Датский юбилей (яйцо Фаберже)

«Датский юбилей» Яйца Фаберже
Год изготовления	1903
Заказчик	Николай II
Первый владелец	Мария Фёдоровна
Текущий владелец
Владелец	неизвестен
Дизайн и материалы
Мастер	неизвестен
Материалы	золото, эмаль, слоновая кость
Высота	около 280 мм
Сюрприз
двусторонний портрет короля и королевы Дании

Датский юбилей — ювелирное яйцо, одно из императорских пасхальных яиц, изготовленных фирмой Карла Фаберже для русской императорской семьи. Создано в 1903 году по заказу императора Николая II в качестве подарка на Пасху для вдовствующей императрицы Марии Фёдоровны. Местоположение неизвестно, считается утраченным.

Краткая историческая справка

Поскольку данное изделие относится к утраченным, сведения о его перемещениях после вручения адресату в 1903 году отсутствуют либо не могут быть найдены в открытых источниках. Известно, что яйцо было тематически приурочено к сорокалетнему юбилею восшествия на престол родителей императрицы Марии Фёдоровны — короля Дании Кристиана и его супруги королевы Луизы.

Внешний вид

Сохранились изображения яйца «Датский юбилей», а также некоторые описания. Согласно таковым, оно было изготовлено из золота (золото использовалось также и в декоре изделия), украшено белой и синей эмалью. По центру размещен увенчанный короной медальон с вензелем, напоминающим букву «М»; в фоне медальона, по-видимому, геральдическая мантия и перекрещенные колосья либо цветы. На вершине яйца, покрытой золотой сеткой, установлена миниатюрная фигура датского королевского слона. Яйцо поддерживается тремя геральдическими львами, которые, в свою очередь, стоят на трехопорном постаменте.

Часто в качестве изображений изделия используются снимки его копий, изготовленных позднее; данные изображения правдоподобны, но не аутентичны. Иногда при подборе иллюстративного материала его также путают с яйцом «Датские дворцы».

Сюрприз

Сюрпризом «Датского юбилея» являлся миниатюрный двусторонний портрет акварелью на слоновой кости, изображающий соответственно короля Кристиана и королеву Луизу.

Отрывок, характеризующий Датский юбилей (яйцо Фаберже)

– Нет, тут утешенья мало, – сказал Ростов и отъехал. – В чем дело? – спросил он.
– Осмелюсь доложить вашему сиятельству, что грубый народ здешний не желает выпустить госпожу из имения и угрожает отпречь лошадей, так что с утра все уложено и ее сиятельство не могут выехать.
– Не может быть! – вскрикнул Ростов.
– Имею честь докладывать вам сущую правду, – повторил Алпатыч.
Ростов слез с лошади и, передав ее вестовому, пошел с Алпатычем к дому, расспрашивая его о подробностях дела. Действительно, вчерашнее предложение княжны мужикам хлеба, ее объяснение с Дроном и с сходкою так испортили дело, что Дрон окончательно сдал ключи, присоединился к мужикам и не являлся по требованию Алпатыча и что поутру, когда княжна велела закладывать, чтобы ехать, мужики вышли большой толпой к амбару и выслали сказать, что они не выпустят княжны из деревни, что есть приказ, чтобы не вывозиться, и они выпрягут лошадей. Алпатыч выходил к ним, усовещивая их, но ему отвечали (больше всех говорил Карп; Дрон не показывался из толпы), что княжну нельзя выпустить, что на то приказ есть; а что пускай княжна остается, и они по старому будут служить ей и во всем повиноваться.
В ту минуту, когда Ростов и Ильин проскакали по дороге, княжна Марья, несмотря на отговариванье Алпатыча, няни и девушек, велела закладывать и хотела ехать; но, увидав проскакавших кавалеристов, их приняли за французов, кучера разбежались, и в доме поднялся плач женщин.
– Батюшка! отец родной! бог тебя послал, – говорили умиленные голоса, в то время как Ростов проходил через переднюю.
Княжна Марья, потерянная и бессильная, сидела в зале, в то время как к ней ввели Ростова. Она не понимала, кто он, и зачем он, и что с нею будет. Увидав его русское лицо и по входу его и первым сказанным словам признав его за человека своего круга, она взглянула на него своим глубоким и лучистым взглядом и начала говорить обрывавшимся и дрожавшим от волнения голосом. Ростову тотчас же представилось что то романическое в этой встрече. «Беззащитная, убитая горем девушка, одна, оставленная на произвол грубых, бунтующих мужиков! И какая то странная судьба натолкнула меня сюда! – думал Ростов, слушяя ее и глядя на нее. – И какая кротость, благородство в ее чертах и в выражении! – думал он, слушая ее робкий рассказ.
Когда она заговорила о том, что все это случилось на другой день после похорон отца, ее голос задрожал. Она отвернулась и потом, как бы боясь, чтобы Ростов не принял ее слова за желание разжалобить его, вопросительно испуганно взглянула на него. У Ростова слезы стояли в глазах. Княжна Марья заметила это и благодарно посмотрела на Ростова тем своим лучистым взглядом, который заставлял забывать некрасивость ее лица.