Данилов, Сергей Евлампиевич

Сергей Евлампиевич Данилов
комбриг С. Е. Данилов
Дата рождения	5 октября 1895(1895-10-05)
Место рождения	д. Нечаевка, Елизаровская волость, Переславский уезд, Владимирская губерния, Российская Империя
Дата смерти	1 марта 1944(1944-03-01) (48 лет)
Принадлежность	СССР СССР
Годы службы	1914—1941
Звание	штабс-капитан РИА генерал-майор РККА
Командовал	280-я стрелковая дивизия (1-го формирования)
Сражения/войны	Первая мировая война, Гражданская война в России, Великая Отечественная война
Награды и премии	Российской империи

Сергей Евлампиевич Данилов (5 октября 1895, д. Нечаевка, Переславский уезд Владимирская губерния — 1 марта 1944, концлагерь Флоссенбюрг, Бавария) — советский военачальник, генерал-майор, командир 280-й стрелковой дивизии 1-го формирования, кавалер ордена Красного Знамени.

Биография

Начальная биография

В 1907 году вместе с отцом пришёл в Москву на заработки. Окончил реальное училище в 1914 году.

Военная служба

Первая мировая война

В сентябре 1915 года поступил на службу и зачислен юнкером в Алексеевское военное училище, по его окончании в январе 1916 года назначен младшим офицером в запасной батальон в город Симбирск. В мае 1916 года направлен в действующую армию в 5-й Киевский гренадерский полк, где исполнял должности младшего офицера и командира роты, начальника учебной команды, командира батальона. Участвовал в боях на Западном фронте в районе Барановичи, в ходе которых подвергался атаке газами со стороны германских войск и был контужен. За боевые отличия награжден орденами Святой Анны 4-й ст. и Святого Станислава 3-й ст. В феврале 1918 года демобилизован в чине штабс-капитана и вернулся на родину.

Гражданская война

В гражданскую войну командовал ротой, воюя на стороне красных. Был награждён орденом Красного Знамени. Дважды был тяжело ранен. Командовал ротой 18-й стрелковой дивизии в Ярославле, затем батальоном 53-го стрелкового полка той же дивизии в Рыбинске.

Межвоенное время

По окончании Военной академии РККА им. М. В. Фрунзе служил в штабе Московского военного округа. С 1934 года работал начальником учебной части военного факультета Инженерно-технической академии связи им. В. Н. Подбельского, позднее — начальником кафедры Военной академии им. М. В. Фрунзе. Одновременно преподавал общую тактику в Военной академии Генерального штаба. В 1939 году сформировал на базе 97-го стрелкового полка 137-ю стрелковую дивизии и стал её первым командиром.

Великая Отечественная война

В сентябре 1941 года, командуя 280-й стрелковой дивизией 3-й армии, при выходе из окружения был ранен, остался в тылу немцев и был выдан. Содержался в заключении в Бобруйске, в лагере в Молодечно. За отказ сотрудничать с гитлеровцами переведен в тюрьму Нюрнберга. Затем содержался во Флоссенбюргском лагере.

В конце февраля 1944 года он был заподозрен в связях с подпольем и по приказу Гиммлера был казнен с особой жестокостью. Его до смерти забили палками, и он скончался, не приходя в сознание 1 марта 1944 года. Похоронен в концлагере Флоссенбюрг.

Отрывок, характеризующий Данилов, Сергей Евлампиевич

леса выскочил перед ними на дорогу коричневый с белыми ногами заяц и, испуганный топотом большого количества лошадей, так растерялся, что долго прыгал по дороге впереди их, возбуждая общее внимание и смех, и, только когда в несколько голосов крикнули на него, бросился в сторону и скрылся в чаще. Проехав версты две по лесу, они выехали на поляну, на которой стояли войска корпуса Тучкова, долженствовавшего защищать левый фланг.
Здесь, на крайнем левом фланге, Бенигсен много и горячо говорил и сделал, как казалось Пьеру, важное в военном отношении распоряжение. Впереди расположения войск Тучкова находилось возвышение. Это возвышение не было занято войсками. Бенигсен громко критиковал эту ошибку, говоря, что было безумно оставить незанятою командующую местностью высоту и поставить войска под нею. Некоторые генералы выражали то же мнение. Один в особенности с воинской горячностью говорил о том, что их поставили тут на убой. Бенигсен приказал своим именем передвинуть войска на высоту.
Распоряжение это на левом фланге еще более заставило Пьера усумниться в его способности понять военное дело. Слушая Бенигсена и генералов, осуждавших положение войск под горою, Пьер вполне понимал их и разделял их мнение; но именно вследствие этого он не мог понять, каким образом мог тот, кто поставил их тут под горою, сделать такую очевидную и грубую ошибку.
Пьер не знал того, что войска эти были поставлены не для защиты позиции, как думал Бенигсен, а были поставлены в скрытое место для засады, то есть для того, чтобы быть незамеченными и вдруг ударить на подвигавшегося неприятеля. Бенигсен не знал этого и передвинул войска вперед по особенным соображениям, не сказав об этом главнокомандующему.


Князь Андрей в этот ясный августовский вечер 25 го числа лежал, облокотившись на руку, в разломанном сарае деревни Князькова, на краю расположения своего полка. В отверстие сломанной стены он смотрел на шедшую вдоль по забору полосу тридцатилетних берез с обрубленными нижними сучьями, на пашню с разбитыми на ней копнами овса и на кустарник, по которому виднелись дымы костров – солдатских кухонь.
Как ни тесна и никому не нужна и ни тяжка теперь казалась князю Андрею его жизнь, он так же, как и семь лет тому назад в Аустерлице накануне сражения, чувствовал себя взволнованным и раздраженным.
Приказания на завтрашнее сражение были отданы и получены им. Делать ему было больше нечего. Но мысли самые простые, ясные и потому страшные мысли не оставляли его в покое. Он знал, что завтрашнее сражение должно было быть самое страшное изо всех тех, в которых он участвовал, и возможность смерти в первый раз в его жизни, без всякого отношения к житейскому, без соображений о том, как она подействует на других, а только по отношению к нему самому, к его душе, с живостью, почти с достоверностью, просто и ужасно, представилась ему. И с высоты этого представления все, что прежде мучило и занимало его, вдруг осветилось холодным белым светом, без теней, без перспективы, без различия очертаний. Вся жизнь представилась ему волшебным фонарем, в который он долго смотрел сквозь стекло и при искусственном освещении. Теперь он увидал вдруг, без стекла, при ярком дневном свете, эти дурно намалеванные картины. «Да, да, вот они те волновавшие и восхищавшие и мучившие меня ложные образы, – говорил он себе, перебирая в своем воображении главные картины своего волшебного фонаря жизни, глядя теперь на них при этом холодном белом свете дня – ясной мысли о смерти. – Вот они, эти грубо намалеванные фигуры, которые представлялись чем то прекрасным и таинственным. Слава, общественное благо, любовь к женщине, самое отечество – как велики казались мне эти картины, какого глубокого смысла казались они исполненными! И все это так просто, бледно и грубо при холодном белом свете того утра, которое, я чувствую, поднимается для меня». Три главные горя его жизни в особенности останавливали его внимание. Его любовь к женщине, смерть его отца и французское нашествие, захватившее половину России. «Любовь!.. Эта девочка, мне казавшаяся преисполненною таинственных сил. Как же я любил ее! я делал поэтические планы о любви, о счастии с нею. О милый мальчик! – с злостью вслух проговорил он. – Как же! я верил в какую то идеальную любовь, которая должна была мне сохранить ее верность за целый год моего отсутствия! Как нежный голубок басни, она должна была зачахнуть в разлуке со мной. А все это гораздо проще… Все это ужасно просто, гадко!
Отец тоже строил в Лысых Горах и думал, что это его место, его земля, его воздух, его мужики; а пришел Наполеон и, не зная об его существовании, как щепку с дороги, столкнул его, и развалились его Лысые Горы и вся его жизнь. А княжна Марья говорит, что это испытание, посланное свыше. Для чего же испытание, когда его уже нет и не будет? никогда больше не будет! Его нет! Так кому же это испытание? Отечество, погибель Москвы! А завтра меня убьет – и не француз даже, а свой, как вчера разрядил солдат ружье около моего уха, и придут французы, возьмут меня за ноги и за голову и швырнут в яму, чтоб я не вонял им под носом, и сложатся новые условия жизни, которые будут также привычны для других, и я не буду знать про них, и меня не будет».