Дамон из Афин

Дамон из Афин

Дамон из Афин (др.-греч. Δάμων ὁ Αθήνα; середина V века до н. э.) — древнегреческий софист и музыкальный теоретик, советник Перикла.

Исторические сведения об Дамоне из Афин

Считался учителем Сократа. В 443 году до н. э. был осужден за симпатии тираническому режиму и подвергнут остракизму. Был советником Перикла.

Учение

Как последовательный софист признавал, что добродетели можно научить. Однако он известен тем, что в отличие от других софистов главным средством достижения этой цели считал музыку. Под влиянием идей пифагорейцев сформулировал теорию музыкального этоса.

Музыка, согласно Дамону, оказывает воздействие на нравственный характер (этос) человека, поскольку движение звуков подобно движению чувств в душе. Действие различных мелодий и ритмов неодинаково: «свободные и прекрасные песни и танцы порождают подобный вид души, и наоборот». Отсюда Дамон выводил социально-политическую функцию музыки:

Не бывает потрясений в стилях музыки без потрясения важнейших политических законов.

—

Влияние

Оказал влияние на Платона, однако у Платона в отличие от Дамона нет указаний на связь музыки со справедливостью. В «Государстве» Платон запрещает гиполидийский лад, изобретение которого приписывается Дамону.

Источники

• [iph.ras.ru/elib/0889.html Дамон] / Э.Г. Панаиотиди // Новая философская энциклопедия : в 4 т. / пред. науч.-ред. совета В. С. Стёпин. — 2-е изд., испр. и доп. — М. : Мысль, 2010.</span>

Отрывок, характеризующий Дамон из Афин

На другой день после смотра Борис, одевшись в лучший мундир и напутствуемый пожеланиями успеха от своего товарища Берга, поехал в Ольмюц к Болконскому, желая воспользоваться его лаской и устроить себе наилучшее положение, в особенности положение адъютанта при важном лице, казавшееся ему особенно заманчивым в армии. «Хорошо Ростову, которому отец присылает по 10 ти тысяч, рассуждать о том, как он никому не хочет кланяться и ни к кому не пойдет в лакеи; но мне, ничего не имеющему, кроме своей головы, надо сделать свою карьеру и не упускать случаев, а пользоваться ими».
В Ольмюце он не застал в этот день князя Андрея. Но вид Ольмюца, где стояла главная квартира, дипломатический корпус и жили оба императора с своими свитами – придворных, приближенных, только больше усилил его желание принадлежать к этому верховному миру.
Он никого не знал, и, несмотря на его щегольской гвардейский мундир, все эти высшие люди, сновавшие по улицам, в щегольских экипажах, плюмажах, лентах и орденах, придворные и военные, казалось, стояли так неизмеримо выше его, гвардейского офицерика, что не только не хотели, но и не могли признать его существование. В помещении главнокомандующего Кутузова, где он спросил Болконского, все эти адъютанты и даже денщики смотрели на него так, как будто желали внушить ему, что таких, как он, офицеров очень много сюда шляется и что они все уже очень надоели. Несмотря на это, или скорее вследствие этого, на другой день, 15 числа, он после обеда опять поехал в Ольмюц и, войдя в дом, занимаемый Кутузовым, спросил Болконского. Князь Андрей был дома, и Бориса провели в большую залу, в которой, вероятно, прежде танцовали, а теперь стояли пять кроватей, разнородная мебель: стол, стулья и клавикорды. Один адъютант, ближе к двери, в персидском халате, сидел за столом и писал. Другой, красный, толстый Несвицкий, лежал на постели, подложив руки под голову, и смеялся с присевшим к нему офицером. Третий играл на клавикордах венский вальс, четвертый лежал на этих клавикордах и подпевал ему. Болконского не было. Никто из этих господ, заметив Бориса, не изменил своего положения. Тот, который писал, и к которому обратился Борис, досадливо обернулся и сказал ему, что Болконский дежурный, и чтобы он шел налево в дверь, в приемную, коли ему нужно видеть его. Борис поблагодарил и пошел в приемную. В приемной было человек десять офицеров и генералов.