Данилов, Степан Степанович

Степан Степанович Данилов<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Член ВЦИК-1
1917 год
Делегат Всероссийского Учредительного собрания
28 ноября 1917 года — 5 января 1918 года
Предшественник:	должность учреждена
Преемник:	должность упразднена
Глава Костромы
1917 год
Предшественник:	Николай Воробьёв (городской голова)
Преемник:	Александр Языков
Военный комиссар Всероссийского главного штаба
с 15 мая 1920 года
Член Реввоенсовета
12 июля 1921 года — 2 февраля 1924 года
Рождение:	11 ноября 1876(1876-11-11) Российская империя Российская империя, Симбирская губерния
Смерть:	1939(1939) СССР СССР, ГУЛАГ
Партия:	Народная воля (1897-1904); РСДРП(б) → ВКП(б) (1904-30)
Образование:	духовная семинарию, неоконченное высшее медицинское и юридическое
Профессия:	журналист, редактор

Степа́н Степа́нович Дани́лов (11 ноября 1876, Симбирская губерния — 1939, ГУЛАГ) — революционер, большевик, журналист, глава Костромы, член Реввоенсовета, член ВЦИКа первого созыва, делегат Всероссийского учредительного собрания, сподвижник Ленина.

Биография

Ранние годы. Студент-народоволец

Степан Данилов родился 11 ноября 1876 года (или в 1877 году) в селе Панушково (или Пандиково) Курмышского уезда (Симбирская губерния) — ныне Красночетайского района Чувашии — в семье сельского священника, происходившего из чувашских крестьян.

Первоначально Степан получил духовное образование: окончив сельскую школу, он поступил в Алатырское духовное училище, выпустившись из которого он стал семинаристом Симбирской духовной семинарии. Закончив в 1897 году обучение в семинарии, Данилов поступил на медицинский факультет Томского университета, где вступил в тайный студенческий кружок народовольцев, который вёл революционную работу среди железнодорожников и рабочих типографии. В 1899 году за участие в студенческой забастовке он был исключён из университета (без права поступления в другие высшие учебные заведения) и выслан на родину, под надзор полиции.

В конце 1899 года Данилов уехал в Санкт-Петербург, где начал работать в экспедиции газеты «Сын Отечества» и в конторе журнала «Торговля». В конце 1901 года, совместно с революционером П. П. Баскаковым, он организовал снабжение подпольных типографий шрифтами и краской.

Большевик

В 1904 году, будучи земским статистом в Ярославле и одновременно занимаясь в Демидовском юридическом лицее, Степан Данилов вступил в партию большевиков, где стал пропагандистом. Он работал в организациях по борьбе с голодом, тифом и цингой в Сызрани, на лечебно-продовольственном пункте, помогал при сборе статистике отхожих промыслов в земском статистическом бюро (до осени 1905 года).

Летом 1905 года Данилов участвовал в нелегальном Всероссийском съезде представителей студенческих организаций в Финляндии, за что подвергался преследованиям царского правительства. В 1907 году он работал в столичном большевистском издательстве «Зерно» (основано Михаилом Кедровым в 1906 году), в 1908—1910 годах — вёл революционную работу.

В 1911 году Степан Степанович служил в редакции газеты «Звезда», а затем был заведующим редакцией в ежедневной газете «Правда» (с апреля 1912 года) и главным распорядителем в легальном большевистском журнале «Вопросы страхования». С 1914 года он стал секретарём больничной кассы Путиловского завода, после чего работал в Твери: в земстве, в продовольственной управе, в Союзе кооператоров. В этот период он также вёл подпольную работу в Казани и Симбирске.

В период Первой мировой войны, в декабре 1916 года, Данилов был призван в Русскую императорскую армию.

После 1917 года

Февральскую революцию Степан Данилов встретил в Костроме, где был избран председателем местного Совета рабочих и солдатских депутатов, членом Костромского губкома партии большевиков и председателем исполкома Костромского Совета. Стал депутатом Первого Всероссийского съезда Советов, был избран в первый состав ВЦИКа.

В конце 1917 года Данилов был избран делегатом Учредительного собрания по Костромскому округу (список № 4 — большевики). Он присутствовал на заседании Собрания 5 января 1918 года.

Данилов был непосредственным участником большевистского переворота в Петрограде, получившего позже название Октябрьской революции. В начале 1918 года он уехал на лечение в Геленджик, при этом работал в Новороссийской партийной газете.

Осенью 1918 года в качестве комиссара штаба Высшей военной инспекции Данилов прибыл в Чувашию, где помогал местным властям в проведении мобилизации в Красную Армию. Тогда же он принял участие в подавлении антисоветского мятежа в Курмыше (2—6 сентября 1918 года). По возвращении в Москву Степан Данилов занимал должность председателя политотдела Высшей военной инспекции.

С 15 мая 1920 года Данилов служил военным комиссаром Всероссийского Главного штаба, а затем Штаба РККА. Он был членом Реввоенсовета РСФСР и СССР в 1921—1924 годах. Был делегатом X съезда РКП(б) в Москве (29 марта — 5 апреля 1920 года) и II-го Всесоюзного Съезда Советов (с 26 января по 2 февраля 1924 года).

В архивах сохранились документы с пометками Владимира Ленина «на отзыв Данилову». Ленин советовался со Степаном Степановичем не только по военным, но и по административным вопросам, по поводу деятельности партийных организаций и советского аппарата на местах, в губерниях, городах и уездах. С ноября 1917 года до смерти Ленина Данилов работал в высших военных органах, постоянно находясь возле лидера большевиков.

Данилов был участником похоронной комиссии В. И. Ленина (1924), а также участником Московской конференции по разоружению (1922). В 1924 году Степан Данилов был демобилизован из Красной Армии, оставаясь в качестве состоящего для особо важных поручений при Реввоенсовете. С 1925 года он работал статистиком в Сельхозсоюзе. В 1927—1930 годах он числился в издательском отделе Института Маркса и Энгельса при ЦК ВКП(б). Написал воспоминания о Ленине.

После 1930. Репрессии

В июле 1930 года Данилов был исключён из ВКП(б) как троцкист, «за взгляды, несовместимые с пребыванием в ВКП(б)». В декабре 1934 года он, будучи экономистом-транспортником в Москве, был арестован. 9 сентября 1937 года был приговорён к расстрелу (или к лишению свободы на 5 или 10 лет), содержался в Суздальской тюрьме. Умер в лагере.

В 1956 году Степан Данилов был реабилитирован посмертно. 7 августа 1981 года Комиссия партийного контроля при ЦК КПСС восстановила его в рядах коммунистической партии.

Интересные факты

• Степан Данилов написал письмо в ЦК РКП(б)-ВКП(б), в котором обвинял С. С. Бакинского — первого Народного секретаря по межнациональным делам УССР — в сотрудничестве с царским охранным отделением.

Псевдонимы

Д. Янов, Л. Васильев, П. Курмский, Волгарь, С. Демьянов, П. Демьянов, Леонтий Чевский, Чеслав Гурский, П. Курм—ский, Ив. Кожебаткин, В. Курмский, Л. Ч., Ч. Г., Л. Чев—ский, Леонтий Че—вский, Леонтий Чев—ский, Ч. Ярский.

Произведения

• Автобиография (1931).
• Статьи о хозяйственном укладе чувашей в Курмышском уезде Симбирской губернии (1900), о профсоюзном движении и страховании рабочих (1912—1916), о советском и хозяйственном строительстве, о международном положении РСФСР (1921—1933).
• «Встречи с В. П. Ногиным» (1924) [записка].
• «„Звезда“ и „Правда“ в рабочем движении» (1930) [записка].
• «Черное воинство. Отделение церкви от государства» (1925) [брошюра].
• «Заметки о путешествии от Сухуми до Теберды по Военно-Сухумской дороге» (1927).
• «Религия и нравственность», «Тезисы о происхождении и сущности Пасхи», «Церковь и государство» (1925).
• «На острые темы», «Против грязной клеветы, против подлогов» [рукописи статей].
• «Экономическое обоснование дорожного строительства» (1933) [рукопись статьи].

Семья

Жена: Е. В. Данилова

Дочь: Н. С. Данилова

Литература

• ГА РФ. Ф. 533 — Всесоюзное общество политкаторжан и ссыльнопоселенцев, on. 1, д. 1287.
• Покровский А. С. Первый рабоче-солдатский парламент России. I Всероссийский съезд Советов рабочих и солдатских депутатов (3-24 июня 1917 г.). Опыт реконструкции списка участников. Контуры социального портрета. М., 2001.
• Данилов С. Владимир Ильич // Из воспоминаний // Молодая гвардия. 1924. — С. 2-3.
• Брайнин, И. Унпа Ленин калаҫнă / И. Брайнин // Коммунизм ялавĕ. — 1982. — 29 ҫу.
• Изоркин, А. «Звезда» хаҫатран пуҫласах / А. Изоркин // Коммунизм ялавĕ. — 1985. — 5 ҫу.
• Изоркин, А. Малти ретре пулнă / А. Изоркин // Коммунизм ялавĕ. — 1985. — 16 ҫурла.
• Брайнин, И. «На отзыв Данилову…» / И. Брайнин // Советская Чувашия. — 1983. — 11 ноября.
• Изоркин, А. Из гвардии большевиков / А. Изоркин // Блокнот агитатора. — 1986. — № 20. — С. 19-21.
• Изоркин, А. Член Реввоенсовета страны / А. Изоркин // Советская Чувашия. — 1986. — 11 декабря.
• Клементьев, В. Данилов Степан Степанович / В. Клементьев // Чувашская энциклопедия. — Чебоксары, 2006. — Т. 1 : А-Е. — С. 482—483.
• Любимов, В. Правдист из Чувашии / В. Любимов // Советская Чувашия. — 1965. — 5 мая.
• Медяков, М. Служили отчизне / М. Медяков // Советская Чувашия. — 2003. — 21 февраля.

См. также

• Народная воля
• Реввоенсовет
• Всероссийское учредительное собрание

Отрывок, характеризующий Данилов, Степан Степанович

– Ah! quel bonheur pour la princesse, – заговорила она. – Enfin! Il faut que je la previenne. [Ах, какая радость для княжны! Наконец! Надо ее предупредить.]
– Non, non, de grace… Vous etes m lle Bourienne, je vous connais deja par l'amitie que vous рorte ma belle soeur, – говорила княгиня, целуясь с француженкой. – Elle ne nous attend рas? [Нет, нет, пожалуйста… Вы мамзель Бурьен; я уже знакома с вами по той дружбе, какую имеет к вам моя невестка. Она не ожидает нас?]
Они подошли к двери диванной, из которой слышался опять и опять повторяемый пассаж. Князь Андрей остановился и поморщился, как будто ожидая чего то неприятного.
Княгиня вошла. Пассаж оборвался на середине; послышался крик, тяжелые ступни княжны Марьи и звуки поцелуев. Когда князь Андрей вошел, княжна и княгиня, только раз на короткое время видевшиеся во время свадьбы князя Андрея, обхватившись руками, крепко прижимались губами к тем местам, на которые попали в первую минуту. M lle Bourienne стояла около них, прижав руки к сердцу и набожно улыбаясь, очевидно столько же готовая заплакать, сколько и засмеяться.
Князь Андрей пожал плечами и поморщился, как морщатся любители музыки, услышав фальшивую ноту. Обе женщины отпустили друг друга; потом опять, как будто боясь опоздать, схватили друг друга за руки, стали целовать и отрывать руки и потом опять стали целовать друг друга в лицо, и совершенно неожиданно для князя Андрея обе заплакали и опять стали целоваться. M lle Bourienne тоже заплакала. Князю Андрею было, очевидно, неловко; но для двух женщин казалось так естественно, что они плакали; казалось, они и не предполагали, чтобы могло иначе совершиться это свидание.
– Ah! chere!…Ah! Marieie!… – вдруг заговорили обе женщины и засмеялись. – J'ai reve сette nuit … – Vous ne nous attendez donc pas?… Ah! Marieie,vous avez maigri… – Et vous avez repris… [Ах, милая!… Ах, Мари!… – А я видела во сне. – Так вы нас не ожидали?… Ах, Мари, вы так похудели. – А вы так пополнели…]
– J'ai tout de suite reconnu madame la princesse, [Я тотчас узнала княгиню,] – вставила m lle Бурьен.
– Et moi qui ne me doutais pas!… – восклицала княжна Марья. – Ah! Andre, je ne vous voyais pas. [А я не подозревала!… Ах, Andre, я и не видела тебя.]
Князь Андрей поцеловался с сестрою рука в руку и сказал ей, что она такая же pleurienicheuse, [плакса,] как всегда была. Княжна Марья повернулась к брату, и сквозь слезы любовный, теплый и кроткий взгляд ее прекрасных в ту минуту, больших лучистых глаз остановился на лице князя Андрея.
Княгиня говорила без умолку. Короткая верхняя губка с усиками то и дело на мгновение слетала вниз, притрогивалась, где нужно было, к румяной нижней губке, и вновь открывалась блестевшая зубами и глазами улыбка. Княгиня рассказывала случай, который был с ними на Спасской горе, грозивший ей опасностию в ее положении, и сейчас же после этого сообщила, что она все платья свои оставила в Петербурге и здесь будет ходить Бог знает в чем, и что Андрей совсем переменился, и что Китти Одынцова вышла замуж за старика, и что есть жених для княжны Марьи pour tout de bon, [вполне серьезный,] но что об этом поговорим после. Княжна Марья все еще молча смотрела на брата, и в прекрасных глазах ее была и любовь и грусть. Видно было, что в ней установился теперь свой ход мысли, независимый от речей невестки. Она в середине ее рассказа о последнем празднике в Петербурге обратилась к брату:
– И ты решительно едешь на войну, Andre? – сказала oia, вздохнув.
Lise вздрогнула тоже.
– Даже завтра, – отвечал брат.
– II m'abandonne ici,et Du sait pourquoi, quand il aur pu avoir de l'avancement… [Он покидает меня здесь, и Бог знает зачем, тогда как он мог бы получить повышение…]
Княжна Марья не дослушала и, продолжая нить своих мыслей, обратилась к невестке, ласковыми глазами указывая на ее живот:
– Наверное? – сказала она.
Лицо княгини изменилось. Она вздохнула.
– Да, наверное, – сказала она. – Ах! Это очень страшно…
Губка Лизы опустилась. Она приблизила свое лицо к лицу золовки и опять неожиданно заплакала.
– Ей надо отдохнуть, – сказал князь Андрей, морщась. – Не правда ли, Лиза? Сведи ее к себе, а я пойду к батюшке. Что он, всё то же?
– То же, то же самое; не знаю, как на твои глаза, – отвечала радостно княжна.
– И те же часы, и по аллеям прогулки? Станок? – спрашивал князь Андрей с чуть заметною улыбкой, показывавшею, что несмотря на всю свою любовь и уважение к отцу, он понимал его слабости.
– Те же часы и станок, еще математика и мои уроки геометрии, – радостно отвечала княжна Марья, как будто ее уроки из геометрии были одним из самых радостных впечатлений ее жизни.
Когда прошли те двадцать минут, которые нужны были для срока вставанья старого князя, Тихон пришел звать молодого князя к отцу. Старик сделал исключение в своем образе жизни в честь приезда сына: он велел впустить его в свою половину во время одевания перед обедом. Князь ходил по старинному, в кафтане и пудре. И в то время как князь Андрей (не с тем брюзгливым выражением лица и манерами, которые он напускал на себя в гостиных, а с тем оживленным лицом, которое у него было, когда он разговаривал с Пьером) входил к отцу, старик сидел в уборной на широком, сафьяном обитом, кресле, в пудроманте, предоставляя свою голову рукам Тихона.
– А! Воин! Бонапарта завоевать хочешь? – сказал старик и тряхнул напудренною головой, сколько позволяла это заплетаемая коса, находившаяся в руках Тихона. – Примись хоть ты за него хорошенько, а то он эдак скоро и нас своими подданными запишет. – Здорово! – И он выставил свою щеку.
Старик находился в хорошем расположении духа после дообеденного сна. (Он говорил, что после обеда серебряный сон, а до обеда золотой.) Он радостно из под своих густых нависших бровей косился на сына. Князь Андрей подошел и поцеловал отца в указанное им место. Он не отвечал на любимую тему разговора отца – подтруниванье над теперешними военными людьми, а особенно над Бонапартом.
– Да, приехал к вам, батюшка, и с беременною женой, – сказал князь Андрей, следя оживленными и почтительными глазами за движением каждой черты отцовского лица. – Как здоровье ваше?
– Нездоровы, брат, бывают только дураки да развратники, а ты меня знаешь: с утра до вечера занят, воздержен, ну и здоров.
– Слава Богу, – сказал сын, улыбаясь.
– Бог тут не при чем. Ну, рассказывай, – продолжал он, возвращаясь к своему любимому коньку, – как вас немцы с Бонапартом сражаться по вашей новой науке, стратегией называемой, научили.
Князь Андрей улыбнулся.
– Дайте опомниться, батюшка, – сказал он с улыбкою, показывавшею, что слабости отца не мешают ему уважать и любить его. – Ведь я еще и не разместился.
– Врешь, врешь, – закричал старик, встряхивая косичкою, чтобы попробовать, крепко ли она была заплетена, и хватая сына за руку. – Дом для твоей жены готов. Княжна Марья сведет ее и покажет и с три короба наболтает. Это их бабье дело. Я ей рад. Сиди, рассказывай. Михельсона армию я понимаю, Толстого тоже… высадка единовременная… Южная армия что будет делать? Пруссия, нейтралитет… это я знаю. Австрия что? – говорил он, встав с кресла и ходя по комнате с бегавшим и подававшим части одежды Тихоном. – Швеция что? Как Померанию перейдут?
Князь Андрей, видя настоятельность требования отца, сначала неохотно, но потом все более и более оживляясь и невольно, посреди рассказа, по привычке, перейдя с русского на французский язык, начал излагать операционный план предполагаемой кампании. Он рассказал, как девяностотысячная армия должна была угрожать Пруссии, чтобы вывести ее из нейтралитета и втянуть в войну, как часть этих войск должна была в Штральзунде соединиться с шведскими войсками, как двести двадцать тысяч австрийцев, в соединении со ста тысячами русских, должны были действовать в Италии и на Рейне, и как пятьдесят тысяч русских и пятьдесят тысяч англичан высадятся в Неаполе, и как в итоге пятисоттысячная армия должна была с разных сторон сделать нападение на французов. Старый князь не выказал ни малейшего интереса при рассказе, как будто не слушал, и, продолжая на ходу одеваться, три раза неожиданно перервал его. Один раз он остановил его и закричал:
– Белый! белый!
Это значило, что Тихон подавал ему не тот жилет, который он хотел. Другой раз он остановился, спросил:
– И скоро она родит? – и, с упреком покачав головой, сказал: – Нехорошо! Продолжай, продолжай.
В третий раз, когда князь Андрей оканчивал описание, старик запел фальшивым и старческим голосом: «Malbroug s'en va t en guerre. Dieu sait guand reviendra». [Мальбрук в поход собрался. Бог знает вернется когда.]
Сын только улыбнулся.
– Я не говорю, чтоб это был план, который я одобряю, – сказал сын, – я вам только рассказал, что есть. Наполеон уже составил свой план не хуже этого.
– Ну, новенького ты мне ничего не сказал. – И старик задумчиво проговорил про себя скороговоркой: – Dieu sait quand reviendra. – Иди в cтоловую.


В назначенный час, напудренный и выбритый, князь вышел в столовую, где ожидала его невестка, княжна Марья, m lle Бурьен и архитектор князя, по странной прихоти его допускаемый к столу, хотя по своему положению незначительный человек этот никак не мог рассчитывать на такую честь. Князь, твердо державшийся в жизни различия состояний и редко допускавший к столу даже важных губернских чиновников, вдруг на архитекторе Михайле Ивановиче, сморкавшемся в углу в клетчатый платок, доказывал, что все люди равны, и не раз внушал своей дочери, что Михайла Иванович ничем не хуже нас с тобой. За столом князь чаще всего обращался к бессловесному Михайле Ивановичу.
В столовой, громадно высокой, как и все комнаты в доме, ожидали выхода князя домашние и официанты, стоявшие за каждым стулом; дворецкий, с салфеткой на руке, оглядывал сервировку, мигая лакеям и постоянно перебегая беспокойным взглядом от стенных часов к двери, из которой должен был появиться князь. Князь Андрей глядел на огромную, новую для него, золотую раму с изображением генеалогического дерева князей Болконских, висевшую напротив такой же громадной рамы с дурно сделанным (видимо, рукою домашнего живописца) изображением владетельного князя в короне, который должен был происходить от Рюрика и быть родоначальником рода Болконских. Князь Андрей смотрел на это генеалогическое дерево, покачивая головой, и посмеивался с тем видом, с каким смотрят на похожий до смешного портрет.
– Как я узнаю его всего тут! – сказал он княжне Марье, подошедшей к нему.
Княжна Марья с удивлением посмотрела на брата. Она не понимала, чему он улыбался. Всё сделанное ее отцом возбуждало в ней благоговение, которое не подлежало обсуждению.
– У каждого своя Ахиллесова пятка, – продолжал князь Андрей. – С его огромным умом donner dans ce ridicule! [поддаваться этой мелочности!]
Княжна Марья не могла понять смелости суждений своего брата и готовилась возражать ему, как послышались из кабинета ожидаемые шаги: князь входил быстро, весело, как он и всегда ходил, как будто умышленно своими торопливыми манерами представляя противоположность строгому порядку дома.
В то же мгновение большие часы пробили два, и тонким голоском отозвались в гостиной другие. Князь остановился; из под висячих густых бровей оживленные, блестящие, строгие глаза оглядели всех и остановились на молодой княгине. Молодая княгиня испытывала в то время то чувство, какое испытывают придворные на царском выходе, то чувство страха и почтения, которое возбуждал этот старик во всех приближенных. Он погладил княгиню по голове и потом неловким движением потрепал ее по затылку.
– Я рад, я рад, – проговорил он и, пристально еще взглянув ей в глаза, быстро отошел и сел на свое место. – Садитесь, садитесь! Михаил Иванович, садитесь.
Он указал невестке место подле себя. Официант отодвинул для нее стул.
– Го, го! – сказал старик, оглядывая ее округленную талию. – Поторопилась, нехорошо!
Он засмеялся сухо, холодно, неприятно, как он всегда смеялся, одним ртом, а не глазами.
– Ходить надо, ходить, как можно больше, как можно больше, – сказал он.
Маленькая княгиня не слыхала или не хотела слышать его слов. Она молчала и казалась смущенною. Князь спросил ее об отце, и княгиня заговорила и улыбнулась. Он спросил ее об общих знакомых: княгиня еще более оживилась и стала рассказывать, передавая князю поклоны и городские сплетни.
– La comtesse Apraksine, la pauvre, a perdu son Mariei, et elle a pleure les larmes de ses yeux, [Княгиня Апраксина, бедняжка, потеряла своего мужа и выплакала все глаза свои,] – говорила она, всё более и более оживляясь.
По мере того как она оживлялась, князь всё строже и строже смотрел на нее и вдруг, как будто достаточно изучив ее и составив себе ясное о ней понятие, отвернулся от нее и обратился к Михайлу Ивановичу.
– Ну, что, Михайла Иванович, Буонапарте то нашему плохо приходится. Как мне князь Андрей (он всегда так называл сына в третьем лице) порассказал, какие на него силы собираются! А мы с вами всё его пустым человеком считали.
Михаил Иванович, решительно не знавший, когда это мы с вами говорили такие слова о Бонапарте, но понимавший, что он был нужен для вступления в любимый разговор, удивленно взглянул на молодого князя, сам не зная, что из этого выйдет.
– Он у меня тактик великий! – сказал князь сыну, указывая на архитектора.
И разговор зашел опять о войне, о Бонапарте и нынешних генералах и государственных людях. Старый князь, казалось, был убежден не только в том, что все теперешние деятели были мальчишки, не смыслившие и азбуки военного и государственного дела, и что Бонапарте был ничтожный французишка, имевший успех только потому, что уже не было Потемкиных и Суворовых противопоставить ему; но он был убежден даже, что никаких политических затруднений не было в Европе, не было и войны, а была какая то кукольная комедия, в которую играли нынешние люди, притворяясь, что делают дело. Князь Андрей весело выдерживал насмешки отца над новыми людьми и с видимою радостью вызывал отца на разговор и слушал его.