Даннройтер, Эдвард

Эдвард Даннройтер нем. Edward Dannreuther
Основная информация
Имя при рождении	нем. Edward George Dannreuther
Место рождения	Страсбург
Место смерти	Лондон
Страна	Королевство Франция Королевство Франция, Великобритания Великобритания
Профессии	пианист, композитор, музыковед, педагог
Инструменты	фортепиано

Эдвард Даннройтер (нем. Edward Dannreuther; 4 ноября 1844, Страсбург — 12 февраля 1905, Лондон) — британский пианист и музыковед эльзасского происхождения.

Биография

С 1849 г. жил в Цинциннати, где его отец основал фабрику по производству фортепиано. В 1860—1863 гг. учился в Лейпцигской консерватории у Игнаца Мошелеса и Морица Гауптмана, занимался также у Ференца Листа.

В 1863 г. дебютировал в Лондоне, впервые в Англии исполнив полностью Четвёртый концерт Бетховена и Второй концерт Шопена. Затем Даннройтер отправился в американское турне вместе с Карлом Розой и Юфросиной Парепа, о котором написал записки для издававшегося Чарлзом Диккенсом журнала «All the Year Round» (1865). После этого Даннройтер прочно обосновался в Англии.

Им были даны британские премьеры Второго концерта Листа, Концерта Грига (18.4.1874, Кристалл-палас, Лондон), Первого концерта Чайковского (11.3.1876, Кристалл-палас, Лондон).

Даннройтер был выдающимся пропагандистом новейшей музыки своего времени — и прежде всего творчества Рихарда Вагнера. В 1872 г. он был одним из соучредителей (а с 1895 г. президентом) Лондонского Вагнеровского общества, в 1877 г. — одним из организаторов в Лондоне Вагнеровского фестиваля, на который приехал сам композитор, остановившийся в доме Даннройтера. Он выпустил отдельными изданиями работы «Рихард Вагнер: тенденции и теории» (англ. Richard Wagner: His Tendencies and Theories) и «Рихард Вагнер и реформа оперы» (англ. Richard Wagner and the Reform of the Opera), перевёл на английский язык статьи Вагнера «Искусство будущего», «Бетховен», «О дирижировании». Полуприватные концерты в этом доме были посвящены современной музыке, и на них, помимо вышеназванных авторов, впервые в Великобритании прозвучали многие сочинения Иоганнеса Брамса, Йозефа Райнбергера, Ксавера Шарвенки, Джованни Сгамбати, Рихарда Штрауса и др.

С 1895 г. профессор фортепиано в Королевском колледже музыки. Среди его учеников разного времени были, в частности, Хьюберт Пэрри, Джеймс Фрискин, Уильям Хёрлстоун, Фредерик Доусон, Джон Александр Фуллер Мейтленд и др.

Похоронен в Лондоне.

Даннройтером написан шестой том «Оксфордской истории музыки» (англ. Oxford History of Music; 1905), посвящённый музыке романтизма, от Карла Марии Вебера до Вагнера. Кроме того, он был одним из ключевых авторов Музыкального словаря Гроува: помимо 29-страничной статьи о Вагнере, Даннройтеру принадлежали в нём статьи о выдающихся пианистах-виртуозах (Клементи, Калькбреннер, Шопен, Алькан, Таузиг, Бюлов и др.), а также о Берлиозе, Григе, Чайковском, Глинке.

Автор фортепианных пьес, 2 циклов песен и других сочинений.

Семья

Отец — Абрам Даннройтер (нем. Abraham Dannreuther; ≈1820 — ?), мать — София Каролина Фишбахер (нем. Sophie Caroline Fischbacher; ≈1822 — ?).

Брат — Густав (21.7.1853, Цинциннати — 19.12.1923), скрипач; женат на Нелли Мортон Тейлор (англ. Nellie Morton Taylor; 1858—1942), пианистке.

Жена (с 5.8.1871) — Чариклея Антея Эвтерпа Ионидес (англ. Chariclea Anthea Euterpe Ionides; 23.2.1844, Tulse Hill, Лондон — 23.8.1923, Гастингс; похоронена в Лондоне), дочь Александра Константина Ионидеса (англ. Alexander Constantine Ionides; 1810, Константинополь — 1890), Генерального консула в Греции, и Эвтерпы Сгоута (англ. Euterpe Sgouta; 1816, Константинополь — 1892).

Сыновья:

• Тристан (англ. Tristan; 9.9.1872, Лондон — 10.5.1963) — капитан Королевского ВМФ, кавалер ордена Почётного легиона;
• Зигмунд (англ. Sigmund; 20.11.1873, Лондон — 5.4.1965, Calladown, Stoke Poges, Бакингемшир; похоронен в Оксфорде), бакалавр искусств Кембриджа, заместитель секретаря Министерства авиации; женат на Margaret Ethel Burbrook (≈1875 — ?);
• Вольфрам (англ. Wolfram; 20.10.1875, Лондон — 27.2.1950, Баттл (Восточный Суссекс); похоронен в Charing, Кент);
• Хьюберт Эдвард (12.12.1880, Лондон — 12.8.1977, Гастингс) — британский адмирал; один из шести оставшихся в живых членов экипажа HMS Invincible, потопленного в Ютландском сражении 1 июня 1916 г.; женат (с 1916) на Джейн Хэй Торбурн (англ. Jane Hay Thorburn; ≈1891 — ?).

. Дочь — Изольда (англ. Isolde; 13.11.1877, Лондон — 14.10.1953).

Память

На доме 12 Orme Square (Вестминстер, Лондон), в котором он жил, 26 июля 2005 года открыта мемориальная доска.

Ссылки

• [www.music-dic.ru/html-music-keld/d/2125.html Даннройтер, Даннрейтер Эдуард] (рус.). Музыкальный энциклопедический словарь (1990). Проверено 26 марта 2014.
• [www.monsalvat.no/biogs.htm Dannreuther, Edward] (англ.). Biografical Notes. Monsalvat — the Parsifal pages. Проверено 26 марта 2014.
• [gluedideas.com/Encyclopedia-Britannica-Volume-7-Part-1-Damascus-Education-Animals/Edward-Dannreuther.html Edward Dannreuther] (англ.). GluedIdeas.com. — (from Encyclopedia Britannica). Проверено 26 марта 2014.
• [homepages.rootsweb.ancestry.com/~cmricha/fam3634.html Family of Edward George Dannreuther and Chariclea Anthea Euterpe Ionides] (англ.). Richards of Wexford and other families. Проверено 26 марта 2014.
• Эдвард Даннройтер: ноты произведений на International Music Score Library Project

Отрывок, характеризующий Даннройтер, Эдвард

– Хорошо, за Бориса уже не хочешь выходить замуж?
Наташа вспыхнула. – Я не хочу ни за кого замуж итти. Я ему то же самое скажу, когда увижу.
– Вот как! – сказал Ростов.
– Ну, да, это всё пустяки, – продолжала болтать Наташа. – А что Денисов хороший? – спросила она.
– Хороший.
– Ну и прощай, одевайся. Он страшный, Денисов?
– Отчего страшный? – спросил Nicolas. – Нет. Васька славный.
– Ты его Васькой зовешь – странно. А, что он очень хорош?
– Очень хорош.
– Ну, приходи скорей чай пить. Все вместе.
И Наташа встала на цыпочках и прошлась из комнаты так, как делают танцовщицы, но улыбаясь так, как только улыбаются счастливые 15 летние девочки. Встретившись в гостиной с Соней, Ростов покраснел. Он не знал, как обойтись с ней. Вчера они поцеловались в первую минуту радости свидания, но нынче они чувствовали, что нельзя было этого сделать; он чувствовал, что все, и мать и сестры, смотрели на него вопросительно и от него ожидали, как он поведет себя с нею. Он поцеловал ее руку и назвал ее вы – Соня . Но глаза их, встретившись, сказали друг другу «ты» и нежно поцеловались. Она просила своим взглядом у него прощения за то, что в посольстве Наташи она смела напомнить ему о его обещании и благодарила его за его любовь. Он своим взглядом благодарил ее за предложение свободы и говорил, что так ли, иначе ли, он никогда не перестанет любить ее, потому что нельзя не любить ее.
– Как однако странно, – сказала Вера, выбрав общую минуту молчания, – что Соня с Николенькой теперь встретились на вы и как чужие. – Замечание Веры было справедливо, как и все ее замечания; но как и от большей части ее замечаний всем сделалось неловко, и не только Соня, Николай и Наташа, но и старая графиня, которая боялась этой любви сына к Соне, могущей лишить его блестящей партии, тоже покраснела, как девочка. Денисов, к удивлению Ростова, в новом мундире, напомаженный и надушенный, явился в гостиную таким же щеголем, каким он был в сражениях, и таким любезным с дамами и кавалерами, каким Ростов никак не ожидал его видеть.


Вернувшись в Москву из армии, Николай Ростов был принят домашними как лучший сын, герой и ненаглядный Николушка; родными – как милый, приятный и почтительный молодой человек; знакомыми – как красивый гусарский поручик, ловкий танцор и один из лучших женихов Москвы.
Знакомство у Ростовых была вся Москва; денег в нынешний год у старого графа было достаточно, потому что были перезаложены все имения, и потому Николушка, заведя своего собственного рысака и самые модные рейтузы, особенные, каких ни у кого еще в Москве не было, и сапоги, самые модные, с самыми острыми носками и маленькими серебряными шпорами, проводил время очень весело. Ростов, вернувшись домой, испытал приятное чувство после некоторого промежутка времени примеривания себя к старым условиям жизни. Ему казалось, что он очень возмужал и вырос. Отчаяние за невыдержанный из закона Божьего экзамен, занимание денег у Гаврилы на извозчика, тайные поцелуи с Соней, он про всё это вспоминал, как про ребячество, от которого он неизмеримо был далек теперь. Теперь он – гусарский поручик в серебряном ментике, с солдатским Георгием, готовит своего рысака на бег, вместе с известными охотниками, пожилыми, почтенными. У него знакомая дама на бульваре, к которой он ездит вечером. Он дирижировал мазурку на бале у Архаровых, разговаривал о войне с фельдмаршалом Каменским, бывал в английском клубе, и был на ты с одним сорокалетним полковником, с которым познакомил его Денисов.
Страсть его к государю несколько ослабела в Москве, так как он за это время не видал его. Но он часто рассказывал о государе, о своей любви к нему, давая чувствовать, что он еще не всё рассказывает, что что то еще есть в его чувстве к государю, что не может быть всем понятно; и от всей души разделял общее в то время в Москве чувство обожания к императору Александру Павловичу, которому в Москве в то время было дано наименование ангела во плоти.
В это короткое пребывание Ростова в Москве, до отъезда в армию, он не сблизился, а напротив разошелся с Соней. Она была очень хороша, мила, и, очевидно, страстно влюблена в него; но он был в той поре молодости, когда кажется так много дела, что некогда этим заниматься, и молодой человек боится связываться – дорожит своей свободой, которая ему нужна на многое другое. Когда он думал о Соне в это новое пребывание в Москве, он говорил себе: Э! еще много, много таких будет и есть там, где то, мне еще неизвестных. Еще успею, когда захочу, заняться и любовью, а теперь некогда. Кроме того, ему казалось что то унизительное для своего мужества в женском обществе. Он ездил на балы и в женское общество, притворяясь, что делал это против воли. Бега, английский клуб, кутеж с Денисовым, поездка туда – это было другое дело: это было прилично молодцу гусару.
В начале марта, старый граф Илья Андреич Ростов был озабочен устройством обеда в английском клубе для приема князя Багратиона.
Граф в халате ходил по зале, отдавая приказания клубному эконому и знаменитому Феоктисту, старшему повару английского клуба, о спарже, свежих огурцах, землянике, теленке и рыбе для обеда князя Багратиона. Граф, со дня основания клуба, был его членом и старшиною. Ему было поручено от клуба устройство торжества для Багратиона, потому что редко кто умел так на широкую руку, хлебосольно устроить пир, особенно потому, что редко кто умел и хотел приложить свои деньги, если они понадобятся на устройство пира. Повар и эконом клуба с веселыми лицами слушали приказания графа, потому что они знали, что ни при ком, как при нем, нельзя было лучше поживиться на обеде, который стоил несколько тысяч.
– Так смотри же, гребешков, гребешков в тортю положи, знаешь! – Холодных стало быть три?… – спрашивал повар. Граф задумался. – Нельзя меньше, три… майонез раз, – сказал он, загибая палец…
– Так прикажете стерлядей больших взять? – спросил эконом. – Что ж делать, возьми, коли не уступают. Да, батюшка ты мой, я было и забыл. Ведь надо еще другую антре на стол. Ах, отцы мои! – Он схватился за голову. – Да кто же мне цветы привезет?
– Митинька! А Митинька! Скачи ты, Митинька, в подмосковную, – обратился он к вошедшему на его зов управляющему, – скачи ты в подмосковную и вели ты сейчас нарядить барщину Максимке садовнику. Скажи, чтобы все оранжереи сюда волок, укутывал бы войлоками. Да чтобы мне двести горшков тут к пятнице были.
Отдав еще и еще разные приказания, он вышел было отдохнуть к графинюшке, но вспомнил еще нужное, вернулся сам, вернул повара и эконома и опять стал приказывать. В дверях послышалась легкая, мужская походка, бряцанье шпор, и красивый, румяный, с чернеющимися усиками, видимо отдохнувший и выхолившийся на спокойном житье в Москве, вошел молодой граф.
– Ах, братец мой! Голова кругом идет, – сказал старик, как бы стыдясь, улыбаясь перед сыном. – Хоть вот ты бы помог! Надо ведь еще песенников. Музыка у меня есть, да цыган что ли позвать? Ваша братия военные это любят.
– Право, папенька, я думаю, князь Багратион, когда готовился к Шенграбенскому сражению, меньше хлопотал, чем вы теперь, – сказал сын, улыбаясь.
Старый граф притворился рассерженным. – Да, ты толкуй, ты попробуй!