Датские дворцы (яйцо Фаберже)
| «Датские дворцы» Яйца Фаберже | |
 | |
| Год изготовления |
1890 |
|---|---|
| Заказчик | |
| Первый владелец | |
| Текущий владелец | |
| Владелец |
|
| Год получения |
1972 |
| Дизайн и материалы | |
| Мастер |
Михаил Перхин, миниатюры — Константин Крыжицкий |
| Материалы |
Разноцветное золото, розово-лиловая эмаль, звёздчатые сапфиры, изумруды, бриллианты, красные бархатные подкладки. Ширма из разноцветного золота и акварели на перламутре |
| Высота |
102 мм |
| Ширина |
67 мм |
| Сюрприз | |
|
10-панельная ширма с изображением дворцов Дании и императорских яхт. | |
Датские дворцы — это ювелирное яйцо, одно из пятидесяти двух императорских пасхальных яиц, изготовленных фирмой Карла Фаберже для русской императорской семьи. Оно было создано и передано императору Александру III в 1890 году, подарившего его своей супруге, императрице Марии Фёдоровне, на Пасху. Яйцо находится в собственности фонда Матильды Геддингс Грей и с 22 ноября 2011 года экспонируется в Нью-Йоркском музее Метрополитен[1].
Содержание
Дизайн
Снаружи яйцо оформлено розово-лиловой эмалью, разделённой золотыми полосками на двенадцать секций. Шесть вертикальных линий и три горизонтальные линии инкрустированы огранёнными розой бриллиантами.[2] На каждом из пересечений линий расположены изумруды, а на вершине яйца располагается медальон с листьями, распускающимися вокруг звёздчатого сапфира в форме кабошона. С обратной стороны яйца расположены листья с орнаментами, выполненными при помощи чеканки.[3]
Сюрприз
Яйцо имеет механизм открытия для получения 10-панельной ширмы, изготовленной из разноцветного золота с акварелями на перламутре. Панели огранены округлыми золотыми венцами на верху и греческими меандрами снизу.[3] Все акварели выполнены Константином Крыжицким и датированы 1889 годом. На миниатюрах изображены императорские яхты Полярная звезда и Царевна; Замок Бернсторф в Копенгагене; Императорская вилла в парке Фреденсборг рядом с замком Фреденсборг; дворец Амалиенборг в Копенгагене; замок Кронборг в городе Хельсингёр; дворец Коттедж в Петергофе; Гатчинский дворец рядом с Санкт-Петербургом.[4]
История
Александр III получил яйцо «Датские дворцы» из магазина Фаберже 30 марта 1890 года и подарил его своей супруге Марии Фёдоровне 1 апреля того же года. Стоимость подарка составляла 4260 серебряных рублей. В январе 1893 года яйцо находилось в Гатчинском дворце и пробыло там вплоть до революции 1917 года.
В 1917 году оно вместе с другими императорскими яйцами было отправлено в Оружейную палату Кремля. В начале 1922 года яйцо было передано в Совнарком, а затем снова было возвращено в Оружейную палату летом 1927 года.[5]
Яйцо «Датские дворцы» вместе с 11 другими было выбрано для продажи за пределы СССР в апреле 1930 года и в том же году было продано Виктору Хаммеру за 1500 рублей. В галерее Хаммера ювелирное яйцо было выставлено на продажу в 1935 году за $25 000, а между февралём 1936 и ноябрём 1937 года оно было продано Николасу Х. Людвигу из Нью-Йорка. Яйцо находилось в частных коллекциях между 1962 и 1971 годами, когда оно было обнаружено в коллекции умершей Матильды Геддингс Грей. C 1972 года яйцо находится в собственности фонда Матильды Геддингс Грей и выставляется в в Музее Чиквуд города Нашвилл.
Напишите отзыв о статье "Датские дворцы (яйцо Фаберже)"
Примечания
- ↑ [www.metmuseum.org/exhibitions/listings/2011/faberge Fabergé from the Matilda Geddings Gray Foundation Collection]
- ↑ Lowes Will. Fabergé Eggs A Retrospective Encyclopedia. — Lanham, Maryland: Scarecrow Press Inc., 2001. — P. 27. — ISBN 0-8108-3946-6.
- ↑ 1 2 Lowes, 2001 pg. 27
- ↑ Lowes, 2001 pg. 27-28
- ↑ Lowes, 2001 pg. 28
|
Это заготовка статьи по искусству. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Отрывок, характеризующий Датские дворцы (яйцо Фаберже)
За Кайсаровым к Пьеру еще подошли другие из его знакомых, и он не успевал отвечать на расспросы о Москве, которыми они засыпали его, и не успевал выслушивать рассказов, которые ему делали. На всех лицах выражались оживление и тревога. Но Пьеру казалось, что причина возбуждения, выражавшегося на некоторых из этих лиц, лежала больше в вопросах личного успеха, и у него не выходило из головы то другое выражение возбуждения, которое он видел на других лицах и которое говорило о вопросах не личных, а общих, вопросах жизни и смерти. Кутузов заметил фигуру Пьера и группу, собравшуюся около него.– Позовите его ко мне, – сказал Кутузов. Адъютант передал желание светлейшего, и Пьер направился к скамейке. Но еще прежде него к Кутузову подошел рядовой ополченец. Это был Долохов.
– Этот как тут? – спросил Пьер.
– Это такая бестия, везде пролезет! – отвечали Пьеру. – Ведь он разжалован. Теперь ему выскочить надо. Какие то проекты подавал и в цепь неприятельскую ночью лазил… но молодец!..
Пьер, сняв шляпу, почтительно наклонился перед Кутузовым.
– Я решил, что, ежели я доложу вашей светлости, вы можете прогнать меня или сказать, что вам известно то, что я докладываю, и тогда меня не убудет… – говорил Долохов.
– Так, так.
– А ежели я прав, то я принесу пользу отечеству, для которого я готов умереть.
– Так… так…
– И ежели вашей светлости понадобится человек, который бы не жалел своей шкуры, то извольте вспомнить обо мне… Может быть, я пригожусь вашей светлости.
– Так… так… – повторил Кутузов, смеющимся, суживающимся глазом глядя на Пьера.
В это время Борис, с своей придворной ловкостью, выдвинулся рядом с Пьером в близость начальства и с самым естественным видом и не громко, как бы продолжая начатый разговор, сказал Пьеру:
– Ополченцы – те прямо надели чистые, белые рубахи, чтобы приготовиться к смерти. Какое геройство, граф!
Борис сказал это Пьеру, очевидно, для того, чтобы быть услышанным светлейшим. Он знал, что Кутузов обратит внимание на эти слова, и действительно светлейший обратился к нему:
– Ты что говоришь про ополченье? – сказал он Борису.
– Они, ваша светлость, готовясь к завтрашнему дню, к смерти, надели белые рубахи.
– А!.. Чудесный, бесподобный народ! – сказал Кутузов и, закрыв глаза, покачал головой. – Бесподобный народ! – повторил он со вздохом.
– Хотите пороху понюхать? – сказал он Пьеру. – Да, приятный запах. Имею честь быть обожателем супруги вашей, здорова она? Мой привал к вашим услугам. – И, как это часто бывает с старыми людьми, Кутузов стал рассеянно оглядываться, как будто забыв все, что ему нужно было сказать или сделать.
Очевидно, вспомнив то, что он искал, он подманил к себе Андрея Сергеича Кайсарова, брата своего адъютанта.
– Как, как, как стихи то Марина, как стихи, как? Что на Геракова написал: «Будешь в корпусе учитель… Скажи, скажи, – заговорил Кутузов, очевидно, собираясь посмеяться. Кайсаров прочел… Кутузов, улыбаясь, кивал головой в такт стихов.
Когда Пьер отошел от Кутузова, Долохов, подвинувшись к нему, взял его за руку.
– Очень рад встретить вас здесь, граф, – сказал он ему громко и не стесняясь присутствием посторонних, с особенной решительностью и торжественностью. – Накануне дня, в который бог знает кому из нас суждено остаться в живых, я рад случаю сказать вам, что я жалею о тех недоразумениях, которые были между нами, и желал бы, чтобы вы не имели против меня ничего. Прошу вас простить меня.
Пьер, улыбаясь, глядел на Долохова, не зная, что сказать ему. Долохов со слезами, выступившими ему на глаза, обнял и поцеловал Пьера.
Борис что то сказал своему генералу, и граф Бенигсен обратился к Пьеру и предложил ехать с собою вместе по линии.
– Вам это будет интересно, – сказал он.
– Да, очень интересно, – сказал Пьер.
Через полчаса Кутузов уехал в Татаринову, и Бенигсен со свитой, в числе которой был и Пьер, поехал по линии.
Бенигсен от Горок спустился по большой дороге к мосту, на который Пьеру указывал офицер с кургана как на центр позиции и у которого на берегу лежали ряды скошенной, пахнувшей сеном травы. Через мост они проехали в село Бородино, оттуда повернули влево и мимо огромного количества войск и пушек выехали к высокому кургану, на котором копали землю ополченцы. Это был редут, еще не имевший названия, потом получивший название редута Раевского, или курганной батареи.
Пьер не обратил особенного внимания на этот редут. Он не знал, что это место будет для него памятнее всех мест Бородинского поля. Потом они поехали через овраг к Семеновскому, в котором солдаты растаскивали последние бревна изб и овинов. Потом под гору и на гору они проехали вперед через поломанную, выбитую, как градом, рожь, по вновь проложенной артиллерией по колчам пашни дороге на флеши [род укрепления. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ], тоже тогда еще копаемые.
