Даргинский литературный язык
Поделись знанием:
– Всё казаки поразули. Чистили для полковника избу, выносили их. Жалости смотреть, ребята, – сказал плясун. – Разворочали их: так живой один, веришь ли, лопочет что то по своему.
– А чистый народ, ребята, – сказал первый. – Белый, вот как береза белый, и бравые есть, скажи, благородные.
– А ты думаешь как? У него от всех званий набраны.
– А ничего не знают по нашему, – с улыбкой недоумения сказал плясун. – Я ему говорю: «Чьей короны?», а он свое лопочет. Чудесный народ!
– Ведь то мудрено, братцы мои, – продолжал тот, который удивлялся их белизне, – сказывали мужики под Можайским, как стали убирать битых, где страженья то была, так ведь что, говорит, почитай месяц лежали мертвые ихние то. Что ж, говорит, лежит, говорит, ихний то, как бумага белый, чистый, ни синь пороха не пахнет.
– Что ж, от холода, что ль? – спросил один.
– Эка ты умный! От холода! Жарко ведь было. Кабы от стужи, так и наши бы тоже не протухли. А то, говорит, подойдешь к нашему, весь, говорит, прогнил в червях. Так, говорит, платками обвяжемся, да, отворотя морду, и тащим; мочи нет. А ихний, говорит, как бумага белый; ни синь пороха не пахнет.
Все помолчали.
– Должно, от пищи, – сказал фельдфебель, – господскую пищу жрали.
Никто не возражал.
– Сказывал мужик то этот, под Можайским, где страженья то была, их с десяти деревень согнали, двадцать дён возили, не свозили всех, мертвых то. Волков этих что, говорит…
– Та страженья была настоящая, – сказал старый солдат. – Только и было чем помянуть; а то всё после того… Так, только народу мученье.
– И то, дядюшка. Позавчера набежали мы, так куда те, до себя не допущают. Живо ружья покидали. На коленки. Пардон – говорит. Так, только пример один. Сказывали, самого Полиона то Платов два раза брал. Слова не знает. Возьмет возьмет: вот на те, в руках прикинется птицей, улетит, да и улетит. И убить тоже нет положенья.
– Эка врать здоров ты, Киселев, посмотрю я на тебя.
– Какое врать, правда истинная.
– А кабы на мой обычай, я бы его, изловимши, да в землю бы закопал. Да осиновым колом. А то что народу загубил.
– Все одно конец сделаем, не будет ходить, – зевая, сказал старый солдат.
Разговор замолк, солдаты стали укладываться.
– Вишь, звезды то, страсть, так и горят! Скажи, бабы холсты разложили, – сказал солдат, любуясь на Млечный Путь.
– Это, ребята, к урожайному году.
– Дровец то еще надо будет.
– Спину погреешь, а брюха замерзла. Вот чуда.
– О, господи!
– Что толкаешься то, – про тебя одного огонь, что ли? Вишь… развалился.
Из за устанавливающегося молчания послышался храп некоторых заснувших; остальные поворачивались и грелись, изредка переговариваясь. От дальнего, шагов за сто, костра послышался дружный, веселый хохот.
| Даргинский литературный язык | |
| Самоназвание: |
дарган мез |
|---|---|
| Страны: | |
| Регионы: | |
| Классификация | |
| Категория: | |
|
Северокавказская надсемья (необщепризнано) | |
| Письменность: | |
| Языковые коды | |
| ГОСТ 7.75–97: |
даг 175 |
| ISO 639-1: |
— |
| ISO 639-2: |
dar |
| ISO 639-3: |
dar |
| См. также: Проект:Лингвистика | |
Даргинский литературный язык — один из даргинских языков, литературный язык даргинцев. Основан на акушинском языке. Преподаётся в большинстве школ в традиционных районах проживания даргинцев, однако в целом владение им часто остаётся пассивным и он лишь ограниченно используется для общения между носителями разных даргинских языков. Чаще при общении каждый говорит на своём языке, либо при полном отсутствии взаимопонимания — на русском языке. Поэтому численность говорящих на нём оценить очень сложно.
На нём издаются книги и газеты (самая массовая — «Замана») "Хайдакьла зяхlматчи", "Бархьдешла гьуни", "Эркиндешличи","Сагаси гьуникад" и «Шила гIямру» ведётся радиовещание.
Письменность
Письменность до 1928 года на арабской основе (хотя в 1860-70-х годах предпринимались попытки использования кириллицы), в 1928—1938 на латинской, с 1938 — на основе русской графики с использованием одного дополнительного знака I и многочисленных диграфов для обозначения специфических фонем дагестанских языков.
Даргинская литература
На литературном даргинском языке писал ряд писателей и поэтов:
- Абдуллаев, Сайгид Нухкадиевич (1903—1952)
- Абу-Бакар, Ахмедхан Абакарович (наст. фам. Абакаров) (1931—1991)
- Алиев, Хабиб Микаилович (1940—1992)
- Багандов, Газимбег Курбанович (1941—1994)
- Вагидов, Абдулла Магомедович (1940)
- Гази, Амир Раджабович (наст. фам. Газимагомедов) (1940)
- Гамидов, Магомед Халимбекович (1930)
- Гасанов, Ильяс Гаджимагомедович (1934)
- Иминагаев, Азиз (1892—1944)
- Расулов, Магомед-Расул Расулович (1936)
- Мунги, Ахмед (1843—1915)
- Нуров, Рабадан (1889—1942)
- Рабаданов, Сулейман Рабаданович (1932)
- Рашидов, Рашид Меджидович (1928)
- Сукур, Курбан (1848—1922)
- Шапиева, Умурахиль Магомедовна (1924)
Напишите отзыв о статье "Даргинский литературный язык"
Литература
- статья Даргинский язык с. 126—127. Лингвистический энциклопедический словарь / Гл. ред. В. Н. Ярцева. — М.: Сов. энциклопедия, 1990. — 683 с.
Ссылки
В Викисловаре список слов даргинского языка содержится в категории «Даргинский язык»
- [bigenc.ru/text/1941141 Даргинский литературный язык] / Ю. Б. Коряков // Большая российская энциклопедия : [в 35 т.] / гл. ред. Ю. С. Осипов. — М. : Большая Российская энциклопедия, 2004—.</span>
- [www.durov.com/linguistics4/abdullayev-67.htm Даргинский язык]
|
Это заготовка статьи об одном из языков мира. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
| ||||||||||||||||||
| ||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Даргинский литературный язык
– Нынче мало ли французов этих побрали; а сапог, прямо сказать, ни на одном настоящих нет, так, одна названье, – начал один из солдат новый разговор.– Всё казаки поразули. Чистили для полковника избу, выносили их. Жалости смотреть, ребята, – сказал плясун. – Разворочали их: так живой один, веришь ли, лопочет что то по своему.
– А чистый народ, ребята, – сказал первый. – Белый, вот как береза белый, и бравые есть, скажи, благородные.
– А ты думаешь как? У него от всех званий набраны.
– А ничего не знают по нашему, – с улыбкой недоумения сказал плясун. – Я ему говорю: «Чьей короны?», а он свое лопочет. Чудесный народ!
– Ведь то мудрено, братцы мои, – продолжал тот, который удивлялся их белизне, – сказывали мужики под Можайским, как стали убирать битых, где страженья то была, так ведь что, говорит, почитай месяц лежали мертвые ихние то. Что ж, говорит, лежит, говорит, ихний то, как бумага белый, чистый, ни синь пороха не пахнет.
– Что ж, от холода, что ль? – спросил один.
– Эка ты умный! От холода! Жарко ведь было. Кабы от стужи, так и наши бы тоже не протухли. А то, говорит, подойдешь к нашему, весь, говорит, прогнил в червях. Так, говорит, платками обвяжемся, да, отворотя морду, и тащим; мочи нет. А ихний, говорит, как бумага белый; ни синь пороха не пахнет.
Все помолчали.
– Должно, от пищи, – сказал фельдфебель, – господскую пищу жрали.
Никто не возражал.
– Сказывал мужик то этот, под Можайским, где страженья то была, их с десяти деревень согнали, двадцать дён возили, не свозили всех, мертвых то. Волков этих что, говорит…
– Та страженья была настоящая, – сказал старый солдат. – Только и было чем помянуть; а то всё после того… Так, только народу мученье.
– И то, дядюшка. Позавчера набежали мы, так куда те, до себя не допущают. Живо ружья покидали. На коленки. Пардон – говорит. Так, только пример один. Сказывали, самого Полиона то Платов два раза брал. Слова не знает. Возьмет возьмет: вот на те, в руках прикинется птицей, улетит, да и улетит. И убить тоже нет положенья.
– Эка врать здоров ты, Киселев, посмотрю я на тебя.
– Какое врать, правда истинная.
– А кабы на мой обычай, я бы его, изловимши, да в землю бы закопал. Да осиновым колом. А то что народу загубил.
– Все одно конец сделаем, не будет ходить, – зевая, сказал старый солдат.
Разговор замолк, солдаты стали укладываться.
– Вишь, звезды то, страсть, так и горят! Скажи, бабы холсты разложили, – сказал солдат, любуясь на Млечный Путь.
– Это, ребята, к урожайному году.
– Дровец то еще надо будет.
– Спину погреешь, а брюха замерзла. Вот чуда.
– О, господи!
– Что толкаешься то, – про тебя одного огонь, что ли? Вишь… развалился.
Из за устанавливающегося молчания послышался храп некоторых заснувших; остальные поворачивались и грелись, изредка переговариваясь. От дальнего, шагов за сто, костра послышался дружный, веселый хохот.
