Мухаммад ибн Исмаил ад-Дарази

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Абу Абдуллах Мухаммад ибн Исмаил ад-Дарази
араб. محمد ابن إسماعيل الدرزي
Псевдонимы:

Ануштакин, Наштакин

Религия:

Ислам

Течение:

Исмаилизм

Новое религиозное движение:

Друзы

Место рождения:

Средняя Азия

Страна:

Фатимидский халифат

Абу Абдуллах Мухаммад ибн Исмаил ад-Дарази, более известен как Ануштакин или Наштакин ад-Дарази (араб. محمد ابن إسماعيل الدرزي‎; предположительно умер в 1018) — один из основателей религии друзов[1][2]. Иноверцы называют друзов так именно по имени Дарази. Сами друзы нередко негативно относятся к личности Дарази[2][3] и слово «друзы», как самоназвание не употребляют (часто воспринимают его, как оскорбительное). Они используют в отношении себя слово «муваххидун» (араб. موحدون‎), которое может быть переведено как «единобожники», а может быть переведено как «объединившиеся».





Биография

Ад-Дарази был тюрком или персом по происхождению, родился в Таразе (нынешняя Джамбульская область Казахстана).

Нисба «ад-Дарази» восходит к «сыновьям Даразы», которые были портными и ткачами[1]. По профессии, скорее всего, был портным, однако рано стал профессиональным исмаилитским проповедником, агентом фатимидских спецслужб, был привлечен к службе при фатимидском дворе в Каире во времена халифа Аль-Хакима. Сам халиф аль-Хаким «и его ближайший друг, философ ад-Дарази, проводили ночи, практикуя странные ритуалы на каирских холмах…». Известно, что Дарази прозывался «Меч Веры» и «Господин указующих (на прямой путь)»[3]. Привлек значительное количество новых членов в прото-друзскую общину в Каире, однако друзские источники утверждают, что Дарази в своих проповедях применял морально недопустимые методы[какие?] привлечения новых верующих.

Вероятно (но строго не доказано), что Дарази сыграл решающую роль в оформлении идеологии реформ аль-Хакима, проведении этих самых реформ в период самых радикальных мер и в уничтожении оппозиции реформам, по меньшей мере, в области внешней политики, пропаганды исмаилизма за рубежом, а также управления завоеванными Фатимидами провинциями.

На первом этапе Дарази поддержал аль-Хакима, нанося удар по традиционным христианским конфессиям и поддерживая оппозиционные христианские церкви и еврейскую общину, играя на имущественных конфликтах между христианскими конфессиями.

Другим руководителем прото-друзской общины был Хамза ибн Али ибн Ахмад[2]. По версии друзов, Хамза сильно расходился во взглядах с Дарази и фактически был его оппонентом[3]. Наконец есть распространенная в кругах, близких к друзским шейхам, версия, что Дарази был учеником Хамзы, исказившем волю и мысли своего учителя. Однако антидрузские источники утверждают, что, наоборот, Хамза был учеником Дарази.

Хамза ибн Али писал в своем «Послании о цели и добром наставлении»[3]:

...Так же и ад-Дарази, который назвал себя сперва «Мечом Веры» (араб. сайф аль-иман), когда же его стали порицать за это, и объяснили ему, что это абсурд и ложь, потому что вера (иман) не нуждается в мече, который будет ему помогать, но верующие нуждаются в силе меча и мощи, он отказался от этого имени, и прибавилось в нем неповиновения, стали ясными противоречия в его делах, и прозвал он себя языческим именем и сказал: «Я Господин указующих», то есть «я лучше Имама аль-Махди»

Дарази попал в опалу после того, как в 407 г.х. (1016 год) провозгласил (вероятно, против воли самого халифа) аль-Хакима инкарнацией бога[2][3]. По одной из версии он бежал в Ливан, где начал проповедовать учение о божественности аль-Хакима[2][3], по другой — был казнен. По версии, восходящей к друзским источникам Дарази, попав в опалу, возглавил уличные беспорядки в Каире в районе соборной мечети Райдан, направленные против Хамзы ибн Али, в ходе которых и погиб в первый день 409 года хиджры (1018 год). Также существут версии о смерти в 1019 и 1020 году[1].

Религиозные убеждения

После прибытия в Египет и начала служения у халифа аль-Хакима, ад-Дарази написал ему книгу, в которой говорится о том, что душа Адама переселялась в предков халифа, пока, наконец, не вселилась в него. Ад-Дарази в своих трудах утверждал пантеизм и теорию о переселении душ, он говорил, что Бог вселился в Али ибн Абу Талиба, а затем божественность передавалась из поколения в поколение, пока не вселилась в аль-Хакима. Ад-Дарази и Хамза ибн Али до начала противоречий между ними были единодушны в поклонении аль-Хакиму[1].

Аз-Захаби так описывал ад-Дарази[1]:

Он заявил о божественности аль-Хакима и был убит за это.

— Сияр Алам ан-нубала

Напишите отзыв о статье "Мухаммад ибн Исмаил ад-Дарази"

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 Аз-Зирикли. [books.google.kz/books?id=I9OvarpvJf4C&printsec=frontcover&hl=ru#v=onepage&q&f=false Аль-Алам] = الأعلام. — 15. — Бейрут: Дар аль-Ильм лиль-Малаин, 2002. — Т. 6. — С. 35.
  2. 1 2 3 4 5 [www.saaid.net/feraq/mthahb/36.htm Друзы] (ар.) = الدروز. — Всемирная ассамблея мусульманской молодежи.
  3. 1 2 3 4 5 6 [www.dorar.net/enc/firq/3334 Самые известные друзские проповедники и их воззрения] (ар.) = المبحث الرابع: أشهر دعاة الدروز وآراؤهم // Энциклопедия сект, приписываемых исламу. — Dorar.net.

Ссылки

  • [www.druze.ca/AboutDruze.html О друзах] (англ.)(недоступная ссылка — история). Сайт Калифорнийских друзов. Проверено 3 мая 2013. [web.archive.org/20110706175337/www.druze.ca/AboutDruze.html Архивировано из первоисточника 6 июля 2011].

Отрывок, характеризующий Мухаммад ибн Исмаил ад-Дарази

Княжна Марья прошлась по комнате и остановилась против него.
– Дронушка, – сказала княжна Марья, видевшая в нем несомненного друга, того самого Дронушку, который из своей ежегодной поездки на ярмарку в Вязьму привозил ей всякий раз и с улыбкой подавал свой особенный пряник. – Дронушка, теперь, после нашего несчастия, – начала она и замолчала, не в силах говорить дальше.
– Все под богом ходим, – со вздохом сказал он. Они помолчали.
– Дронушка, Алпатыч куда то уехал, мне не к кому обратиться. Правду ли мне говорят, что мне и уехать нельзя?
– Отчего же тебе не ехать, ваше сиятельство, ехать можно, – сказал Дрон.
– Мне сказали, что опасно от неприятеля. Голубчик, я ничего не могу, ничего не понимаю, со мной никого нет. Я непременно хочу ехать ночью или завтра рано утром. – Дрон молчал. Он исподлобья взглянул на княжну Марью.
– Лошадей нет, – сказал он, – я и Яков Алпатычу говорил.
– Отчего же нет? – сказала княжна.
– Все от божьего наказания, – сказал Дрон. – Какие лошади были, под войска разобрали, а какие подохли, нынче год какой. Не то лошадей кормить, а как бы самим с голоду не помереть! И так по три дня не емши сидят. Нет ничего, разорили вконец.
Княжна Марья внимательно слушала то, что он говорил ей.
– Мужики разорены? У них хлеба нет? – спросила она.
– Голодной смертью помирают, – сказал Дрон, – не то что подводы…
– Да отчего же ты не сказал, Дронушка? Разве нельзя помочь? Я все сделаю, что могу… – Княжне Марье странно было думать, что теперь, в такую минуту, когда такое горе наполняло ее душу, могли быть люди богатые и бедные и что могли богатые не помочь бедным. Она смутно знала и слышала, что бывает господский хлеб и что его дают мужикам. Она знала тоже, что ни брат, ни отец ее не отказали бы в нужде мужикам; она только боялась ошибиться как нибудь в словах насчет этой раздачи мужикам хлеба, которым она хотела распорядиться. Она была рада тому, что ей представился предлог заботы, такой, для которой ей не совестно забыть свое горе. Она стала расспрашивать Дронушку подробности о нуждах мужиков и о том, что есть господского в Богучарове.
– Ведь у нас есть хлеб господский, братнин? – спросила она.
– Господский хлеб весь цел, – с гордостью сказал Дрон, – наш князь не приказывал продавать.
– Выдай его мужикам, выдай все, что им нужно: я тебе именем брата разрешаю, – сказала княжна Марья.
Дрон ничего не ответил и глубоко вздохнул.
– Ты раздай им этот хлеб, ежели его довольно будет для них. Все раздай. Я тебе приказываю именем брата, и скажи им: что, что наше, то и ихнее. Мы ничего не пожалеем для них. Так ты скажи.
Дрон пристально смотрел на княжну, в то время как она говорила.
– Уволь ты меня, матушка, ради бога, вели от меня ключи принять, – сказал он. – Служил двадцать три года, худого не делал; уволь, ради бога.
Княжна Марья не понимала, чего он хотел от нее и от чего он просил уволить себя. Она отвечала ему, что она никогда не сомневалась в его преданности и что она все готова сделать для него и для мужиков.


Через час после этого Дуняша пришла к княжне с известием, что пришел Дрон и все мужики, по приказанию княжны, собрались у амбара, желая переговорить с госпожою.
– Да я никогда не звала их, – сказала княжна Марья, – я только сказала Дронушке, чтобы раздать им хлеба.
– Только ради бога, княжна матушка, прикажите их прогнать и не ходите к ним. Все обман один, – говорила Дуняша, – а Яков Алпатыч приедут, и поедем… и вы не извольте…
– Какой же обман? – удивленно спросила княжна
– Да уж я знаю, только послушайте меня, ради бога. Вот и няню хоть спросите. Говорят, не согласны уезжать по вашему приказанию.
– Ты что нибудь не то говоришь. Да я никогда не приказывала уезжать… – сказала княжна Марья. – Позови Дронушку.
Пришедший Дрон подтвердил слова Дуняши: мужики пришли по приказанию княжны.
– Да я никогда не звала их, – сказала княжна. – Ты, верно, не так передал им. Я только сказала, чтобы ты им отдал хлеб.
Дрон, не отвечая, вздохнул.
– Если прикажете, они уйдут, – сказал он.
– Нет, нет, я пойду к ним, – сказала княжна Марья
Несмотря на отговариванье Дуняши и няни, княжна Марья вышла на крыльцо. Дрон, Дуняша, няня и Михаил Иваныч шли за нею. «Они, вероятно, думают, что я предлагаю им хлеб с тем, чтобы они остались на своих местах, и сама уеду, бросив их на произвол французов, – думала княжна Марья. – Я им буду обещать месячину в подмосковной, квартиры; я уверена, что Andre еще больше бы сделав на моем месте», – думала она, подходя в сумерках к толпе, стоявшей на выгоне у амбара.
Толпа, скучиваясь, зашевелилась, и быстро снялись шляпы. Княжна Марья, опустив глаза и путаясь ногами в платье, близко подошла к ним. Столько разнообразных старых и молодых глаз было устремлено на нее и столько было разных лиц, что княжна Марья не видала ни одного лица и, чувствуя необходимость говорить вдруг со всеми, не знала, как быть. Но опять сознание того, что она – представительница отца и брата, придало ей силы, и она смело начала свою речь.
– Я очень рада, что вы пришли, – начала княжна Марья, не поднимая глаз и чувствуя, как быстро и сильно билось ее сердце. – Мне Дронушка сказал, что вас разорила война. Это наше общее горе, и я ничего не пожалею, чтобы помочь вам. Я сама еду, потому что уже опасно здесь и неприятель близко… потому что… Я вам отдаю все, мои друзья, и прошу вас взять все, весь хлеб наш, чтобы у вас не было нужды. А ежели вам сказали, что я отдаю вам хлеб с тем, чтобы вы остались здесь, то это неправда. Я, напротив, прошу вас уезжать со всем вашим имуществом в нашу подмосковную, и там я беру на себя и обещаю вам, что вы не будете нуждаться. Вам дадут и домы и хлеба. – Княжна остановилась. В толпе только слышались вздохи.
– Я не от себя делаю это, – продолжала княжна, – я это делаю именем покойного отца, который был вам хорошим барином, и за брата, и его сына.
Она опять остановилась. Никто не прерывал ее молчания.
– Горе наше общее, и будем делить всё пополам. Все, что мое, то ваше, – сказала она, оглядывая лица, стоявшие перед нею.
Все глаза смотрели на нее с одинаковым выражением, значения которого она не могла понять. Было ли это любопытство, преданность, благодарность, или испуг и недоверие, но выражение на всех лицах было одинаковое.
– Много довольны вашей милостью, только нам брать господский хлеб не приходится, – сказал голос сзади.