Дасий Никомедийский
| Дасий | |
| греч. Δάσιος, лат. Dasius | |
 Мученичество Дасия, Гаийя и Зотика Никомедийских. Миниатюра из Минология Василия II | |
|
| |
| Смерть | |
|---|---|
| Почитается | |
| В лике | |
| День памяти | |
Дасий Никомедийский (греч. Δάσιος, лат. Dasius; казнён в 303, Никомедия) — один из Никомедийских мучеников, святой, почитаемый в лике мученика Римско-католической и Православными церквями (день памяти — 21 октября).
Биография
Согласно агиографическим источникам, Дасий был слугой в находившейся в Никомедии резиденции римского императора Диоклетиана. По одним данным, вместе со своими товарищами Зотиком[it] и Гаием[it] он был несправедливо обвинён язычниками в поджоге императорской резиденции. По другим известиям, Дасий со товарищами был схвачен после того, как низвергнул дары, возложенные на алтари языческих богов. Несмотря на жестокие пытки, Дасий, Зотик и Гаий отказались отречься от христианской веры. По приказу императора они были утоплены, став одними из первых жертв Великого гонения на христиан в начале IV века[1].
Как святые Дасий, Зотик и Гаий упоминались уже в сирийском мартирологе конца IV — начала V века, однако без упоминания о подробностях их мученичества. В «Мартирологе Иеронима[en]» уже сообщалось о месте их казни — городе Никомедии, и о том, что вместе с тремя святыми пострадали и последовавшие их примеру двенадцать римских воинов. Более подробный рассказ о Дасии и его товарищах содержится в византийском житии этих святых, информация из которого легла в основу свидетельств позднейших синаксарей. В «Римском мартирологе[en]» днём памяти святых Дасия, Зотика и Гаийя, мучеников никомедийских, названо 21 октября[1][2].
Напишите отзыв о статье "Дасий Никомедийский"
Примечания
- ↑ 1 2 Зайцев Д. В. [www.pravenc.ru/text/171410.html Дасий, Гаий, Зотик] // Православная энциклопедия. Том XIV. — М.: Церковно-научный центр «Православная энциклопедия», 2007. — С. 208. — 752 с. — 39 000 экз. — ISBN 978-5-89572-024-0
- ↑ [www.vatican.va/roman_curia/pontifical_academies/cult-martyrum/martiri/009.html#ottobre Martirologio] (итал.)
Ссылки
- [www.santiebeati.it/dettaglio/91799 San Dasio, Zotico e Caio (Gaio). Martiri a Nicomedia] (итал.)
Отрывок, характеризующий Дасий Никомедийский
В назначенный час обеда, однако, князь Андрей уже входил в собственный, небольшой дом Сперанского у Таврического сада. В паркетной столовой небольшого домика, отличавшегося необыкновенной чистотой (напоминающей монашескую чистоту) князь Андрей, несколько опоздавший, уже нашел в пять часов собравшееся всё общество этого petit comite, интимных знакомых Сперанского. Дам не было никого кроме маленькой дочери Сперанского (с длинным лицом, похожим на отца) и ее гувернантки. Гости были Жерве, Магницкий и Столыпин. Еще из передней князь Андрей услыхал громкие голоса и звонкий, отчетливый хохот – хохот, похожий на тот, каким смеются на сцене. Кто то голосом, похожим на голос Сперанского, отчетливо отбивал: ха… ха… ха… Князь Андрей никогда не слыхал смеха Сперанского, и этот звонкий, тонкий смех государственного человека странно поразил его.Князь Андрей вошел в столовую. Всё общество стояло между двух окон у небольшого стола с закуской. Сперанский в сером фраке с звездой, очевидно в том еще белом жилете и высоком белом галстухе, в которых он был в знаменитом заседании государственного совета, с веселым лицом стоял у стола. Гости окружали его. Магницкий, обращаясь к Михайлу Михайловичу, рассказывал анекдот. Сперанский слушал, вперед смеясь тому, что скажет Магницкий. В то время как князь Андрей вошел в комнату, слова Магницкого опять заглушились смехом. Громко басил Столыпин, пережевывая кусок хлеба с сыром; тихим смехом шипел Жерве, и тонко, отчетливо смеялся Сперанский.
Сперанский, всё еще смеясь, подал князю Андрею свою белую, нежную руку.
– Очень рад вас видеть, князь, – сказал он. – Минутку… обратился он к Магницкому, прерывая его рассказ. – У нас нынче уговор: обед удовольствия, и ни слова про дела. – И он опять обратился к рассказчику, и опять засмеялся.
Князь Андрей с удивлением и грустью разочарования слушал его смех и смотрел на смеющегося Сперанского. Это был не Сперанский, а другой человек, казалось князю Андрею. Всё, что прежде таинственно и привлекательно представлялось князю Андрею в Сперанском, вдруг стало ему ясно и непривлекательно.
За столом разговор ни на мгновение не умолкал и состоял как будто бы из собрания смешных анекдотов. Еще Магницкий не успел докончить своего рассказа, как уж кто то другой заявил свою готовность рассказать что то, что было еще смешнее. Анекдоты большею частью касались ежели не самого служебного мира, то лиц служебных. Казалось, что в этом обществе так окончательно было решено ничтожество этих лиц, что единственное отношение к ним могло быть только добродушно комическое. Сперанский рассказал, как на совете сегодняшнего утра на вопрос у глухого сановника о его мнении, сановник этот отвечал, что он того же мнения. Жерве рассказал целое дело о ревизии, замечательное по бессмыслице всех действующих лиц. Столыпин заикаясь вмешался в разговор и с горячностью начал говорить о злоупотреблениях прежнего порядка вещей, угрожая придать разговору серьезный характер. Магницкий стал трунить над горячностью Столыпина, Жерве вставил шутку и разговор принял опять прежнее, веселое направление.
