Данилова, Ирина Евгеньевна

Ирина Евгеньевна Данилова
Дата рождения:	17 февраля 1922(1922-02-17)
Дата смерти:	28 декабря 2012(2012-12-28) (90 лет)
Страна:	СССР СССР → Россия Россия
Научная сфера:	искусствоведение
Место работы:	МВХПУ, ГМИИ им. А. С. Пушкина, РГГУ
Учёная степень:	доктор искусствоведения
Альма-матер:	МГУ
Награды и премии:

Ири́на Евге́ньевна Дани́лова (17 февраля 1922 — 28 декабря 2012) — советский и российский искусствовед, историк и теоретик искусства, автор многих книг по искусству Средних веков, Возрождения и Древней Руси, доктор искусствоведения, заслуженный деятель искусств РСФСР (1982), музейный работник и педагог. В течение многих лет работала заместителем генерального директора Государственного музея изобразительных искусств имени А. С. Пушкина по научной работе.

Биография

Ирина Данилова родилась в 1922 году. Училась в Московском государственном университете, в 1945 году окончила отделение искусствоведения исторического факультета МГУ.

После этого Ирина Данилова была принята в аспирантуру при Институте истории искусств АН СССР. В 1951 году она защитила кандидатскую диссертацию по теме «Дионисий и его творчество. К вопросу об искусстве Москвы периода образования Русского государства».

С 1947 по 1967 год Ирина Данилова преподавала в Московском высшем художественно-промышленном училище (бывшем Строгановском) — сначала в должности преподавателя, а затем доцента и исполняющей обязанности профессора кафедры истории искусств.

С 1967 года Ирина Данилова работала в Государственном музее изобразительных искусств имени А. С. Пушкина (ГМИИ). Более 30 лет, с 1967 по 1998 год, она была заместителем директора ГМИИ по научной работе, а в 1998—2010 годах работала главным научным сотрудником-консультантом директора ГМИИ. Кроме этого, с 1992 по 2011 год она работала главным научным сотрудником Института высших гуманитарных исследований при Российском государственном гуманитарном университете, а также была членом бюро Комиссии по проблемам культуры Возрождения при Научном совете по истории мировой культуры Российской академии наук.

По книге «Итальянская монументальная живопись. Раннее Возрождение», выпущенной в 1970 году, Ирина Данилова защитила докторскую диссертацию и получила учёную степень доктора искусствоведения.

Многие научные труды Ирины Даниловой связаны с искусством Средних веков и Возрождения. Отдельные монографии посвящены творчеству художников Джотто, Боттичелли, архитекторов Брунеллески, Альберти и других.

В 1982 году Ирине Даниловой было присвоено звание заслуженного деятеля искусств РСФСР.

Сочинения И. Е. Даниловой

• Иван Аргунов. Русский крепостной художник XVIII века. М.—Л.: Искусство, 1948
• К вопросу о развитии западно-европейской тематической плафонной живописи. М., 1960
• Лекции по истории монументально-декоративной живописи. М., 1960
• Орнамент в древне-греческой вазописи V века до н. э. М., 1960
• Итальянская монументальная живопись. Раннее Возрождение. М.: Искусство, 1970
• Джотто. М.: Изобразительное искусство, 1970
• Фрески Ферапонтова монастыря. М.: Искусство, 1970.
• От Средних веков к Возрождению. Сложение художественной системы картины кватроченто. М.: Искусство, 1975
• Искусство средних веков и Возрождения. Работы разных лет. М.: Советский художник, 1984
• Боттичелли. М.: Изобразительное искусство, 1985
• Брунеллески и Флоренция. Творческая личность в контексте ренессансной культуры. М.: Искусство, 1991
• Судьба картины в европейской живописи. М.: РГГУ, 1996 (1-е изд.), СПб.: Искусство-СПб, 2005 (2-е изд.)
• Альберти и Флоренция. М.: РГГУ, 1997
• Итальянский город XV века. Реальность, миф, образ. М.: РГГУ, 2000
• Исполнилась полнота времен. М.: РГГУ, 2004, ISBN 5-7281-0701-X

Отрывок, характеризующий Данилова, Ирина Евгеньевна

Балашев ничего не мог отвечать на это и молча наклонил голову.
– Да, в этой комнате, четыре дня тому назад, совещались Винцингероде и Штейн, – с той же насмешливой, уверенной улыбкой продолжал Наполеон. – Чего я не могу понять, – сказал он, – это того, что император Александр приблизил к себе всех личных моих неприятелей. Я этого не… понимаю. Он не подумал о том, что я могу сделать то же? – с вопросом обратился он к Балашеву, и, очевидно, это воспоминание втолкнуло его опять в тот след утреннего гнева, который еще был свеж в нем.
– И пусть он знает, что я это сделаю, – сказал Наполеон, вставая и отталкивая рукой свою чашку. – Я выгоню из Германии всех его родных, Виртембергских, Баденских, Веймарских… да, я выгоню их. Пусть он готовит для них убежище в России!
Балашев наклонил голову, видом своим показывая, что он желал бы откланяться и слушает только потому, что он не может не слушать того, что ему говорят. Наполеон не замечал этого выражения; он обращался к Балашеву не как к послу своего врага, а как к человеку, который теперь вполне предан ему и должен радоваться унижению своего бывшего господина.
– И зачем император Александр принял начальство над войсками? К чему это? Война мое ремесло, а его дело царствовать, а не командовать войсками. Зачем он взял на себя такую ответственность?
Наполеон опять взял табакерку, молча прошелся несколько раз по комнате и вдруг неожиданно подошел к Балашеву и с легкой улыбкой так уверенно, быстро, просто, как будто он делал какое нибудь не только важное, но и приятное для Балашева дело, поднял руку к лицу сорокалетнего русского генерала и, взяв его за ухо, слегка дернул, улыбнувшись одними губами.
– Avoir l'oreille tiree par l'Empereur [Быть выдранным за ухо императором] считалось величайшей честью и милостью при французском дворе.
– Eh bien, vous ne dites rien, admirateur et courtisan de l'Empereur Alexandre? [Ну у, что ж вы ничего не говорите, обожатель и придворный императора Александра?] – сказал он, как будто смешно было быть в его присутствии чьим нибудь courtisan и admirateur [придворным и обожателем], кроме его, Наполеона.
– Готовы ли лошади для генерала? – прибавил он, слегка наклоняя голову в ответ на поклон Балашева.
– Дайте ему моих, ему далеко ехать…
Письмо, привезенное Балашевым, было последнее письмо Наполеона к Александру. Все подробности разговора были переданы русскому императору, и война началась.


После своего свидания в Москве с Пьером князь Андреи уехал в Петербург по делам, как он сказал своим родным, но, в сущности, для того, чтобы встретить там князя Анатоля Курагина, которого он считал необходимым встретить. Курагина, о котором он осведомился, приехав в Петербург, уже там не было. Пьер дал знать своему шурину, что князь Андрей едет за ним. Анатоль Курагин тотчас получил назначение от военного министра и уехал в Молдавскую армию. В это же время в Петербурге князь Андрей встретил Кутузова, своего прежнего, всегда расположенного к нему, генерала, и Кутузов предложил ему ехать с ним вместе в Молдавскую армию, куда старый генерал назначался главнокомандующим. Князь Андрей, получив назначение состоять при штабе главной квартиры, уехал в Турцию.
Князь Андрей считал неудобным писать к Курагину и вызывать его. Не подав нового повода к дуэли, князь Андрей считал вызов с своей стороны компрометирующим графиню Ростову, и потому он искал личной встречи с Курагиным, в которой он намерен был найти новый повод к дуэли. Но в Турецкой армии ему также не удалось встретить Курагина, который вскоре после приезда князя Андрея в Турецкую армию вернулся в Россию. В новой стране и в новых условиях жизни князю Андрею стало жить легче. После измены своей невесты, которая тем сильнее поразила его, чем старательнее он скрывал ото всех произведенное на него действие, для него были тяжелы те условия жизни, в которых он был счастлив, и еще тяжелее были свобода и независимость, которыми он так дорожил прежде. Он не только не думал тех прежних мыслей, которые в первый раз пришли ему, глядя на небо на Аустерлицком поле, которые он любил развивать с Пьером и которые наполняли его уединение в Богучарове, а потом в Швейцарии и Риме; но он даже боялся вспоминать об этих мыслях, раскрывавших бесконечные и светлые горизонты. Его интересовали теперь только самые ближайшие, не связанные с прежними, практические интересы, за которые он ухватывался с тем большей жадностью, чем закрытое были от него прежние. Как будто тот бесконечный удаляющийся свод неба, стоявший прежде над ним, вдруг превратился в низкий, определенный, давивший его свод, в котором все было ясно, но ничего не было вечного и таинственного.
Из представлявшихся ему деятельностей военная служба была самая простая и знакомая ему. Состоя в должности дежурного генерала при штабе Кутузова, он упорно и усердно занимался делами, удивляя Кутузова своей охотой к работе и аккуратностью. Не найдя Курагина в Турции, князь Андрей не считал необходимым скакать за ним опять в Россию; но при всем том он знал, что, сколько бы ни прошло времени, он не мог, встретив Курагина, несмотря на все презрение, которое он имел к нему, несмотря на все доказательства, которые он делал себе, что ему не стоит унижаться до столкновения с ним, он знал, что, встретив его, он не мог не вызвать его, как не мог голодный человек не броситься на пищу. И это сознание того, что оскорбление еще не вымещено, что злоба не излита, а лежит на сердце, отравляло то искусственное спокойствие, которое в виде озабоченно хлопотливой и несколько честолюбивой и тщеславной деятельности устроил себе князь Андрей в Турции.