Дамрош, Вальтер

Вальтер Дамрош

Вальтер Да́мрош (нем. Walter Damrosch; 30 января 1862, Бреслау — 22 декабря 1950, Нью-Йорк) — американский дирижёр, музыкально-общественный деятель, композитор.

Очерк биографии и творчества

Вальтер Дамрош родился в Германии, в семье дирижёра и скрипача Леопольда Дамроша (1832—1885), у которого получил первоначальное музыкальное образование. В дальнейшем обучался в Дрезденской консерватории у Вильгельма-Альберта Ришбитера и Феликса Дрезеке (композиция, теория музыки), брал уроки дирижирования у Ганса фон Бюлова.

В 1871 году семья переехала в США, где Дамрош недолгое время, в 1884-1885 годах, был ассистентом отца в Метрополитен-опера, после его смерти, до 1891 года — ассистентом дирижёра Антона Зайдля. Под руководством Дамроша состоялись премьерные постановки Метрополитен-опера (на площадке театра в Нью-Йорке и в других городах США) опер «Белая дама» Ф.А. Буальдьё (1885), «Орфей и Эвридика» К.В. Глюка (1885), «Норма» В. Беллини (1890) и других. В сезонах 1900-1902 годов в качестве дирижёра Метрополитен-опера он руководил постановками многих опер Р. Вагнера.

В 1885-1928 годах Дамрош был художественным руководителем Нью-Йоркского симфонического оркестра, с которым впервые исполнил Фортепианный концерт Дж. Гершвина (премьера в 1925) и его же симфоническую увертюру «Американец в Париже» (1928). Дамрош активно расширял репертуар оркестра, включая в него сочинения Р. Вагнера (американская премьера «Парсифаля» в Нью-Йорке в 1886 г., в концертном исполнении), малоизвестные сочинения русских и европейских композиторов, в том числе впервые в США исполнил Четвёртую (1890) и Шестую (1894) симфонии П.И. Чайковского, Третий фортепианный концерт С. В. Рахманинова (1909, мировая премьера), сочинения Г. Малера и Э. Элгара. В 1920 г. со своим оркестром гастролировал в Европе; этот тур вошёл в историю как первые гастроли в Европе американского оркестра. Благодаря музыкальному профессионализму и агрессивному менеджменту Дамроша в первые десятилетия XX в. оркестр занял место одного из лучших оркестров США и основного конкурента Нью-Йоркского филармонического оркестра. Среди прочего, он уговорил сталелитейного короля Эндрю Карнеги выстроить концертный зал как площадку для своего оркестра и открыл его в 1891 концертом из музыки Чайковского (которой дирижировал специально приглашённый для этого в США автор), Бетховена и Берлиоза.

Для пропаганды немецкой вокальной школы в 1894 организовал передвижную «Оперную компанию Дамроша» (Damrosch Opera Company); в труппу входили певцы из Германии, которые до 1899 г. давали концерты в Нью-Йорке и гастролировали по разным городам США. Дамрош — один из основателей (в 1921 г.) Американской консерватории в Фонтенбло, форпоста американской системы музыкального образования в Европе. Со второй половины 1920-х гг. активно участвовал в развитии индустрии радио, которое рассматривал как мощный инструмент пропаганды классической музыки. С 1927 — музыкальный консультант NBC. В 1928-42 вёл еженедельную тематическую передачу для детей «Music Appreciation Hour». За заслуги в области музыкального образования в 1932 Дамрош был избран почётным членом Американской академии искусств и литературы.

Аудиозаписи Дамроша немногочисленны, среди них увертюра к опере «Кармен» Ж. Бизе (зап. 1903), Вторая симфония И. Брамса (1928), сюита из оперы «Генрих VIII» К. Сен-Санса (начало 1930-х гг.).

Дамрош — автор трёх опер (мировые премьеры двух из них прошли в «Метрополитен-опере» под руководством автора, без особого успеха), сонаты для скрипки и фортепиано, оратории Te Deum, театральной музыки. Написал мемуары под названием «Моя музыкальная жизнь» (My Musical Life; 2nd ed. New York, 1930).

Память и рецепция

В память о Вальтере Дамроше названы летний театр (Damrosch Park) в Линкольн-центре и музыкальная школа в Бронксе (то и другое в Нью-Йорке). Собрание мемориальных документов составляет особую коллекцию в библиотеке Южно-Иллинойского университета в Эдвардсвиле (англ. Southern Illinois University Edwardsville). Заслуги Дамроша в истории музыкальной культуры и музыкального образования в США не раз становились предметом научного исследования в диссертациях и статьях современных музыковедов (см. раздел «Литература»).

Литература

• Henderson W.J. ‘Walter Damrosch’, Musical Quarterly 18 (1932), pp. 1–8.
• Himmelein F.T. Walter Damrosch: a Cultural Biography. Diss., University of Virginia, 1972.
• Perryman W.R. Walter Damrosch: an Educational Force in American Music. Diss., Indiana University, 1972.
• Goodell M.E. Walter Damrosch and his Contributions to Music Education. Diss., Catholic U. of America, 1973.
• Martin G. The Damrosch Dynasty: America’s First Family of Music. Boston, 1983.
• Wieland Howe S. The NBC Music Appreciation Hour. Radio broadcasts of Walter Damrosch, 1928-1942 // Journal of Research in Music Education 51 (2003), pp. 64–77.

Ссылки

• [www.youtube.com/watch?v=B_sovIRW2_k Рекламный фильм («ролик») с участием В.Дамроша, 1929]

Отрывок, характеризующий Дамрош, Вальтер

– Charmant, – сказал он вдруг, – le colonel de ces Wurtembourgeois! C'est un Allemand; mais brave garcon, s'il en fut. Mais Allemand. [Прелестно, полковник этих вюртембергцев! Он немец; но славный малый, несмотря на это. Но немец.]
Он сел против Пьера.
– A propos, vous savez donc l'allemand, vous? [Кстати, вы, стало быть, знаете по немецки?]
Пьер смотрел на него молча.
– Comment dites vous asile en allemand? [Как по немецки убежище?]
– Asile? – повторил Пьер. – Asile en allemand – Unterkunft. [Убежище? Убежище – по немецки – Unterkunft.]
– Comment dites vous? [Как вы говорите?] – недоверчиво и быстро переспросил капитан.
– Unterkunft, – повторил Пьер.
– Onterkoff, – сказал капитан и несколько секунд смеющимися глазами смотрел на Пьера. – Les Allemands sont de fieres betes. N'est ce pas, monsieur Pierre? [Экие дурни эти немцы. Не правда ли, мосье Пьер?] – заключил он.
– Eh bien, encore une bouteille de ce Bordeau Moscovite, n'est ce pas? Morel, va nous chauffer encore une pelilo bouteille. Morel! [Ну, еще бутылочку этого московского Бордо, не правда ли? Морель согреет нам еще бутылочку. Морель!] – весело крикнул капитан.
Морель подал свечи и бутылку вина. Капитан посмотрел на Пьера при освещении, и его, видимо, поразило расстроенное лицо его собеседника. Рамбаль с искренним огорчением и участием в лице подошел к Пьеру и нагнулся над ним.
– Eh bien, nous sommes tristes, [Что же это, мы грустны?] – сказал он, трогая Пьера за руку. – Vous aurai je fait de la peine? Non, vrai, avez vous quelque chose contre moi, – переспрашивал он. – Peut etre rapport a la situation? [Может, я огорчил вас? Нет, в самом деле, не имеете ли вы что нибудь против меня? Может быть, касательно положения?]
Пьер ничего не отвечал, но ласково смотрел в глаза французу. Это выражение участия было приятно ему.
– Parole d'honneur, sans parler de ce que je vous dois, j'ai de l'amitie pour vous. Puis je faire quelque chose pour vous? Disposez de moi. C'est a la vie et a la mort. C'est la main sur le c?ur que je vous le dis, [Честное слово, не говоря уже про то, чем я вам обязан, я чувствую к вам дружбу. Не могу ли я сделать для вас что нибудь? Располагайте мною. Это на жизнь и на смерть. Я говорю вам это, кладя руку на сердце,] – сказал он, ударяя себя в грудь.
– Merci, – сказал Пьер. Капитан посмотрел пристально на Пьера так же, как он смотрел, когда узнал, как убежище называлось по немецки, и лицо его вдруг просияло.
– Ah! dans ce cas je bois a notre amitie! [А, в таком случае пью за вашу дружбу!] – весело крикнул он, наливая два стакана вина. Пьер взял налитой стакан и выпил его. Рамбаль выпил свой, пожал еще раз руку Пьера и в задумчиво меланхолической позе облокотился на стол.
– Oui, mon cher ami, voila les caprices de la fortune, – начал он. – Qui m'aurait dit que je serai soldat et capitaine de dragons au service de Bonaparte, comme nous l'appellions jadis. Et cependant me voila a Moscou avec lui. Il faut vous dire, mon cher, – продолжал он грустным я мерным голосом человека, который сбирается рассказывать длинную историю, – que notre nom est l'un des plus anciens de la France. [Да, мой друг, вот колесо фортуны. Кто сказал бы мне, что я буду солдатом и капитаном драгунов на службе у Бонапарта, как мы его, бывало, называли. Однако же вот я в Москве с ним. Надо вам сказать, мой милый… что имя наше одно из самых древних во Франции.]
И с легкой и наивной откровенностью француза капитан рассказал Пьеру историю своих предков, свое детство, отрочество и возмужалость, все свои родственныеимущественные, семейные отношения. «Ma pauvre mere [„Моя бедная мать“.] играла, разумеется, важную роль в этом рассказе.
– Mais tout ca ce n'est que la mise en scene de la vie, le fond c'est l'amour? L'amour! N'est ce pas, monsieur; Pierre? – сказал он, оживляясь. – Encore un verre. [Но все это есть только вступление в жизнь, сущность же ее – это любовь. Любовь! Не правда ли, мосье Пьер? Еще стаканчик.]
Пьер опять выпил и налил себе третий.
– Oh! les femmes, les femmes! [О! женщины, женщины!] – и капитан, замаслившимися глазами глядя на Пьера, начал говорить о любви и о своих любовных похождениях. Их было очень много, чему легко было поверить, глядя на самодовольное, красивое лицо офицера и на восторженное оживление, с которым он говорил о женщинах. Несмотря на то, что все любовные истории Рамбаля имели тот характер пакостности, в котором французы видят исключительную прелесть и поэзию любви, капитан рассказывал свои истории с таким искренним убеждением, что он один испытал и познал все прелести любви, и так заманчиво описывал женщин, что Пьер с любопытством слушал его.
Очевидно было, что l'amour, которую так любил француз, была ни та низшего и простого рода любовь, которую Пьер испытывал когда то к своей жене, ни та раздуваемая им самим романтическая любовь, которую он испытывал к Наташе (оба рода этой любви Рамбаль одинаково презирал – одна была l'amour des charretiers, другая l'amour des nigauds) [любовь извозчиков, другая – любовь дурней.]; l'amour, которой поклонялся француз, заключалась преимущественно в неестественности отношений к женщине и в комбинация уродливостей, которые придавали главную прелесть чувству.