Данилов, Пётр Алексеевич

Пётр Алексеевич Данилов
Дата рождения	1760(1760)
Место рождения	Российская империя
Принадлежность	Российская империя Российская империя
Род войск	флот
Звание	вице-адмирал
Командовал	фрегат «Святой Николай», корабли «Святая Троица», «Апостол Пётр», «Три Святителя», «Пимен» и «Глеб»
Сражения/войны	Русско-турецкая война
Награды и премии	Орден Святого Георгия 4-й ст. (1791)

Пётр Алексе́евич Дани́лов (1760—?) — вице-адмирал, герой русско-турецкой войны 1787—1792 годов.

Биография

Родился в 1760 году.

В 1773 году поступил в Морской корпус кадетом; в 1775 году произведён в капралы. С 1776 по 1780 годы ежегодно плавал в Финском заливе и одно лето в Балтийском море; 1 мая 1778 года был выпущен из корпуса и произведён в мичманы.

В 1780 и 1781 годах, в эскадре капитана Палибина на корабле «Дерись», плавал от Кронштадта до Лиссабона и обратно. С 1782 года по 1786 год Данилов, будучи лейтенантом, находился при Кронштадтском и Херсонском портах. В 1787 году плавал в Чёрном море, а после кампании назначен командиром на пристань Глубокую. В том же году произведён в капитан-лейтенанты и, командуя фрегатом «Святой Николай», конвоировал транспортные суда от Глубокой пристани до Очакова.

В 1788 году, командуя тем же фрегатом в лиманской эскадре контр-адмирала Пола Джонса, участвовал в сражении с турецким флотом в Лимане и в сражении под Очаковым. В 1789 году Данилов за отличие был произведён в капитаны 2-го ранга и, по-прежнему командуя фрегатом «Святой Николай», плавал между Днепровским лиманом, Очаковым и Гаджибеем.

В 1790 году, состоя флаг-капитаном при контр-адмирале Ушакове, участвовал в сражениях с турецким флотом в Керченском проливе и у Гаджибея и 9 февраля 1791 года был награждён орденом св. Георгия IV класса (№ 417 по кавалерскому списку Судравского и № 804 по списку Григоровича — Степанова)

За храбрые подвиги, оказанные в сражении 28 и 29 августа 790 года на Черном море против турецкого флота.

В 1791 году Данилов командовал новопостроенным кораблём «Св. Троица» при проводке его от Херсона к Очакову. В 1792 году находился при Севастопольском порте. В 1793 году командовал кораблём «Апостол Пётр» на Севастопольском рейде. С 1794 по 1797 год Данилов, находясь на Чёрном море, командовал фрегатом «Святой Николай».

В 1796 году произведён в капитаны 1-го ранга; в 1798 году из Черноморского переведён в Балтийский флот и командовал кораблями «Три Святителя» и «Пимен» при Кронштадтском порте. В 1799 году, командуя кораблем «Глеб», крейсировал в Балтийском море и 28 ноября того же года произведён в капитан-командоры; в 1800 году командовал тем же кораблем на Кронштадтском рейде.

14 марта 1801 года Данилов произведён в контр-адмиралы и с этого времени по 1804 год, имея флаги на кораблях: «Москва», «Благодать» и «Ростислав», командовал эскадрами в Финском заливе, Балтийском море и на Ревельском рейде.

С 1804 по 1807 год, находясь в Ревеле, командовал всей флотской частью. 12 декабря 1807 года Данилов, состоя главным командиром Ревельского порта, был произведён в вице-адмиралы, а 12 июня 1809 года уволен от службы с пенсионом половинного жалованья.

Дата смерти точно не выяснена: в РБСП сказано, что Данилов скончался в 1830 году, в 60 томе сборника Русского Исторического общества указывается 1833 год, по данным списка Судравского — 7 июня 1843 года, Венгеров называет 1823 год.

Источники

• Волков С. В. Генералитет Российской империи. Энциклопедический словарь генералов и адмиралов от Петра I до Николая II. — Т. I. А—К. — М., 2009.
• Русский биографический словарь: В 25 т. / под наблюдением А. А. Половцова. 1896—1918.
• Степанов В. С., Григорович П. И. В память столетнего юбилея императорского Военного ордена Святого великомученика и Победоносца Георгия. (1769—1869). — СПб., 1869.

Отрывок, характеризующий Данилов, Пётр Алексеевич

Когда человек видит умирающее животное, ужас охватывает его: то, что есть он сам, – сущность его, в его глазах очевидно уничтожается – перестает быть. Но когда умирающее есть человек, и человек любимый – ощущаемый, тогда, кроме ужаса перед уничтожением жизни, чувствуется разрыв и духовная рана, которая, так же как и рана физическая, иногда убивает, иногда залечивается, но всегда болит и боится внешнего раздражающего прикосновения.
После смерти князя Андрея Наташа и княжна Марья одинаково чувствовали это. Они, нравственно согнувшись и зажмурившись от грозного, нависшего над ними облака смерти, не смели взглянуть в лицо жизни. Они осторожно берегли свои открытые раны от оскорбительных, болезненных прикосновений. Все: быстро проехавший экипаж по улице, напоминание об обеде, вопрос девушки о платье, которое надо приготовить; еще хуже, слово неискреннего, слабого участия болезненно раздражало рану, казалось оскорблением и нарушало ту необходимую тишину, в которой они обе старались прислушиваться к незамолкшему еще в их воображении страшному, строгому хору, и мешало вглядываться в те таинственные бесконечные дали, которые на мгновение открылись перед ними.
Только вдвоем им было не оскорбительно и не больно. Они мало говорили между собой. Ежели они говорили, то о самых незначительных предметах. И та и другая одинаково избегали упоминания о чем нибудь, имеющем отношение к будущему.
Признавать возможность будущего казалось им оскорблением его памяти. Еще осторожнее они обходили в своих разговорах все то, что могло иметь отношение к умершему. Им казалось, что то, что они пережили и перечувствовали, не могло быть выражено словами. Им казалось, что всякое упоминание словами о подробностях его жизни нарушало величие и святыню совершившегося в их глазах таинства.
Беспрестанные воздержания речи, постоянное старательное обхождение всего того, что могло навести на слово о нем: эти остановки с разных сторон на границе того, чего нельзя было говорить, еще чище и яснее выставляли перед их воображением то, что они чувствовали.

Но чистая, полная печаль так же невозможна, как чистая и полная радость. Княжна Марья, по своему положению одной независимой хозяйки своей судьбы, опекунши и воспитательницы племянника, первая была вызвана жизнью из того мира печали, в котором она жила первые две недели. Она получила письма от родных, на которые надо было отвечать; комната, в которую поместили Николеньку, была сыра, и он стал кашлять. Алпатыч приехал в Ярославль с отчетами о делах и с предложениями и советами переехать в Москву в Вздвиженский дом, который остался цел и требовал только небольших починок. Жизнь не останавливалась, и надо было жить. Как ни тяжело было княжне Марье выйти из того мира уединенного созерцания, в котором она жила до сих пор, как ни жалко и как будто совестно было покинуть Наташу одну, – заботы жизни требовали ее участия, и она невольно отдалась им. Она поверяла счеты с Алпатычем, советовалась с Десалем о племяннике и делала распоряжения и приготовления для своего переезда в Москву.
Наташа оставалась одна и с тех пор, как княжна Марья стала заниматься приготовлениями к отъезду, избегала и ее.
Княжна Марья предложила графине отпустить с собой Наташу в Москву, и мать и отец радостно согласились на это предложение, с каждым днем замечая упадок физических сил дочери и полагая для нее полезным и перемену места, и помощь московских врачей.
– Я никуда не поеду, – отвечала Наташа, когда ей сделали это предложение, – только, пожалуйста, оставьте меня, – сказала она и выбежала из комнаты, с трудом удерживая слезы не столько горя, сколько досады и озлобления.
После того как она почувствовала себя покинутой княжной Марьей и одинокой в своем горе, Наташа большую часть времени, одна в своей комнате, сидела с ногами в углу дивана, и, что нибудь разрывая или переминая своими тонкими, напряженными пальцами, упорным, неподвижным взглядом смотрела на то, на чем останавливались глаза. Уединение это изнуряло, мучило ее; но оно было для нее необходимо. Как только кто нибудь входил к ней, она быстро вставала, изменяла положение и выражение взгляда и бралась за книгу или шитье, очевидно с нетерпением ожидая ухода того, кто помешал ей.
Ей все казалось, что она вот вот сейчас поймет, проникнет то, на что с страшным, непосильным ей вопросом устремлен был ее душевный взгляд.