Дарюс, Стяпонас

Стяпонас Дарюс
Steponas Darius Stephen Darius
Дата рождения	9 января 1896(1896-01-09)
Место рождения	хутор Рубишкес, Россиенский уезд, Ковенская губерния, Российская империя ныне Клайпедский район
Дата смерти	17 июля 1933(1933-07-17) (37 лет)
Принадлежность	США США Литва Литва
Род войск	Артиллерия Военно-воздушные силы
Годы службы	1917—1919 1920—1928
Звание	Капитан
Часть	ВВС Литвы
Сражения/войны	Первая мировая война Война за независимость Литвы Клайпедское восстание 1923 года
Награды и премии
В отставке	с 1928 года

Стя́понас Да́рюс (лит. Steponas Darius, имя при рождении Стяпонас Юця́вичус-Дара́шюс (лит. Steponas Jucevičius-Darašius) англ. Stephen Darius; 9 января 1896 — 17 июля 1933) — литовский военный лётчик, спортсмен, участник Олимпийских игр, участник войны за независимость; американский лётчик гражданской авиации, представитель литовской диаспоры в США, участник Первой мировой войны. Погиб, совершая трансатлантический перелёт по маршруту Нью-Йорк — Каунас вместе со Стасисом Гиренасом.

Биография

Детство и юность

Из крестьян. Родился 9 января 1896 года на хуторе Рубишкес, Россиенского уезда Ковенской губернии. Родители — Йонас Ромуалдас и Аугустина. Крещён в римско-католическую веру.

В 1905 году умирает его отец, и в следующем году мать вторично выходит замуж за Казиса Дягутиса — опекуна семьи.

В 1907 году с родителями эмигрировал в США, где уже жил старший брат.

Военная карьера

Во время Первой мировой войны вступил добровольцем в Армию США. Был телефонистом. Сражался во Франции, был ранен. Награждён Пурпурным Сердцем и медалью Победы. В Армии США с 12 апреля 1917 по 10 мая 1919 года.

В 1920 году поступил в Чикагский университет, где также посещал курсы офицеров запаса, но обучение в нём продолжать не стал. В то время в Литве шла война за независимость, и Дарюс решил принять в ней участие. В том же году он вернулся на родину и вступил в Войско Литовское. Служил в разведывательном отделении Генерального штаба.

15 октября 1920 поступает в Каунасское военное училище, готовившее младших офицеров. 8 мая 1921 года заканчивает военное училище и зачисляется в артиллерию, но уже 19 июня поступает на курсы лётчиков.

После окончания теоретического курса в 1922 году ему присваивается звание лейтенанта авиации. 1 декабря 1924 года он становится военным лётчиком, а 18 декабря ему присваивается звание старшего лейтенанта.

Стяпонас Дарюс был активным участником Клайпедского восстания 1923 года, являлся одним из его руководителей. За участие в восстании был награждён медалью Освобождения Клайпеды.

В 1927 году вновь выехал в США, где работал в гражданской авиации.

Трансатлантический перелёт

15 июля 1933 вместе с лётчиком Стасисом Гиренасом предприняли попытку беспосадочного трансатлантического перелёта по маршруту Нью-Йорк — Каунас (7186 км) на самолёте, названном «Lituanica».

После удачного перелёта над северной частью Атлантического океана, занявшего 37 часов 11 минут, самолёт ночью 17 июля в 0:36 часов берлинского времени потерпел аварию в лесу на территории Германии, недалеко от Золдина; оба лётчика погибли. Самолёт пролетел 6411 км и разбился в 650 км от цели (в Каунасе готовилась торжественная встреча). Место катастрофы ныне находится на территории Польши у деревни Пшчельник (польск.) под Мыслибужем. Официальная версия немецкой комиссии: причиной аварии назвала плохие погодные условия и перерасход топлива, повёдший к недопустимо опасному снижению. В советском художественном фильме «Полёт через Атлантический океан» представлена версия, не имеющая исторических подтверждений, согласно которой самолёт пролетал над секретным концентрационным лагерем Берлинхен и был сбит.

Спорт

Дарюс был известным спортсменом, занимался баскетболом, хоккеем, бейсболом, боксом, лёгкой атлетикой. На Олимпийских играх 1924 года в Париже он был запасным вратарём сборной Литвы по футболу. На клубном уровне как футболист выступал за каунасскую команду ЛФЛС. Спортивный стадион в Каунасе назван в честь С. Дарюса и С. Гиренаса.

Память

Лётчики были торжественно похоронены в Каунасе на Воинском кладбище и обрели посмертную славу национальных героев Литвы. О лётчиках и их трансатлантическом полёте создано немало стихотворных произведений литовских поэтов: издавались специальные антологии. На русском языке стихотворение памяти Дарюса и Гиренаса написал К. Д. Бальмонт. Деревня, в которой родился Стяпонас Дарюс, переименована в его честь. Имена лётчиков носят улицы в городах Литвы, школы и гимназии, стадион в Каунасе. Памятник Дарюсу и Гиренасу установлен в Чикаго, где сложилась большая литовская диаспора. Изображения Дарюса и Гиренаса помещены на банкноте 10 литов.

• Transatlantinio skrydzio laida 1934.jpg

  Почтовая марка в память полёта Дарюса и Гиренаса

• LT-1993-10litų-Darius ir Girėnas-b.png

  Монета 10 литов, выпущенная к 60-летию полёта Дарюса и Гиренаса (1993)

• 10 litai (2001).jpg

  10 литов (2001)

• Dariaus ir Girėno medalis.jpeg

  Медаль Дарюса и Гиренаса

Награды

• Медаль Освобождения Клайпеды
• Пурпурное сердце
• Медаль Победы

Ссылки

• [www.plienosparnai.lt/page.php?11 Steponas Darius]
• [www.lizdas.lt/aviacija/lietuva/darius.htm Steponas Darius]

Отрывок, характеризующий Дарюс, Стяпонас

– Мама, Болконский приехал! – сказала она. – Мама, это ужасно, это несносно! – Я не хочу… мучиться! Что же мне делать?…
Еще графиня не успела ответить ей, как князь Андрей с тревожным и серьезным лицом вошел в гостиную. Как только он увидал Наташу, лицо его просияло. Он поцеловал руку графини и Наташи и сел подле дивана.
– Давно уже мы не имели удовольствия… – начала было графиня, но князь Андрей перебил ее, отвечая на ее вопрос и очевидно торопясь сказать то, что ему было нужно.
– Я не был у вас всё это время, потому что был у отца: мне нужно было переговорить с ним о весьма важном деле. Я вчера ночью только вернулся, – сказал он, взглянув на Наташу. – Мне нужно переговорить с вами, графиня, – прибавил он после минутного молчания.
Графиня, тяжело вздохнув, опустила глаза.
– Я к вашим услугам, – проговорила она.
Наташа знала, что ей надо уйти, но она не могла этого сделать: что то сжимало ей горло, и она неучтиво, прямо, открытыми глазами смотрела на князя Андрея.
«Сейчас? Сию минуту!… Нет, это не может быть!» думала она.
Он опять взглянул на нее, и этот взгляд убедил ее в том, что она не ошиблась. – Да, сейчас, сию минуту решалась ее судьба.
– Поди, Наташа, я позову тебя, – сказала графиня шопотом.
Наташа испуганными, умоляющими глазами взглянула на князя Андрея и на мать, и вышла.
– Я приехал, графиня, просить руки вашей дочери, – сказал князь Андрей. Лицо графини вспыхнуло, но она ничего не сказала.
– Ваше предложение… – степенно начала графиня. – Он молчал, глядя ей в глаза. – Ваше предложение… (она сконфузилась) нам приятно, и… я принимаю ваше предложение, я рада. И муж мой… я надеюсь… но от нее самой будет зависеть…
– Я скажу ей тогда, когда буду иметь ваше согласие… даете ли вы мне его? – сказал князь Андрей.
– Да, – сказала графиня и протянула ему руку и с смешанным чувством отчужденности и нежности прижалась губами к его лбу, когда он наклонился над ее рукой. Она желала любить его, как сына; но чувствовала, что он был чужой и страшный для нее человек. – Я уверена, что мой муж будет согласен, – сказала графиня, – но ваш батюшка…
– Мой отец, которому я сообщил свои планы, непременным условием согласия положил то, чтобы свадьба была не раньше года. И это то я хотел сообщить вам, – сказал князь Андрей.
– Правда, что Наташа еще молода, но так долго.
– Это не могло быть иначе, – со вздохом сказал князь Андрей.
– Я пошлю вам ее, – сказала графиня и вышла из комнаты.
– Господи, помилуй нас, – твердила она, отыскивая дочь. Соня сказала, что Наташа в спальне. Наташа сидела на своей кровати, бледная, с сухими глазами, смотрела на образа и, быстро крестясь, шептала что то. Увидав мать, она вскочила и бросилась к ней.
– Что? Мама?… Что?
– Поди, поди к нему. Он просит твоей руки, – сказала графиня холодно, как показалось Наташе… – Поди… поди, – проговорила мать с грустью и укоризной вслед убегавшей дочери, и тяжело вздохнула.
Наташа не помнила, как она вошла в гостиную. Войдя в дверь и увидав его, она остановилась. «Неужели этот чужой человек сделался теперь всё для меня?» спросила она себя и мгновенно ответила: «Да, всё: он один теперь дороже для меня всего на свете». Князь Андрей подошел к ней, опустив глаза.
– Я полюбил вас с той минуты, как увидал вас. Могу ли я надеяться?
Он взглянул на нее, и серьезная страстность выражения ее лица поразила его. Лицо ее говорило: «Зачем спрашивать? Зачем сомневаться в том, чего нельзя не знать? Зачем говорить, когда нельзя словами выразить того, что чувствуешь».
Она приблизилась к нему и остановилась. Он взял ее руку и поцеловал.
– Любите ли вы меня?
– Да, да, – как будто с досадой проговорила Наташа, громко вздохнула, другой раз, чаще и чаще, и зарыдала.
– Об чем? Что с вами?
– Ах, я так счастлива, – отвечала она, улыбнулась сквозь слезы, нагнулась ближе к нему, подумала секунду, как будто спрашивая себя, можно ли это, и поцеловала его.
Князь Андрей держал ее руки, смотрел ей в глаза, и не находил в своей душе прежней любви к ней. В душе его вдруг повернулось что то: не было прежней поэтической и таинственной прелести желания, а была жалость к ее женской и детской слабости, был страх перед ее преданностью и доверчивостью, тяжелое и вместе радостное сознание долга, навеки связавшего его с нею. Настоящее чувство, хотя и не было так светло и поэтично как прежнее, было серьезнее и сильнее.
– Сказала ли вам maman, что это не может быть раньше года? – сказал князь Андрей, продолжая глядеть в ее глаза. «Неужели это я, та девочка ребенок (все так говорили обо мне) думала Наташа, неужели я теперь с этой минуты жена , равная этого чужого, милого, умного человека, уважаемого даже отцом моим. Неужели это правда! неужели правда, что теперь уже нельзя шутить жизнию, теперь уж я большая, теперь уж лежит на мне ответственность за всякое мое дело и слово? Да, что он спросил у меня?»
– Нет, – отвечала она, но она не понимала того, что он спрашивал.
– Простите меня, – сказал князь Андрей, – но вы так молоды, а я уже так много испытал жизни. Мне страшно за вас. Вы не знаете себя.
Наташа с сосредоточенным вниманием слушала, стараясь понять смысл его слов и не понимала.
– Как ни тяжел мне будет этот год, отсрочивающий мое счастье, – продолжал князь Андрей, – в этот срок вы поверите себя. Я прошу вас через год сделать мое счастье; но вы свободны: помолвка наша останется тайной и, ежели вы убедились бы, что вы не любите меня, или полюбили бы… – сказал князь Андрей с неестественной улыбкой.
– Зачем вы это говорите? – перебила его Наташа. – Вы знаете, что с того самого дня, как вы в первый раз приехали в Отрадное, я полюбила вас, – сказала она, твердо уверенная, что она говорила правду.
– В год вы узнаете себя…
– Целый год! – вдруг сказала Наташа, теперь только поняв то, что свадьба отсрочена на год. – Да отчего ж год? Отчего ж год?… – Князь Андрей стал ей объяснять причины этой отсрочки. Наташа не слушала его.
– И нельзя иначе? – спросила она. Князь Андрей ничего не ответил, но в лице его выразилась невозможность изменить это решение.
– Это ужасно! Нет, это ужасно, ужасно! – вдруг заговорила Наташа и опять зарыдала. – Я умру, дожидаясь года: это нельзя, это ужасно. – Она взглянула в лицо своего жениха и увидала на нем выражение сострадания и недоумения.
– Нет, нет, я всё сделаю, – сказала она, вдруг остановив слезы, – я так счастлива! – Отец и мать вошли в комнату и благословили жениха и невесту.
С этого дня князь Андрей женихом стал ездить к Ростовым.


Обручения не было и никому не было объявлено о помолвке Болконского с Наташей; на этом настоял князь Андрей. Он говорил, что так как он причиной отсрочки, то он и должен нести всю тяжесть ее. Он говорил, что он навеки связал себя своим словом, но что он не хочет связывать Наташу и предоставляет ей полную свободу. Ежели она через полгода почувствует, что она не любит его, она будет в своем праве, ежели откажет ему. Само собою разумеется, что ни родители, ни Наташа не хотели слышать об этом; но князь Андрей настаивал на своем. Князь Андрей бывал каждый день у Ростовых, но не как жених обращался с Наташей: он говорил ей вы и целовал только ее руку. Между князем Андреем и Наташей после дня предложения установились совсем другие чем прежде, близкие, простые отношения. Они как будто до сих пор не знали друг друга. И он и она любили вспоминать о том, как они смотрели друг на друга, когда были еще ничем , теперь оба они чувствовали себя совсем другими существами: тогда притворными, теперь простыми и искренними. Сначала в семействе чувствовалась неловкость в обращении с князем Андреем; он казался человеком из чуждого мира, и Наташа долго приучала домашних к князю Андрею и с гордостью уверяла всех, что он только кажется таким особенным, а что он такой же, как и все, и что она его не боится и что никто не должен бояться его. После нескольких дней, в семействе к нему привыкли и не стесняясь вели при нем прежний образ жизни, в котором он принимал участие. Он про хозяйство умел говорить с графом и про наряды с графиней и Наташей, и про альбомы и канву с Соней. Иногда домашние Ростовы между собою и при князе Андрее удивлялись тому, как всё это случилось и как очевидны были предзнаменования этого: и приезд князя Андрея в Отрадное, и их приезд в Петербург, и сходство между Наташей и князем Андреем, которое заметила няня в первый приезд князя Андрея, и столкновение в 1805 м году между Андреем и Николаем, и еще много других предзнаменований того, что случилось, было замечено домашними.