Дари (центральноиранский диалект)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Дари́ — один из диалектов центральноиранского языка. Разговорный язык зороастрийцев, проживающих в провинциях Йезд и Керман, соответственно выделяют две его разновидности: йезди и кермани, довольно существенно различающихся между собой. Язык бытового общения, используемый исключительно в кругу своих (отсюда название: «dari» значит «дворовый») и практически непонятный окружающим мусульманам, называющим его «габри», то есть язык кафиров (немусульман). Никогда не использовался ни как литературный, ни как богослужебный (в этой роли у зороастрийцев Ирана выступали и выступают персидский и авестийский соответственно). В настоящее время в значительной степени вытеснен персидским и сохраняется прежде всего в сельских районах.

Напишите отзыв о статье "Дари (центральноиранский диалект)"



Литература

Отрывок, характеризующий Дари (центральноиранский диалект)

«Неужели эта рука, это лицо, эти глаза, все это чуждое мне сокровище женской прелести, неужели это все будет вечно мое, привычное, такое же, каким я сам для себя? Нет, это невозможно!..»
– Прощайте, граф, – сказала она ему громко. – Я очень буду ждать вас, – прибавила она шепотом.
И эти простые слова, взгляд и выражение лица, сопровождавшие их, в продолжение двух месяцев составляли предмет неистощимых воспоминаний, объяснений и счастливых мечтаний Пьера. «Я очень буду ждать вас… Да, да, как она сказала? Да, я очень буду ждать вас. Ах, как я счастлив! Что ж это такое, как я счастлив!» – говорил себе Пьер.


В душе Пьера теперь не происходило ничего подобного тому, что происходило в ней в подобных же обстоятельствах во время его сватовства с Элен.
Он не повторял, как тогда, с болезненным стыдом слов, сказанных им, не говорил себе: «Ах, зачем я не сказал этого, и зачем, зачем я сказал тогда „je vous aime“?» [я люблю вас] Теперь, напротив, каждое слово ее, свое он повторял в своем воображении со всеми подробностями лица, улыбки и ничего не хотел ни убавить, ни прибавить: хотел только повторять. Сомнений в том, хорошо ли, или дурно то, что он предпринял, – теперь не было и тени. Одно только страшное сомнение иногда приходило ему в голову. Не во сне ли все это? Не ошиблась ли княжна Марья? Не слишком ли я горд и самонадеян? Я верю; а вдруг, что и должно случиться, княжна Марья скажет ей, а она улыбнется и ответит: «Как странно! Он, верно, ошибся. Разве он не знает, что он человек, просто человек, а я?.. Я совсем другое, высшее».