он рассуждал так (еще рассуждения эти оставались неоконченными), он заставал себя улыбающимся и сознавал, что другой ряд рассуждений всплывал из за первых, что он в одно и то же время думал о ее ничтожестве и мечтал о том, как она будет его женой, как она может полюбить его, как она может быть совсем другою, и как всё то, что он об ней думал и слышал, может быть неправдою. И он опять видел ее не какою то дочерью князя Василья, а видел всё ее тело, только прикрытое серым платьем. «Но нет, отчего же прежде не приходила мне в голову эта мысль?» И опять он говорил себе, что это невозможно; что что то гадкое, противоестественное, как ему казалось, нечестное было бы в этом браке. Он вспоминал ее прежние слова, взгляды, и слова и взгляды тех, кто их видал вместе. Он вспомнил слова и взгляды Анны Павловны, когда она говорила ему о доме, вспомнил тысячи таких намеков со стороны князя Василья и других, и на него нашел ужас, не связал ли он уж себя чем нибудь в исполнении такого дела, которое, очевидно, нехорошо и которое он не должен делать. Но в то же время, как он сам себе выражал это решение, с другой стороны души всплывал ее образ со всею своею женственной красотою.


В ноябре месяце 1805 года князь Василий должен был ехать на ревизию в четыре губернии. Он устроил для себя это назначение с тем, чтобы побывать заодно в своих расстроенных имениях, и захватив с собой (в месте расположения его полка) сына Анатоля, с ним вместе заехать к князю Николаю Андреевичу Болконскому с тем, чтоб женить сына на дочери этого богатого старика. Но прежде отъезда и этих новых дел, князю Василью нужно было решить дела с Пьером, который, правда, последнее время проводил целые дни дома, т. е. у князя Василья, у которого он жил, был смешон, взволнован и глуп (как должен быть влюбленный) в присутствии Элен, но всё еще не делал предложения.
«Tout ca est bel et bon, mais il faut que ca finisse», [Всё это хорошо, но надо это кончить,] – сказал себе раз утром князь Василий со вздохом грусти, сознавая, что Пьер, стольким обязанный ему (ну, да Христос с ним!), не совсем хорошо поступает в этом деле. «Молодость… легкомыслие… ну, да Бог с ним, – подумал князь Василий, с удовольствием чувствуя свою доброту: – mais il faut, que ca finisse. После завтра Лёлины именины, я позову кое кого, и ежели он не поймет, что он должен сделать, то уже это будет мое дело. Да, мое дело. Я – отец!»
Пьер полтора месяца после вечера Анны Павловны и последовавшей за ним бессонной, взволнованной ночи, в которую он решил, что женитьба на Элен была бы несчастие, и что ему нужно избегать ее и уехать, Пьер после этого решения не переезжал от князя Василья и с ужасом чувствовал, что каждый день он больше и больше в глазах людей связывается с нею, что он не может никак возвратиться к своему прежнему взгляду на нее, что он не может и оторваться от нее, что это будет ужасно, но что он должен будет связать с нею свою судьбу. Может быть, он и мог бы воздержаться, но не проходило дня, чтобы у князя Василья (у которого редко бывал прием) не было бы вечера, на котором должен был быть Пьер, ежели он не хотел расстроить общее удовольствие и обмануть ожидания всех. Князь Василий в те редкие минуты, когда бывал дома, проходя мимо Пьера, дергал его за руку вниз, рассеянно подставлял ему для поцелуя выбритую, морщинистую щеку и говорил или «до завтра», или «к обеду, а то я тебя не увижу», или «я для тебя остаюсь» и т. п. Но несмотря на то, что, когда князь Василий оставался для Пьера (как он это говорил), он не говорил с ним двух слов, Пьер не чувствовал себя в силах обмануть его ожидания. Он каждый день говорил себе всё одно и одно: «Надо же, наконец, понять ее и дать себе отчет: кто она? Ошибался ли я прежде или теперь ошибаюсь? Нет, она не глупа; нет, она прекрасная девушка! – говорил он сам себе иногда. – Никогда ни в чем она не ошибается, никогда она ничего не сказала глупого. Она мало говорит, но то, что она скажет, всегда просто и ясно. Так она не глупа. Никогда она не смущалась и не смущается. Так она не дурная женщина!» Часто ему случалось с нею начинать рассуждать, думать вслух, и всякий раз она отвечала ему на это либо коротким, но кстати сказанным замечанием, показывавшим, что ее это не интересует, либо молчаливой улыбкой и взглядом, которые ощутительнее всего показывали Пьеру ее превосходство. Она была права, признавая все рассуждения вздором в сравнении с этой улыбкой.
Она обращалась к нему всегда с радостной, доверчивой, к нему одному относившейся улыбкой, в которой было что то значительней того, что было в общей улыбке, украшавшей всегда ее лицо. Пьер знал, что все ждут только того, чтобы он, наконец, сказал одно слово, переступил через известную черту, и он знал, что он рано или поздно переступит через нее; но какой то непонятный ужас охватывал его при одной мысли об этом страшном шаге. Тысячу раз в продолжение этого полутора месяца, во время которого он чувствовал себя всё дальше и дальше втягиваемым в ту страшившую его пропасть, Пьер говорил себе: «Да что ж это? Нужна решимость! Разве нет у меня ее?»
Он хотел решиться, но с ужасом чувствовал, что не было у него в этом случае той решимости, которую он знал в себе и которая действительно была в нем. Пьер принадлежал к числу тех людей, которые сильны только тогда, когда они чувствуют себя вполне чистыми. А с того дня, как им владело то чувство желания, которое он испытал над табакеркой у Анны Павловны, несознанное чувство виноватости этого стремления парализировало его решимость.