Дангиаде, Екатерина

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Екатерина Мартина Дангиаде
фр. Catherine Martine Denguiadé<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Императрица-консорт ЦАИ
4 декабря 1976 — 20 сентября 1979
Коронация: 4 декабря 1977
Предшественник: титул учреждён
Преемник: титул упразднён
 
Вероисповедание: римо-католичество
Рождение: 7 августа 1949(1949-08-07) (74 года)
Форт Аршамбо, Чад
Род: Бокасса
Супруг: Жан-Бедель Бокасса (Бокасса I)
Дети: 1) принцесса Рена Бокасса

2) принц Сен-Сильвестр Бокасса
3) принц Дью-Бени Бокасса
4) принцесса Маргарита Бокасса
5) принц Люсьен Бокасса
6) кронпринц Жан-Бедель Бокасса (р. 1974)
7) принц Сен-Жан Бокасса

Екатери́на (Катри́н) Марти́на Дангиаде́ (фр. Catherine Martine Denguiadé; род. 7 августа 1949, Форт Аршамбо, Чад) — одна из девятнадцати супруг президента Центральноафриканской Республики Жан-Беделя Бокассы. В 1976 году, с провозглашением Центральноафриканской Империи была объявлена «императрицей Центральной Африки».

Екатерина Дангиаде родила Бокассе семерых детей, включая престолонаследника и действующего главу императорского дома Бокасса Жан-Беделя-младшего.





Биография

Ранние годы

Екатерина Мартина Дангиаде родилась в Чаде, в городе Форт Аршамбо (ныне Сарх). Её отец, как и будущий супруг, происходил из влиятельного центральноафриканского клана М’бака, а мать — Люсьен Табедье — имела чадское происхождение. Вскоре семья Екатерины переехала в Банги. Здесь Екатерина поступила в лицей Пия XII[1].

В 1962 году по дороге домой из школы тринадцатилетняя лицеистка познакомилась с Жан-Беделем Бокассой — сорокалетним офицером, когда тот совершал автомобильную прогулку по улицам Банги. Недавно уволившийся из рядов французских вооружённых сил и возвратившийся на родину, в Центральную Африку, Бокасса был полон решимости найти себе новую жену (к тому времени за его плечами было уже пять браков). Екатерина ему сразу понравилась, и он задался целью завести с ней знакомство. Прежде, чем оно состоялось, Бокасса целыми днями подолгу ожидал девушку у лицея, но всякий раз не решался завязать разговор: лишь спустя несколько дней ему это удалось. Ухаживания Бокассы Екатерина воспринимала благосклонно, как и её мать, не препятствовавшая замужеству дочери. Однако отец Екатерины, в свою очередь, и слышать не хотел о браке, несмотря на то, что Бокасса являлся дальним родственником его семьи, а тогдашний президент ЦАР Давид Дако приходился ему племянником. Ухажёра девушки это не остановило: он продолжал свататься к Екатерине, ухаживать за ней и со временем сумел найти подход к её отцу. Наконец, 20 июня 1965 года (по другим данным — 1964 года) Екатерина вышла за него замуж. К тому моменту ей ещё не было и шестнадцати[1].

Уже в следующем месяце после заключения брака Бокасса взял молодую жену с собой во Францию. Здесь, на протяжении нескольких месяцев, пока в ЦАР продолжался политический кризис, она сопровождала супруга в изгнании. А в ночь с 31 декабря 1965 на 1 января 1966 года Бокасса совершил государственный переворот на родине, став новым президентом ЦАР. Ещё недавно обучавшаяся в школе, теперь Екатерина стала женой главы государства. Бокасса брал молодую супругу с собой в официальные поездки, позволял присутствовать с ним на приёмах. Екатерина быстро привыкла к роскоши, повышенному вниманию, красивой одежде и украшениям. Центральноафриканцы прозвали её «Маман Кати» (фр. Maman Cathy). В число хобби Екатерины входил шоппинг, а также коллекционирование кукол и чучел животных — их у жены Бокассы было огромное количество. Страстным коллекционером был и сам Бокасса, но он, в свою очередь, предпочитал приобретать камеры, музыкальные инструменты и обувь[2].

В начале 1970-х годов президент Бокасса, взявший курс на сближение с Францией, установил приятельские отношения с французским президентом Валери Жискар д’Эстеном. В связи с этим во время частых встреч глав двух государств Екатерина была вынуждена поддерживать общение с супругой Жискар д’Эстена Анной-Аймон (фр.). Это давалось ей с трудом: темы разговоров между супругами президентов ограничивались погодой и ценами в парижских модных бутиках. Екатерине приходилось терпеть и другие тяготы совместной жизни с Бокассой: диктатор отличался скупостью и был крайне ревнив — он не терпел даже того, что кто-то смотрит на его жену. В июле 1973 года, узнав от водителя супруги о том, что Екатерина неоднократно посещала дом своего близкого друга без его разрешения, Бокасса вызвал молодого человека к себе и так жестоко избил, что тот скончался на месте. Вместе с тем сам диктатор был многожёнцем и имел несколько любовниц, и его «жене номер один» приходилось считаться с этим обстоятельством[3].

Императрица ЦАИ

4 декабря 1977 года, спустя год после провозглашения Центральноафриканской Империи, состоялась торжественная коронация Жана-Беделя Бокассы как императора Бокассы I. Екатерина также была коронована как императрица, по прообразу Жозефины Богарнэ (Бокасса считал Наполеона Бонапарта своим кумиром). Её платье, приготовленное для церемонии коронации, обошлось государству в 72 400 $. В 1979 году, пока Бокасса с супругой находился с визитом в Ливии, представители центральноафриканской оппозиции при поддержке французских десантников совершили бескровный переворот в стране (операция «Барракуда»), ликвидировав империю и возвратив республиканский режим правления.

Жизнь после низложения

После низложения семья бывшего императора Бокассы нашла убежище в Кот-д'Ивуаре, а потом обосновалась в замке под Парижем, выделенным при посредничестве французского президента Валери Жискар д’Эстена. По некоторым сведениям, между президентом Франции и Екатериной Дангиаде был роман.

Когда отношения между Бокассой и его шестой супругой начали ухудшаться, она переехала в Лозанну, где жила до конца 1990-х годов. Бывший император, тем временем, вернулся в ЦАР. Здесь он был осуждён, приговорён к смерти, позже — к длительному заключению, а в ходе амнистии 1993 года — выпущен на свободу. После смерти Бокассы в 1996 году Екатерина прибыла на его похороны.

Екатерина Дангиаде родила Бокассе семерых детей, в том числе, кронпринца Жана-Беделя младшего. Сейчас она проживает в Банги, куда перебралась вскоре после смерти мужа.

Напишите отзыв о статье "Дангиаде, Екатерина"

Примечания

  1. 1 2 Titley, 2002, p. 52.
  2. Titley, 2002, p. 52—53.
  3. Titley, 2002, p. 53.

Литература

  • Titley, Brian. [books.google.ru/books?id=kEPbRmivj7IC&printsec=frontcover#v=onepage&q&f=false Dark Age: The Political Odyssey of Emperor Bokassa]. — Quebec City: McGill-Queen's Press, 2002. — 272 p.

Ссылки

  • [mysite.verizon.net/respzyir/jean-bedel-bokassa/id9.html Список жён и детей Бокассы]

Отрывок, характеризующий Дангиаде, Екатерина

– А любовь к ближнему, а самопожертвование? – заговорил Пьер. – Нет, я с вами не могу согласиться! Жить только так, чтобы не делать зла, чтоб не раскаиваться? этого мало. Я жил так, я жил для себя и погубил свою жизнь. И только теперь, когда я живу, по крайней мере, стараюсь (из скромности поправился Пьер) жить для других, только теперь я понял всё счастие жизни. Нет я не соглашусь с вами, да и вы не думаете того, что вы говорите.
Князь Андрей молча глядел на Пьера и насмешливо улыбался.
– Вот увидишь сестру, княжну Марью. С ней вы сойдетесь, – сказал он. – Может быть, ты прав для себя, – продолжал он, помолчав немного; – но каждый живет по своему: ты жил для себя и говоришь, что этим чуть не погубил свою жизнь, а узнал счастие только тогда, когда стал жить для других. А я испытал противуположное. Я жил для славы. (Ведь что же слава? та же любовь к другим, желание сделать для них что нибудь, желание их похвалы.) Так я жил для других, и не почти, а совсем погубил свою жизнь. И с тех пор стал спокойнее, как живу для одного себя.
– Да как же жить для одного себя? – разгорячаясь спросил Пьер. – А сын, а сестра, а отец?
– Да это всё тот же я, это не другие, – сказал князь Андрей, а другие, ближние, le prochain, как вы с княжной Марьей называете, это главный источник заблуждения и зла. Le prochаin [Ближний] это те, твои киевские мужики, которым ты хочешь сделать добро.
И он посмотрел на Пьера насмешливо вызывающим взглядом. Он, видимо, вызывал Пьера.
– Вы шутите, – всё более и более оживляясь говорил Пьер. Какое же может быть заблуждение и зло в том, что я желал (очень мало и дурно исполнил), но желал сделать добро, да и сделал хотя кое что? Какое же может быть зло, что несчастные люди, наши мужики, люди такие же, как и мы, выростающие и умирающие без другого понятия о Боге и правде, как обряд и бессмысленная молитва, будут поучаться в утешительных верованиях будущей жизни, возмездия, награды, утешения? Какое же зло и заблуждение в том, что люди умирают от болезни, без помощи, когда так легко материально помочь им, и я им дам лекаря, и больницу, и приют старику? И разве не ощутительное, не несомненное благо то, что мужик, баба с ребенком не имеют дня и ночи покоя, а я дам им отдых и досуг?… – говорил Пьер, торопясь и шепелявя. – И я это сделал, хоть плохо, хоть немного, но сделал кое что для этого, и вы не только меня не разуверите в том, что то, что я сделал хорошо, но и не разуверите, чтоб вы сами этого не думали. А главное, – продолжал Пьер, – я вот что знаю и знаю верно, что наслаждение делать это добро есть единственное верное счастие жизни.
– Да, ежели так поставить вопрос, то это другое дело, сказал князь Андрей. – Я строю дом, развожу сад, а ты больницы. И то, и другое может служить препровождением времени. А что справедливо, что добро – предоставь судить тому, кто всё знает, а не нам. Ну ты хочешь спорить, – прибавил он, – ну давай. – Они вышли из за стола и сели на крыльцо, заменявшее балкон.
– Ну давай спорить, – сказал князь Андрей. – Ты говоришь школы, – продолжал он, загибая палец, – поучения и так далее, то есть ты хочешь вывести его, – сказал он, указывая на мужика, снявшего шапку и проходившего мимо их, – из его животного состояния и дать ему нравственных потребностей, а мне кажется, что единственно возможное счастье – есть счастье животное, а ты его то хочешь лишить его. Я завидую ему, а ты хочешь его сделать мною, но не дав ему моих средств. Другое ты говоришь: облегчить его работу. А по моему, труд физический для него есть такая же необходимость, такое же условие его существования, как для меня и для тебя труд умственный. Ты не можешь не думать. Я ложусь спать в 3 м часу, мне приходят мысли, и я не могу заснуть, ворочаюсь, не сплю до утра оттого, что я думаю и не могу не думать, как он не может не пахать, не косить; иначе он пойдет в кабак, или сделается болен. Как я не перенесу его страшного физического труда, а умру через неделю, так он не перенесет моей физической праздности, он растолстеет и умрет. Третье, – что бишь еще ты сказал? – Князь Андрей загнул третий палец.
– Ах, да, больницы, лекарства. У него удар, он умирает, а ты пустил ему кровь, вылечил. Он калекой будет ходить 10 ть лет, всем в тягость. Гораздо покойнее и проще ему умереть. Другие родятся, и так их много. Ежели бы ты жалел, что у тебя лишний работник пропал – как я смотрю на него, а то ты из любви же к нему его хочешь лечить. А ему этого не нужно. Да и потом,что за воображенье, что медицина кого нибудь и когда нибудь вылечивала! Убивать так! – сказал он, злобно нахмурившись и отвернувшись от Пьера. Князь Андрей высказывал свои мысли так ясно и отчетливо, что видно было, он не раз думал об этом, и он говорил охотно и быстро, как человек, долго не говоривший. Взгляд его оживлялся тем больше, чем безнадежнее были его суждения.
– Ах это ужасно, ужасно! – сказал Пьер. – Я не понимаю только – как можно жить с такими мыслями. На меня находили такие же минуты, это недавно было, в Москве и дорогой, но тогда я опускаюсь до такой степени, что я не живу, всё мне гадко… главное, я сам. Тогда я не ем, не умываюсь… ну, как же вы?…
– Отчего же не умываться, это не чисто, – сказал князь Андрей; – напротив, надо стараться сделать свою жизнь как можно более приятной. Я живу и в этом не виноват, стало быть надо как нибудь получше, никому не мешая, дожить до смерти.
– Но что же вас побуждает жить с такими мыслями? Будешь сидеть не двигаясь, ничего не предпринимая…
– Жизнь и так не оставляет в покое. Я бы рад ничего не делать, а вот, с одной стороны, дворянство здешнее удостоило меня чести избрания в предводители: я насилу отделался. Они не могли понять, что во мне нет того, что нужно, нет этой известной добродушной и озабоченной пошлости, которая нужна для этого. Потом вот этот дом, который надо было построить, чтобы иметь свой угол, где можно быть спокойным. Теперь ополчение.
– Отчего вы не служите в армии?
– После Аустерлица! – мрачно сказал князь Андрей. – Нет; покорно благодарю, я дал себе слово, что служить в действующей русской армии я не буду. И не буду, ежели бы Бонапарте стоял тут, у Смоленска, угрожая Лысым Горам, и тогда бы я не стал служить в русской армии. Ну, так я тебе говорил, – успокоиваясь продолжал князь Андрей. – Теперь ополченье, отец главнокомандующим 3 го округа, и единственное средство мне избавиться от службы – быть при нем.
– Стало быть вы служите?
– Служу. – Он помолчал немного.
– Так зачем же вы служите?
– А вот зачем. Отец мой один из замечательнейших людей своего века. Но он становится стар, и он не то что жесток, но он слишком деятельного характера. Он страшен своей привычкой к неограниченной власти, и теперь этой властью, данной Государем главнокомандующим над ополчением. Ежели бы я два часа опоздал две недели тому назад, он бы повесил протоколиста в Юхнове, – сказал князь Андрей с улыбкой; – так я служу потому, что кроме меня никто не имеет влияния на отца, и я кое где спасу его от поступка, от которого бы он после мучился.