Даниил Чёрный

Даниил Чёрный
Даниил Черный и Андрей Рублев расписывают Успенский собор во Владимире (миниатюра Лицевого летописного свода, XVI век)
Дата рождения:	1340 - 1350-е
Дата смерти:	1428(1428)
Влияние на:	Андрей Рублев

Даниил Чёрный (около 1350-х  — 1428) — иконописец, монах, современник и сотрудник Андрея Рублёва, почитается как святой преподобный в РПЦ, дни его памяти — в день памяти Преподобного Андроника и его учеников 13/26 июня и в день Собора Радонежских святых — 6/19 июля.

Жизнь и творчество

Прозвище «Чёрный» известно по тексту «Сказания о святых иконописцах» (конец XVII — начало XVIII веков), в более ранних источниках называется просто Даниилом. Летописи свидетельствуют о росписи Даниилом и Андреем Рублёвым Успенского собора во Владимире, причём Даниил назван первым, что может свидетельствовать о старшинстве и большей опытности Даниила. Иосиф Волоцкий называет Даниила учителем Рублёва. Погребён Даниил в Спасо-Андрониковом монастыре, где недавно были обнаружены, вероятно, его останки. То что Даниил работал всегда в соавторстве с Андреем Рублевым, создает проблему разделения творчества двух художников. Иконописцы XV века не оставляли автографов. Выход исследователи ищут в попытках выделить особые стилистические приемы, характерные для каждого мастера. Считая Даниила Черного художником старшего поколения, И.Грабарь предложил приписать ему авторство тех произведений, в которых просматриваются черты предшествующей школы письма XIV века, заимствованные у византийских мастеров. Примером такой "старой традиции" может служить фреска "Лоно Авраамово", являющаяся частью росписи Владимирского Успенского собора, композиции южного нефа, южного склона центрального нефа, ряд фрагментов на северной стене главного алтаря, а также часть икон из иконостаса.

Скончался Даниил одновременно с Андреем Рублевым около 1430 г. от «морового поветрия» и погребен рядом с ним в Спасо-Андрониковом монастыре в Москве. Как и Андрей Рублев, Даниил несомненно оставил после себя учеников и рисунки, служившие образцами для создания живописных изображений.

В 1992 г. при расчистке алтаря Спасского собора рядом с могилами игуменов и основателей монастыря было обнаружено погребение двух простых монахов (два черепа, кости, погребальная чаша для елея, крестики, сплетенные из кожи, кожаные тапочки). Возраст монахов был соответственно примерно 50 и 80 лет. По мнению антрополога Сергея Никитина это было вторичное захоронение (кости имели повреждения, оставленные предположительно поисковым щупом). На этом основании (вряд ли кого еще из простых монахов могли разыскивать для перезахоронения на столь почетном месте) погребения были идентифицированы как тела Андрея Рублева и Даниила Черного.

Литература

• Троицкая летопись под 1408 г.
• «Духовная грамота» Иосифа Волоцкого, 1507 г., Слово 10
• «Сказание о святых иконописцах» (кон. XVII — нач. XVIII вв.)
• Ред.-сост. Кочетков Игорь Александрович. Словарь русских иконописцев XI—XVII веков. М. «Индрик», 2003. — 816 с ISBN 5-85759-213-5

Образ Даниила Чёрного в кино

• Андрей Рублев (СССР; 1966) режиссёр Андрей Тарковский, в роли Даниила — Николай Гринько.

Ссылки

• [nesusvet.narod.ru/ico/gloss/g_de.htm#daniil Даниил в словаре по иконописи]

Отрывок, характеризующий Даниил Чёрный

Для лакея не может быть великого человека, потому что у лакея свое понятие о величии.


5 ноября был первый день так называемого Красненского сражения. Перед вечером, когда уже после многих споров и ошибок генералов, зашедших не туда, куда надо; после рассылок адъютантов с противуприказаниями, когда уже стало ясно, что неприятель везде бежит и сражения не может быть и не будет, Кутузов выехал из Красного и поехал в Доброе, куда была переведена в нынешний день главная квартира.
День был ясный, морозный. Кутузов с огромной свитой недовольных им, шушукающихся за ним генералов, верхом на своей жирной белой лошадке ехал к Доброму. По всей дороге толпились, отогреваясь у костров, партии взятых нынешний день французских пленных (их взято было в этот день семь тысяч). Недалеко от Доброго огромная толпа оборванных, обвязанных и укутанных чем попало пленных гудела говором, стоя на дороге подле длинного ряда отпряженных французских орудий. При приближении главнокомандующего говор замолк, и все глаза уставились на Кутузова, который в своей белой с красным околышем шапке и ватной шинели, горбом сидевшей на его сутуловатых плечах, медленно подвигался по дороге. Один из генералов докладывал Кутузову, где взяты орудия и пленные.
Кутузов, казалось, чем то озабочен и не слышал слов генерала. Он недовольно щурился и внимательно и пристально вглядывался в те фигуры пленных, которые представляли особенно жалкий вид. Большая часть лиц французских солдат были изуродованы отмороженными носами и щеками, и почти у всех были красные, распухшие и гноившиеся глаза.
Одна кучка французов стояла близко у дороги, и два солдата – лицо одного из них было покрыто болячками – разрывали руками кусок сырого мяса. Что то было страшное и животное в том беглом взгляде, который они бросили на проезжавших, и в том злобном выражении, с которым солдат с болячками, взглянув на Кутузова, тотчас же отвернулся и продолжал свое дело.
Кутузов долго внимательно поглядел на этих двух солдат; еще более сморщившись, он прищурил глаза и раздумчиво покачал головой. В другом месте он заметил русского солдата, который, смеясь и трепля по плечу француза, что то ласково говорил ему. Кутузов опять с тем же выражением покачал головой.
– Что ты говоришь? Что? – спросил он у генерала, продолжавшего докладывать и обращавшего внимание главнокомандующего на французские взятые знамена, стоявшие перед фронтом Преображенского полка.
– А, знамена! – сказал Кутузов, видимо с трудом отрываясь от предмета, занимавшего его мысли. Он рассеянно оглянулся. Тысячи глаз со всех сторон, ожидая его сло ва, смотрели на него.
Перед Преображенским полком он остановился, тяжело вздохнул и закрыл глаза. Кто то из свиты махнул, чтобы державшие знамена солдаты подошли и поставили их древками знамен вокруг главнокомандующего. Кутузов помолчал несколько секунд и, видимо неохотно, подчиняясь необходимости своего положения, поднял голову и начал говорить. Толпы офицеров окружили его. Он внимательным взглядом обвел кружок офицеров, узнав некоторых из них.
– Благодарю всех! – сказал он, обращаясь к солдатам и опять к офицерам. В тишине, воцарившейся вокруг него, отчетливо слышны были его медленно выговариваемые слова. – Благодарю всех за трудную и верную службу. Победа совершенная, и Россия не забудет вас. Вам слава вовеки! – Он помолчал, оглядываясь.
– Нагни, нагни ему голову то, – сказал он солдату, державшему французского орла и нечаянно опустившему его перед знаменем преображенцев. – Пониже, пониже, так то вот. Ура! ребята, – быстрым движением подбородка обратись к солдатам, проговорил он.
– Ура ра ра! – заревели тысячи голосов. Пока кричали солдаты, Кутузов, согнувшись на седле, склонил голову, и глаз его засветился кротким, как будто насмешливым, блеском.
– Вот что, братцы, – сказал он, когда замолкли голоса…
И вдруг голос и выражение лица его изменились: перестал говорить главнокомандующий, а заговорил простой, старый человек, очевидно что то самое нужное желавший сообщить теперь своим товарищам.
В толпе офицеров и в рядах солдат произошло движение, чтобы яснее слышать то, что он скажет теперь.
– А вот что, братцы. Я знаю, трудно вам, да что же делать! Потерпите; недолго осталось. Выпроводим гостей, отдохнем тогда. За службу вашу вас царь не забудет. Вам трудно, да все же вы дома; а они – видите, до чего они дошли, – сказал он, указывая на пленных. – Хуже нищих последних. Пока они были сильны, мы себя не жалели, а теперь их и пожалеть можно. Тоже и они люди. Так, ребята?